Критики всех стран, наверное, уже по косточкам разобрали очередные приключения древних галлов под названием «Астерикс на Олимпийских играх». Сказано и про то, что это самый дорогой фильм за всю историю французского кино (обошелся в 78 млн евро), и про то, что столько звезд, от Делона и Депардье до Зидана с Шумахером, ради оживления комиксов могли задействовать только французы. Надо думать, отшучено и о том, что в скором времени Астериксу с Обеликсом понадобятся ударные дозы волшебного зелья, дабы выдержать конкуренцию. Шутка ли: о намерении снять фильм про еще одного культового героя еврокомиксов — репортера Тентена — заявили такие акулы кинорынка, как Стивен Спилберг и Питер Джексон.
За кадром одно: обе сенсации приурочены к Международному фестивалю комиксов во французском Ангулеме. В мире комиксов это как Каннский фестиваль: своя аудитория и свои фаны. Просто их на глазах становится все больше и больше.
В Ангулеме нет аэропорта, мало дорогих отелей и ресторанов. Гордое звание «международного фестиваля» салон носит, как Гаврош — свой сюртук не по размеру, с должной дозой самоиронии. Все мероприятия с легким привкусом парадокса: «детское» искусство, а обросло такой солидной взрослой атрибутикой. На открытие фестиваля приезжает министр культуры, мощный пиар в СМИ, большие павильоны, голливудские бюджеты…
Любители и профи здесь вперемешку. Художники и издатели съезжаются подписывать контракты. Сорока- и шестидесятилетние, выросшие на комиксах, приходят с детьми и внуками — вспомнить молодость. Подростки везут ворох альбомов с комиксами—на подпись любимым авторам, а улицы города носят имена их любимых персонажей. Даже конкурсный состав — 50 новых альбомов—отдает несерьезностью: почти нет мэтров.
Но, похоже, в отличие от других фестивалей миссия ангулемского—не поделить и застолбить, а просто сигнализировать: комикс, хотя и не собирается бронзоветь, дорос до профессионального признания. Фестиваль существует уже больше 30 лет, но лишь в последние год-два превратился из тусовки знатоков в массовое мероприятие. И это понятно: индустрия комикса во Франции сегодня процветает как никогда.
В самом деле именно это самый активный сектор издательского бизнеса: за 3 тысячи новых альбомов в 2007-м. В книжные отделы магазинов жанр уже не укладывается: комикс захватывает новые территории — кино, театр, блогосферу. Больше того, это образ жизни.
К примеру, за коктейлем в Париже теперь модно обсуждать «Персеполис», альбом и фильм о современном Иране. В школах официально рекомендованы к прочтению десятки комиксов. А некоторые даже навострились использовать этот формат в корпоративном пиаре. Буквально на глазах — за несколько лет — из второсортной продукции для детей и «застрявших в детстве» комикс превратился в самостоятельный жанр. И не только коммерческий: творческий.
ТЕНТЕН VS. СССР
«Если и есть у меня во Франции соперник, то это Тентен», — говаривал президент и генерал Шарль де Голль, разумея вихрастого и курносого бойскаута. К тому же рисованного. Генерал умел мириться с символами: ревновать к Тентену было бессмысленно. Французы слишком любят комиксы.
Строго говоря, Тентен — персонаж не французский. Его создатель Эрже — бельгиец. Но применительно к комиксам говорят о «франко-бельгийской» школе, и Эрже — один из ее столпов. Его наследники до сих пор зарабатывают на «Тентене» 16,5 млн евро в год. А самая первая серия была посвящена СССР.
В Страну Советов репортера Тентена нелегкая занесла, похоже, случайно. В отличие от всех последующих альбомов, работая над которыми Эрже честно изучал прорву источников, этот, первый, был сляпан на скорую руку, на основе воспоминаний некоего Жозефа Дуйе, бывшего бельгийского консула в Ростове-на-Дону, ярого антикоммуниста. Из его мемуаров в «Тентен», к примеру, шагнули картонные декорации завода, построенные для иностранных гостей. Выборы, где голосуют под дулом пистолета. И верх безнравственности для католической Европы 30-х — школы со смешанным обучением. Разумеется, вместе со злыми шпионами ГПУ, которые, преследуя Тентена аж до Германии, пытаются отравить его хлороформом. Техника тогда, что называется, оставляла желать.
Приключения Тентена имели бурный успех у читателей. Антисоветское воздействие его на умы было относительно: при тираже 5 тысяч экземпляров оно терялось в общем гуле эпохи — ужас, ужас, коммунизм на пороге! А вот на историю европейского комикса — огромно: Эрже для него — как Пушкин для русской литературы. До него в Европе читали кустарные «истории в картинках», где рисунок был довеском к тексту — набор эпизодов без выраженного сюжета, без авторского голоса.
В отличие от них Эрже стал сразу создавать цельные истории со связным рассказом и с социально-историческим контекстом. Его персонаж был не ковбоем, а журналистом. Он не мотался по прериям, паля во всех подряд, а открывал мир. С каждым новым альбомом он оказывался в какой-нибудь «горячей точке»: в Китае, в США, в Африке, на Балканах… И хотя как персонаж Тентен довольно безлик, его путешествия — настоящие репортажи, к которым Эрже серьезно и документально готовился. Именно благодаря Тентену комикс из чтения для детей начал потихоньку становиться литературой.
«ДЛЯ ВСЕХ, ОТ 7 ДО 77 ЛЕТ»
Такой круг читателей очертил себе Эрже, а за ним и остальные. У всех культовых франко-бельгийских комиксов («Астерикс», «Счастливчик Люк», «Корто Мальтезе»…) один общий секрет: детско-взрослость, многоярусность. Ребенка, который на «Тентене» учится читать, интересуют только приключения. Став взрослым, он берется перечитывать знакомые альбомы из ностальгии и находит в них каламбуры, сатиру, пародию. «Астерикс» — родом оттуда, и его гениальность в том, что школьник читает этот комикс ради авантюр симпатичных героев, а его родители — потому что там высмеивается все, чем живет французское общество сегодня.
Это в 1950-е комиксы покупали детям, чтобы те не смотрели телевизор — мол, пусть лучше читают ерунду, чем вообще не читают. Но подсаженные на комиксы дети радостно глотали все новинки — от ширпотреба до творений талантливых авторов, мечтавших снять с комикса клеймо «ерунды». Сначала их печатали в признанных детских журналах «Спиру» и «Тентен», потом в «Пилоте», специальном издании для подростков. Подростки росли, оставались верны журналу, и со временем «Пилот» стал печатать для взрослых. Его авторы — сегодняшний золотой фонд французского комикса: будущие создатели «Астерикса» Рене Госинни и Альбер Удерзо, многих других — Клер Бретешер, Кабю, Марсель Готлиб… Опираясь на новое поколение читателей, они изменили и представления о комиксе, и психологию самого комикса.
С их легкой руки появился жанр «взрослого» комикса: с социальной и политической тематикой, едким юмором, минимумом приключений и максимумом характеров. Классическая фигура — персонаж бельгийской серии «Гастон Лагафф». Лагафф («Оплошник») — сотрудник газеты, этакий неприкаянный Кулибин, который вроде бы много чего умеет, но ничего не делает. Потому что жуткий лентяй. К тому же бестолковый, хилый и непрезентабельный. Словом, антигерой. Из той же компании — французская чета Бидошон: глупая и брюзгливая пара, испорченная квартирным вопросом и обществом потребления. И такие же усредненные и часто несимпатичные герои Клер Бретешер. Все они очень далеки от американского образца, где герой комикса — обязательно супермен. У французов с бельгийцами он не только не супермен, но и зачастую вообще не герой.
ДЕВЯТОЕ ИСКУССТВО
Седьмое — кино, восьмым должно было стать телевидение, но не стало. А комикс так и остался девятым. Вечный вопрос: комикс — это изобразительное искусство или литература?
— Да ни то, ни другое, — считает Патрик Гомер, автор энциклопедии комикса в серии «Ларусс». — Да и искусство ли это вообще? Это формат самовыражения со своим особым языком. Формат гибридный, но вполне самостоятельный. Сочетает же в себе опера слова, голос, музыку и театр.
Долгое время, правда, считалось, что главное — картинка, а сценарист при художнике — вроде литературного негра. Сегодня с правами и гонорарами у французов все в порядке: и у сценаристов, и у художников. Контракт с издательством заключается на ограниченный срок, все исходники остаются у автора, авторы имеют процент с продаж и переводов. А вот в США автор, создавший энного ковбоя или супермена, продает его издательству с потрохами — и до свидания. А если автору плохо платят, то и получается фундаментальное различие между американскими и франко-бельгийскими комиксами. Первые — огромная и в массе своей низкокачественная индустрия с упором на количество проданных экземпляров. У вторых тиражи меньше, и стоят они дороже, зато настоящая авторская работа. Правда, ее трудно продать.
— Французский комикс, — говорит журналист Тьерри Гренштейн, — разрывается между законами рентабельности и мечтой об элитарности. Американцы, японцы и итальянцы не брезгуют выпускать 300-страничные, на плохой бумаге, комиксы по цене сборника кроссвордов. Прочитал и выбросил. Во Франции же большинство комиксов — красочные альбомы на плотной бумаге, в твердом переплете и стоят от 5 до 15 евро. Наверное, поэтому здесь вообще уважительнее относятся к комиксу как жанру.
По идее, в комиксе рисунок и текст ничего не значат отдельно друг от друга. Но когда листаешь новинки, где рисунки один замысловатее другого, или смотришь, сколько фильмов, спектаклей, видеоигр сделано на основе комиксов, понимаешь: это искусство, в первую очередь визуальное. Хороший комикс непременно рассказывает историю, но не словами. Может быть, поэтому во Франции прижились именно комиксы, а не, скажем, анекдоты, как у нас.
— Любовь к комиксам — это французское пристрастие к выдумке, к сатире, традиции простонародной живописи, — убежден Пол Грэветт (www.paulgravett.com), английский «комиксовед». — Во Франции они живы по сей день. Это страна зрительных образов.
«ВОЙНА И МИР» НА 48 ЛИСТАХ
Первая книжка французского ребенка — комикс. Педагогическая ценность очевидна: аппетитно и просто о сложном. Исходя из этого, французское издательство «Адонис» решило выпустить 50 книг — классику мировой литературы — в формате комикса. Стандарт — 48 альбомных страниц плюс CD-ROM с полным текстом оригинала и аудиоверсией. Таким образом планируется прививать подросткам вкус к хорошему чтению. Книги очень разные, но обязательно с закрученным сюжетом. Уже отобраны «Остров сокровищ», «Робинзон Крузо», «Граф Монте-Кристо» и еще десятка полтора произведений, включая почему-то «Госпожу Бовари» и… «Войну и мир». Сценарий — Фредерика Бремо. Как оказалось, он очень любит русскую литературу и мечтает переложить на рисунок «Белую гвардию» и «Капитанскую дочку». Но пока что больше востребован Толстой.
— Как же у вас, — спрашиваю, — поднялась рука на святое?
— Но ведь подростки, когда читают сам роман в первый раз, разве они понимают сразу всю философию? Первое, что они видят, — это война с Наполеоном, история Пьера, любовь князя Андрея и Наташи. Если они найдут все это в комиксе, им захочется прочитать книгу. И потом, какие-то ключевые мысли я тоже постарался уместить. Например, сцену с дубом. Конечно, это не заменит роман. Но комикс вообще имеет мало отношения к литературе. Это графическая постановка. Своего рода хореография.
Фото: CAMPI THOMAS, FREDERIC BREMAUD/EDITION ADOUIS; HERGE/MOULINSART 2008