За неделю до Нового года угораздило меня заболеть. И не каким-то банальным гриппом или простудой, а чем-то загадочным. Началось все с блуждающих болей в пояснице — я их списал на радикулит. Когда стала отниматься левая нога, решил, что от старости, сносил стоически (сорок лет, знаете ли, уже не шутка!). Рези внизу живота, тошнота и бессонница навели на мысль о скоротечности жизни, но стойкое наличие аппетита внушало определенный оптимизм. И только угодив в больницу, я испугался по-настоящему.
Врачи не могли поставить диагноз. Один говорил — камень в почке, другой — защемленный диск, третий — воспаление кишечника, четвертый вообще молчал и многозначительно тер переносицу.
Тут-то я впервые и подумал, что отравлен спецслужбами. Полоний или споры сибирской язвы — несомненно. А то и еще какая-нибудь дрянь. Перед мысленным взором прошли Ющенко, Литвиненко, Гайдар... За ними — явно не к месту — почему-то Беназир Бхутто. Хоть я и понимал, что явно выпадаю из этого ряда, мысль работала лихорадочно. Всю ночь, не сводя прощального взгляда с тусклых бликов на потолке, я шел по цепочке причин и следствий.
Я вспомнил, что за несколько дней до болезни меня отыскал один знакомый из прошлого. Он прилетел в Нью-Йорк на несколько дней из Москвы развлечься. Мы не виделись 25 лет. Да и в юности общались раза четыре. Но время смещает акценты, и по телефону он звучал так, будто ближе нас не было в мире людей. Будто все эти годы он только тем и занимался, что пытался меня найти, а теперь мечтает со мной поужинать. И вот мы поужинали в супердорогом итальянском ресторане на Пятой авеню, потому что, разыскивая меня, он не забывал искать и себя и нашел, став ведущим менеджером известной российской фирмы, человеком состоятельным и благодушным, гурманом и балагуром, отцом двоих детей, ценителем оперной и джазовой музыки. Теперь, мечась в холодном поту на постели, я не сомневался, что все это было для отвода глаз, для усыпления бдительности, чтобы понезаметнее всыпать смертельное зелье в мои скампии или панакоту. Не говоря уж о том, что этот человек мог только выдавать себя за моего знакомого. Узнать в нем того стройного красивого юношу, каким он был в нашу последнюю встречу, мог только такой наивный олух, как я...
Утром слабым срывающимся голосом я поведал о своей догадке женщине, от которой привык ничего не скрывать. Новость ее шокировала.
— Какой ужас, — сказала она. — Но главное, зачем? Зачем им тебя травить?
— Не знаю, — ответил я, хотя вопрос прозвучал немного обидно. Будто меня и отравить уже не за что. — Может, по ошибке. А может, потренироваться хотели...
Я не шутил, но она почему-то засмеялась.
Через день мне поставили диагноз, и никакого отношения к полонию он конечно же не имел. Банальный опоясывающий лишай. Но чем мой страх отличается от страха тех, кто, даже живя в Америке, убежден, что мейлы просматриваются, телефонные разговоры прослушиваются и за любое неосторожное слово можно поплатиться? А разве это так уж невозможно? Когда поправлюсь, надо об этом подумать.