Это оказался очень непростой спектакль, составленный из произведений Джойса, Кафки и главное — Пруста. Многие, кстати, знают этот спектакль, он идет в одном из московских театров, поставленный знаменитым режиссером.
Репетировали, кстати, недолго. Режиссер ведь очень талантливый, весь спектакль с самого начала держал в голове. Изредка честно звонил моему знакомому, делился с ним своим видением.
А тот Кафку, кстати, читал и даже почти все, что тот написал. Джойса, увы, не одолел, споткнулся на двадцатой странице «Улисса». К Прусту опасался даже приблизиться. Но главное — разговор-то он мог поддержать, и даже ему было интересно. И режиссер утверждал, что эти беседы не проходят для него, режиссера, даром.
Наступил день премьеры. Моему знакомому и его жене выделили места в пятом ряду. Он пришел, правда, измотанный нервными переговорами: в этот день он что-то купил и не успел продать, потому что заторопился на премьеру. Все начиналось очень хорошо. Было много музыки, она была громкой, поэтому мой знакомый увлеченно смотрел и слушал. Потом музыка как-то стихла, а вместе с ней затих и он.
То есть он банально заснул. И крепко. Хорошо, он хоть не храпел. Жена, которая сидела рядом, боялась потревожить его, чтобы он, не дай бог, просыпаясь, не вскрикнул.
Он сам потом утверждал, что ему даже что-то снилось. Он не мог вспомнить, что. Что-то такое же бессвязное, как и отрывки из произведений всех этих авторов.
Потом, когда все зааплодировали, он проснулся, сразу понял, где он, тоже зааплодировал, потому что к тому же осознал, что все уже кончено и что пытка искусством завершена.
Но он ошибся. Их пригласили в буфет, где после спектакля собралась труппа и режиссер (стол накрыли, разумеется, за его же счет).
Все жаждали узнать его мнение о спектакле, особенно режиссер. Очевидно, режиссера все-таки грызло какое-то сомнение. Он, наверное, допускал мысль о том, что зря потратил чужие деньги. Нет, все-таки именно этой мысли он, я думаю, не допускал. Но он, может, хотел убедиться, что этот человек понял, на воплощение какого великого замысла ушли его деньги — не такие уж глобальные по сравнению с замыслом. То есть у режиссера была надежда, что бизнесмен в состоянии это понять. Он верил в бизнесмена.
А мой знакомый потом признавался мне, что именно этот буфет и стал для него настоящим испытанием. Режиссер мог бы, например, взамен на обещание отпустить бизнесмена домой без буфета взять с него денег еще на один спектакль, еще более иезуитский.
Но режиссер этого не знал и терпеливо ждал бизнесмена в буфете. И вот мой знакомый подходит к режиссеру, жмет ему руку.
— И что скажете? — спрашивает режиссер, покровительственно (потому что все-таки не в силах совсем уж совладать с собой) глядя на бизнесмена.
— Знаете… — говорит тот. — Все это было… как вам сказать… как сон!
— О! — кричит режиссер труппе. — А я вам что говорил! Он все понял! Весь мой замысел для него — как на ладони! Спасибо вам! От души, от всех нас — низкий поклон!
Труппа захлопала в ладоши.
И мой знакомый понял, что за эти аплодисменты не жалко никаких денег.