Сергей, мы не будем говорить о Штирлице, потому что вас уже достали, наверное, но не можем не поговорить о Юлиане Семенове. Семенов всегда считался «красным», очень советским автором. Как его книги сочетаются с нашими сегодняшними представлениями о том времени? Что вы искали в Семенове в первую очередь?
Я читал Семенова еще в юности. Не могу сказать, чтобы я был потрясен, но… Юлиан Семенов в то время, да и сейчас, выделялся качеством. Хороший писатель, детективщик, герои у него были умны, обаятельны. И еще: внутри его якобы советскости всегда была антисоветскость. Именно за это его на самом деле и любили, я думаю. Успех «Семнадцати мгновений весны» был в скрытой, подспудной антисоветскости этой истории, поскольку каждый из смотрящих ассоциировал себя с Исаевым, который находится в стане врагов. И Семенов всегда бравировал некоторой «свободностью» суждений — конечно, не выходя за принципиальные рамки советского. Но это все работало 20 лет назад. Сейчас, если убрать идеологическую подоплеку Семенова, останется просто приключенческий роман. О том, как некий Всеволод Владимиров — он же Максим Исаев — участвует в борьбе с белогвардейским подпольем или внедряется во вражеские структуры. В принципе, Исаев — это тот же Фандорин…
Только настоящий.
Совершенно верно. В Фандорине есть некая условность и картонность стилизации, а у Семенова герой сделан всерьез. Когда мне для экранизации были предложены на выбор такие-то и такие-то сценарии и ни один меня не устроил, я вдруг случайно заметил, что на книжной полке у продюсера стоит книга Семенова. И сказал: вот как альтернатива давайте Семенова посмотрим? В свое время он мне нравился. И в течение 10 минут судьба фильма была решена. Конечно, потом все стали просчитывать, но принципиальное согласие компании «Централ Партнершип» было получено в течение первого получаса беседы.
Романы Семенова были написаны в период «возвращения к ленинским нормам», когда идеализировались чекисты 20-х годов и им противопоставлялись, условно говоря, чекисты 30-х: считалось, что на место идеалистов пришли безыдейные карьеристы-дуболомы — и отсюда все ужасы советской власти.
Противопоставления такого явного у Семенова нет, но везде идут ссылочки в романе — напротив реальных героев — «расстрелян как враг народа в 37, 38, 39-м годах». И у нас это тоже будет — ссылочки; они очень важны. Поучительность этой истории для меня в том, что никто из реальных участников революции не умер своей смертью. Те, кто в 20-е годы брали власть, почти все были уничтожены в 30-е. Что касается деления чекистов на «плохих» и «хороших» — да, я могу согласиться с Семеновым в том аспекте, что среди них тоже были честные люди. При этом у чекистов 20-х есть и свои особые черты — фанатизм, безжалостность, и самая главная их трагедия в том, что борются они за идею совершенно мертворожденную.
Писатель или режиссер вынужден оправдывать своих героев, даже жестоких. Вы на чьей стороне? Вы за белых или за красных?
Конечно, за белых. Хотя бы потому, что первоначально один из предложенных мне для экранизации сценариев был «Белая гвардия». Но тем не менее я не могу быть как режиссер только на одной из сторон. Это не оправдание — это жизнь. Это как сегодня: есть люди, убежденные в том, что они делают нужное и правильное дело. Они делают это не ради денег, а верят, что именно таким способом можно страну сделать счастливой.
Прошло семь дней съемок. В таких случаях всегда происходит корректировка между тем, что было задумано, и тем, что получается. Что получается по настроению, какой фильм?
Поскольку я начал снимать этот фильм на волне успеха «Ликвидации», меня больше всего сейчас беспокоит этот шлейф успеха. Он мешает, говорю без рисовки. Потому что во всех отзывах, звонках, пожеланиях и советах по поводу нового фильма — не важно, негативных или позитивных — прочитывается одна мысль: сделайте что-то вроде «Ликвидации-2». Но моя режиссерская задача — как раз сделать нечто с белого листа, другое. Мне хочется сделать не такую бойкую и не такую веселую и динамичную историю, но при этом надо, чтобы было интересно.
Что вы снимали в эти дни?
Сейчас в Севастополе мы снимаем город Владивосток — из второй части фильма. Так получилось, что в первые съемочные дни мы снимаем финал картины — и актерам тяжело играть финал, не поиграв хотя бы чуть-чуть в самой картине. В первые дни мы снимали самые массовые сцены — это тоже сложно, потому что группа не набрала еще нужный темп и ритм. Первые дни самые сложные по актерам — актеры еще примериваются, они еще не свободны. Не очень понимают, что они будут играть, хотя были репетиции и обсуждения. Задачи, которые ставятся перед тем же Даниилом Страховым или актрисой, которая играет Сашеньку, будущую жену Штирлица (ее у нас играет Вера Строкова), по своему уникальны, сложны. Но это все нормально. Также было и на «Ликвидации». И еще сложно лично мне представить, что команду «Мотор!» мне кричать еще более полугода. Это тяжело.
Ритм «Ликвидации», на мой взгляд, как раз неторопливый, а у Семенова клиповая манера письма, рваный темп — чередование документов и лирики, лирики и документов, который и в «Семнадцати мгновениях» держит напряжение…
Это вам так кажется, потому что вы давно не пересматривали «Мгновения». Если вы представите, что этот фильм вышел бы сегодня, в прайм-тайм, вы, возможно, придете к выводу, что сними такой фильм Лиознова сегодня — он, возможно, не имел бы такого успеха.
Интересно, почему?
Потому что сегодняшний телезритель развращен бессмысленным мельканием кадров и беготней героев. Зрителю уже трудно смотреть диалог длиннее, чем 20 секунд. А ведь у Семенова прекрасно выписанные диалоги. Вообще, надо сказать, что Семенов — идеальный писатель для кино, но умного, хорошего. А современная система мелкого винегрета в монтаже ужасно развращает зрителя: ему главное, чтобы все мелькало-мелькало-мелькало. Я, берясь за «Ликвидацию», испытывал огромное раздражение от того, что видел по телевизору, и ностальгию по фильмам, которые я смотрел в юности.
Можно ли поломать формат сериала, вместить в него большую глубину, чем принято, сделать из сериала большое кино? Какие есть способы работы с развращенным зрителем?
Пытаться брать не великую литературу, но крепкую, хорошую и пытаться делать тщательное, дорогое зрелище. Примерно то, что сделал в литературе Акунин. То есть максимально облагородить жанр сериала. Это в наших силах. Когда автор глубже и образованнее, чем зритель, он имеет право играть формами, ассоциациями, делать качественное произведение. Это возможный выход для телевидения — когда приличные люди делают приличные фильмы. Ведь примерно то же было и при советской власти: постепенно отходить от канонов соцреализма, по чуть-чуть усложнять, добавлять неоднозначности, уходить от штампов.
Деньги есть, на пике славы вам доверяют. Остается одна проблема. Сегодня кинорежиссеры жалуются на то, что актеры развращены сериалами, не способны создавать глубоких образов — у них даже физически нет времени, чтобы вживаться в роль.
Да, есть такая проблема. Хотя бы потому, что 90 процентов актеров разрываются одновременно между 50 проектами. Они обязательно должны где-то засветиться, поучаствовать, съездить, слетать, сыграть в триллере, сняться в поганой программе. Ну и сериалы, в которых они все играют. Они привыкли к быстроте телевизионных результатов. Текст сказали, а все остальное уже неважно. Но: актеры — они, как правило, за исключением патологических случаев, люди живые. И если начинать с ними работать, то ты ощущаешь их внутреннюю тоску по чему-то настоящему — они ведь сами знают, что большинство из того, в чем они снимаются…
Это фигня.
Да. И они, как правило, очень откликаются на возможность сделать что-то другое. И самое главное здесь — попытаться в ограниченные сроки сделать с актерами что-то приличное. Когда актеры видят, что я не халтурю, что я могу сделать 15 дублей, что я готов не снять того, что запланировано — хотя это ломает все графики, — они понимают, что я настроен на серьезную работу. Она может не получиться, конечно, но намерения у меня серьезные. И когда актеры видят это — они отвечают тем же.
Последнего вопроса не избежать: знакомы ли вы с Вячеславом Тихоновым и беседовали ли вы по поводу фильма?
Открою вам секрет: я бы очень хотел видеть Тихонова в роли отца Всеволода Владимирова. Но еще не разговаривал с ним об этом, приурочу этот разговор к дню рождения Вячеслава Васильевича, в феврале. Скажу только одно: я бы очень хотел, чтобы Тихонов сыграл у нас. Но я знаю, что человек он трудно уговариваемый. Кроме того, зная, что у него сложное отношение ко всему, что связано со Штирлицем…
Или, выражаясь проще, он просто ненавидит, когда его об этом спрашивают…
Да. И потому моя задача усложняется. Но я буду все равно просить его. Еще и потому, что Тихонов всегда был одним из самых любимых моих артистов. Тихонов крайне аккуратно относится к выбору своих ролей, и ему нужны в каком-то роде «рекомендательные письма», что называется. В свое время мне удалось с ним поработать, когда мы делали «Сочинение ко дню Победы», и тогда за меня просил его друг Станислав Ростоцкий. И тогда Тихонов меня принял, мы договорились обо всем. А вот как будет сейчас — не знаю. Но буду надеяться.
Фото: РИА НОВОСТИ; ЦЕНТРАЛ ПАРТНЕРШИП