Журналисты редко попадают в поле зрения собственных коллег: профессия обязывает всегда оставаться «в стороне». Но бывает, что они тоже становятся героями репортажей и новостей. Именно так случилось с корреспондентами радиостанции «Эхо Москвы» Владимиром Варфоломеевым и Романом Плюсовым.
Их вместе с коллегами из других российских СМИ задержали на митинге оппозиции на площади Согласия в Назрани и под охраной вывезли во Владикавказ. Митинг был разогнан.
Все это произошло под флагом проведения контртеррористической операции: соответствующий режим был официально введен на части территории республики. О том, как развивались события, «Огоньку» рассказал их очевидец — первый заместитель главного редактора «Эха Москвы» Владимир ВАРФОЛОМЕЕВ.
НА КАВКАЗЕ ВСЕ СПОКОЙНО
— Мы с нашим корреспондентом Романом Плюсовым были в командировке на Северном Кавказе: планировали посетить пять республик региона. Встречали нас неплохо. В Дагестане, к примеру, благодаря протекции президента Мухи Алиева мы съездили в зону контртеррористической операции (КТО), которая на тот момент была единственной в России, — в местечко Гимры. Там мы впервые увидели, что такое КТО. Представьте: небольшое село полностью оцеплено; на четыре тысячи местных жителей приходилось полторы тысячи милиционеров, солдат, омоновцев и сотрудников ФСБ; много бронетехники, вертолеты в небе.
Из Дагестана по совершенно пустым дорогам (всего один блокпост) добрались до Чечни. Там все было спокойно, благоустроенно, а ведь мы проезжали по окраинам городов, печально известных на всю страну, — Гудермеса, Шали, Аргуна. Из Чечни собрались в Ингушетию.
Вдруг звонит наш выпускающий редактор из Москвы, предупреждает, что на части Ингушетии введен режим КТО. Признаться честно, мы ожидали, что в этой республике у нас могут возникнуть проблемы. Я часто бываю там и знаю: в Ингушетии давно царит полная неразбериха. Крупнейшие родовые кланы не могут договориться между собой, идут постоянные разборки между силовиками. Однако введения режима КТО мы не ожидали. К тому же мы собирались взять интервью у президента Мурата Зязикова (о чем была предварительная договоренность) и надеялись: если что, он поможет, как нам помог тот же Алиев в Дагестане. Есть у меня и друзья среди милиционеров — в крайнем случае можно было бы обратиться к ним.
Одним словом, когда выезжали из Грозного, ожидали сложностей.
НЕЗАМЕТНАЯ КТО
Оказалось, ожидали зря: граница между Чечней и Ингушетией была почти что прозрачной. Мы беспрепятственно проехали через блокпост, миновали еще два. Вокруг все тихо, никаких военных колонн. Подъезжаем к Назрани. Снова ждем оцепления, тысячи военных, самолетов, бронетехнику — всего, что угодно. И снова — пусто. Въехали в Назрань — никого не встретили. Город такой же, как всегда, на улицах спокойно, небо голубое, солнце яркое.
Мы поселились в маленькой частной гостинице. Спросили у хозяйки: «Ну как тут у вас?» Она не поняла, про что мы, и кажется, даже не знала, что в городе действует режим КТО. Проехали по Назрани, были на площади Согласия, в Магасе, где располагается комплекс президентских и административных зданий, — никого и ничего. Кстати, и тех миллионов квадратных метров жилья, о которых ранее в Москве рапортовал президент Зязиков, мы тоже не увидели. Не увидели и промышленных предприятий в районе Назрани. Может, просто не туда смотрели.
Тревожные нотки прозвучали позже — по местному телевидению. В его эфире руководство республики убеждало людей не ходить на митинг оппозиции, который должен был состояться на следующий день.
А утром мы увидели совершенно другой город. На подъездах к площади Согласия—заслоны из грузовых и уборочных машин. Дальше — БТР с расчехленными пулеметами. У самой площади — спецназ, снайперы на крышах. В воздухе — армейские вертолеты зеленой раскраски с красными звездами. И все эти силы стянуты к месту проведения митинга оппозиции.
Самой оппозиции, той самой колонны из 200 человек, мы так и не увидели — не успели. К нам подошли пятеро в штатском. Сказали, что из милиции, попросили предъявить документы, а затем предложили проехать до городского управления внутренних дел — «там проверят и отпустят». Так нас из прямого эфира и изъяли. Впрочем, не только нас — как мы потом увидели, всю прессу просто отрезали от происходящего.
НЕДОРАЗУМЕНИЕ НА ВОСЕМЬ ЧАСОВ
Следующие полдня мы провели в том самом управлении, к счастью, не в КПЗ, а в кабинетах начальства. И это был срез того, что происходит в Ингушетии: странность на странности и полная неразбериха.
Сначала сидели в кабинете начальника милиции общественной безопасности. Самого начальника не оказалось — только его заместитель, которому было не до нас. Затем стали писать объяснительные об обстоятельствах задержания. Написали. Где-то через полтора часа пришел милиционер с площади. Сел составлять рапорт. От него мы узнали про беспорядки. Еще через полчаса прибыло пополнение: привезли коллег-журналистов — двух с ВГТРК, двух с питерского пятого телеканала, корреспондента радио «Свобода» и корреспондентку «Новой газеты». Двое последних жаловались, что их били, однако внешне никаких следов мы, к счастью, не заметили. Ребята были как раз с площади. Рассказали, как пришла толпа из 150 — 200 человек, как в ОМОН полетели бутылки с зажигательной смесью и камни. Корреспондент «Свободы» сидел в магазинчике за стеклом и вышел спросить у омоновцев, есть ли пострадавшие. Тут его и взяли, отобрав все вещи. Коллег из ВГТРК задержали вообще в другом месте, без камер — они даже не работали! Корреспонденты пятого канала единственные, кто успел заснять те самые камни с бутылками. Потом их тоже задержали. Все, конечно, были возмущены, говорили в один голос: в законе о КТО нет ни слова об ограничении работы СМИ. Нам ответили: в зоне КТО можно задерживать любого.
Через три часа появился зампрокурора республики Гелани Мержуев. Он улыбался так сладко-сладко, по-восточному, говорил про недоразумение, про то, что мы гости, что заботятся о нас и о нашей безопасности. Коллеги спросили: «А били нас почему?» «Ну кто же мог вас ударить?! — воскликнул Мержуев. — Ну что вы такое говорите!»
Следующие несколько часов нас кормили обещаниями, я бы даже сказал — перекормили. Мержуев обещал, что мы сейчас все поедем на интервью к Зязикову, что осталось совсем чуть-чуть. При этом нас стали переводить из кабинета в кабинет. И именно Мержуев впервые упомянул, что впоследствии мы будем вывезены из Ингушетии и отправлены в соседние регионы.
Кстати, удивительно, но за все время, проведенное в управлении, мы заметили всего один портрет президента Зязикова — в кабинете начальника отдела кадров. Зато у заместителя начальника управления было аж два портрета… Руслана Аушева, бывшего президента Ингушетии, который сейчас в опале. Мы спросили: «Как так?» «У нас начальников много, на всех портретов Зязикова не хватило», — ответил милиционер.
Новостей извне было немного. Когда кого-то из коллег водили в туалет на улицу, он заметил еще задержанных, вроде бы сотрудников местного «Мемориала». Мы с Романом сделали несколько включений прямо из туалета, чтобы не привлекать внимания, но, если честно, нам из Москвы рассказали гораздо больше. Мы узнали про многочисленных задержанных, про коллег, которых позднее обвинили в поджоге.
Ожидание закончилось с появлением сотрудников следственного комитета Ингушетии.
Было так. В комнату вошел какой-то человек в черном, начал довольно грубо обращаться к нам. «Зачем вы сюда приехали? — говорил. — Кто вас звал?» Я огрызнулся — не выдержал. Мы стали ругаться, и вдруг во время этой перепалки появились спецназовцы. Невысокие, крепкие, с суровыми лицами, в одинаковой светлой зелено-бежевой форме, в полном обмундировании. Откуда? Зачем? Нам, пожалуй, впервые стало по-настоящему страшно.
Меня повели на допрос — как свидетеля в деле об организации массовых беспорядков. И представляете — тот самый человек, с которым я поругался, оказался моим следователем. Я вошел в его кабинет, оборачиваюсь — за мной стоит спецназовец. Я сел. Спецназовец тоже. Причем следователь его как бы не замечает: настоящая фантасмагория.
Я попросил следователя представиться, а затем спросил, кто присутствует при допросе. «Кто вы?» — спросил следователь у спецназовца. Тот молчит. «Назовите себя», — упорствует следователь. Спецназовец неохотно назвал имя. Тогда следователь попросил его выйти. Так же неохотно тот вышел.
Начался допрос.
Следователь медленно набирал мои показания на компьютере. Потом отключился свет. Все, что было записано, не сохранилось. Мы начали сначала. Я владею машинописью и предложил набрать текст своих показаний. Мы поменялись местами: я набирал, он правил. Только один раз я напрягся, когда следователь спросил про моих ингушских знакомых. «Пишите, — ответил я, — президент Ингушетии Мурат Зязиков, его пресс-секретарь Исса Мержоев…» Он удивился, но записал, а я тем временем одной рукой под столом стирал всю телефонную книгу на своем мобильном, чтобы никого не подставить ненарочно.
После допроса я вышел. Спецназовец — за дверью. Он повел меня к остальным журналистам. Снова погас свет. И вот в темноте перед нами выступает командир спецназовцев — снова фантасмагория.
Этот человек вел себя с нами не просто вежливо, но деликатно и изысканно. Он сказал, что здесь все кончено и мы все едем в Северную Осетию.
ЭВАКУАЦИЯ ИЛИ ДЕПОРТАЦИЯ?
Нас тут же повели к автомобилям. Спецназовцев никто не остановил. Остальные их просто не замечали: призраки, да и только. Уже потом мы спросили, выполняли ли они приказ ингушских властей. «У нас свои приказы», — хмыкнули спецназовцы в ответ.
Уезжали мы стремительно, было похоже даже не на депортацию, а на эвакуацию. Ехали колонной, автомобили, по крайней мере наш был бронированный, с бойницами. В пути коллегам позвонили из прокуратуры, спросили, где они. «Не отвечать», — приказал командир отряда.
Спокойно вздохнули только во Владикавказе. Нас довезли до местной гостиницы, предложили охрану. Мы отказались. Вернуться обратно даже не думали: нам с Романом еще две ночи снилось, что в номер врываются ингушские милиционеры и увозят нас в Назрань.
Сейчас, когда уже все позади, понятно: Ингушетию лихорадит, и эти события — очередное тому подтверждение. Как мне кажется, сложная ситуация в республике потому, что президент Зязиков территорией не управляет. Силовые структуры — те вообще живут сами по себе. На Кавказе сейчас все равняются на Чечню: там, как ни странно, наиболее спокойно, но это уже другая история.
Записал КИРИЛЛ ЖУРЕНКОВ