Смотреть, как на льду лежит в красной непродуваемой куртке Лайма Вайкуле, а рядом—Артемий Троицкий, довольно забавно. Только звездам не до забав. Вайкуле без своей фирменной солнечной улыбки—лицо волевое, суровое. Давно мы не видели наших звезд такими рассерженными. Впрочем, есть от чего: встречали-то их в аэропорту не хлебом-солью, а выкриками: «Убирайтесь в Москву—вы ничего не понимаете в нашей жизни». Кричали в основном жены зверобоев.
КРАСНОЕ НА БЕЛОМ
Делегация артистов и экологов не случайно выбрала для поездки начало весны, когда льды Белого моря начинают дрейфовать, беломорское стадо гренландского тюленя готовится к прибавлению. Детеныши рождаются прямо на льдинах. Через 3—5 суток их мех становится абсолютно белым. Бельки смешно переваливаются с боку на бок в поисках матери и поначалу не умеют плавать. Именно в эту пору на льдинах появляются люди. Им нужно застать бельков беспомощными, чтобы те со своим мехом не ушли под воду. В марте беломорские льды становятся красными—от крови. Бельков бьют баграми по носу, чтобы не испортить белую шкурку. Часть забирают живыми и в огромных сетках доставляют вертолетами на специальные базы. Там, в загонах, бельки линяют, покрываясь серым пятнистым мехом и превращаясь в серок. Мех серки в основном и идет в обработку.
— «Зверобойка», так местные называют это время,—говорит спортивный комментатор Виктор Гусев.—Самое страшное, что все это регламентируется договором с Норвегией, который носит название «социально-экономическое соглашение». Но норвежцы сами не хотят пачкаться, нанимают наших, причем бомжей, которые буквально за копейки—по 100 рублей за детеныша—убивают тюленей и сдирают с них шкуру, пока они еще живы. Бельки кричат как дети.
То, что происходит на льдинах Белого моря в марте, экологи называют бойней в роддоме, а базы по передержке бельков—концлагерями. Забой тюленей разрешен в трех странах—Канаде, Норвегии и России. При этом убивать бельков разрешено только в России. Почему? Защитники промысла утверждают—это исконное занятие поморов Архангельской области, источник существования. Противники утверждают: ничего подобного.
— Традиционного промысла бельков на Белом море не было никогда,—рассказывает Анна Филиппова, руководитель программ Международного фонда защиты животных (IFAW).—Да, поморы били взрослого гренландского тюленя, в основном ради шкуры и жира, причем забивали несколько сотен тюленей, но никак не тысячи.
— То, что мы приехали именно в период охоты, кажется, спасло жизнь белькам—ни один в этом году не был убит и не будет уже—поздно, сезон закончился,—продолжает Виктор Гусев.—Но чтобы это не повторилось, нужен жесткий закон.
КОМУ ЭТО ВЫГОДНО?
Массовый забой тюленей стал практикой в 20-е годы, когда СССР нужно было обеспечить на Севере рабочие места. Тогда зверобои получали хорошие субсидии, а для охоты использовали даже ледоколы. За сезон забивали до 350 тысяч взрослых тюленей и бельков. Горы убитых тюленят, как свидетельствуют фотографии тех лет, пропадали на берегу—в таких количествах они были никому не нужны.
Сегодня ни ледоколов, ни субсидий нет, а есть норвежская компания GC Rieber Skinn, производящая изделия из меха тюленя. Она-то и добывает российскими руками белька и серку в Архангельской области. Шкурки выделывает в Норвегии и продает их в Китай и Россию. Для промысла норвежцам приходится нанимать приезжих наемников.
— За сезон, который длится 2—3 недели, с конца февраля до середины—конца марта, зверобои получают от силы 500 долларов,—говорит Алексей Яблоков, советник РАН, председатель партии «Зеленая Россия».—Промысел белька не просто морально неприемлемый—он экономически бессмысленный.
Такую оценку разделяют, похоже, и в руководстве Архангельской области, которое в начале марта этого года само обратилось в Госкомрыболовство с инициативой полного запрета промысла гренландского тюленя в Белом море. Пострадает ли от этого экономика края? На прямой вопрос «Огонька» пресс-секретарь краевой администрации Любовь Подоксенова так же прямо ответила: «Процент влияния этого промысла на нее смехотворен. Администрация будет искать другие возможности экономического развития региона».
Может быть, промысел выгоден отечественной меховой индустрии? Тоже нет! Ее представители—правда, не под диктофонную запись—признаются, что не видят смысла в добыче белька. И объясняют: мех этот неноский, в последние годы даже более ноская серка теряет популярность. Спрос на шапки из серки, к примеру, падает.
Так почему же массовое истребление продолжается? Ответ на этот вопрос и попытались найти звезды отечественной эстрады, театра и кино, в этом году впервые выступившие единым фронтом против охоты на белька. Андрей Макаревич назвал ее «средневековым варварством», а Константин Райкин сказал, что убивать живые существа, без смерти которых можно обойтись,—чудовищно. Письмо на имя президента России с просьбой прекратить промысел подписали Андрей Мягков, Валентин Гафт, Михаил Ширвиндт, Валерий Золотухин, Сергей Безруков, Александр Розенбаум, Татьяна Друбич и другие.
… По приезде звезды общались с местными жителями: дискуссия вышла жесткой, зато откровенной. Как рассказал «Огоньку» ее участник, певец Александр Ф. Скляр, порой возникало ощущение, что убийство тысяч животных происходит просто… по привычке, по инерции, что вдвойне чудовищно.
— У тех, кто отстаивает право на убийство бельков, разные мотивации,—свидетельствует Виктор Гусев.—Есть, конечно, и те, кто имеет доход с этого бизнеса. А есть… извините, просто больные. Один человек, который вызвался с нами идти смотреть на бельков, говорил: «Это же прекрасное зрелище—когда кровь разлита по льду».
—Звучал аргумент и про поморский народный промысел,—говорит Александр Ф. Скляр.—На это мы отвечали: но ведь времена-то меняются! И когда весь мир спасает природу, оправдывать убийство, ссылаясь на народную привычку,—просто кощунство. И у меня возникло ощущение, что собравшиеся нас понимают. А вообще впервые на моей памяти протест артистов, деятелей культуры по важному социальному вопросу всколыхнул общественное мнение.
Пока стороны обмениваются аргументами, поголовье тюленей стремительно уменьшается. Каждый год российско-норвежская комиссия по рыболовству на основании данных Полярного НИИ морского рыбного хозяйства и океанографии им. Н М. Книповича (ПИНРО) определяет квоты на добычу гренландского тюленя беломорской популяции. Как сообщил «Огоньку» Владимир Забавников, завлабораторией ПИНРО, численность детенышей этой популяции в последние два года упала с 330 до 150 тысяч, то есть более чем в два раза. Тем не менее квоту на отлов 2008 года определили в 55 тысяч взрослых животных. В ПИНРО считают, что она не угрожает популяции и отказываться от промысла гренландского тюленя не стоит. Независимые эксперты иного мнения.
— Если нынешнюю квоту освоят, будет уничтожено все новое поколение,—предупреждает Анна Филиппова.
Экологов радует одно—промысел белька последние два года затухал сам собой: то промысловики были должны вертолетчикам денег, то бельков не могли найти. А в этом сезоне впервые за всю историю наблюдений на Белом море лед установился только в конце февраля. Он очень тонкий, и это еще одна угроза для бельков, которые могут рождаться только на льдинах. По сути, сама природа ставит вопрос об отказе от промысла.
ИДИ И СМОТРИ
Пока на одном берегу Белого моря зверобои готовят багры и сети, на другом собираются иные люди. Вооруженные фотоаппаратами, они садятся в вертолет, который доставляет их на льдину, где происходит тюленья щенка. В живом общении с бельками они проводят около 3 часов. Когда вертолет возвращается, он забирает этих людей уже другими—так сильно, по словам очевидцев, пробирают несколько часов общения с природой…
Автор этого начинания, москвич Олег Продан, однажды побывал на промысле и понял: убить белька можно только один раз, а любоваться на него живого можно бесконечно. Это и легло в основу бизнеса. Тур-
клуб назвали «Живая природа», нашли спонсоров и за несколько лет построили у деревни Летняя Золотица базу отдыха. С местом не прогадали—оконечность Онежского полуострова упирается прямо в Соловки, туристы есть всегда. Кадры нашли тут же, в деревне: местный рыбколхоз загнулся, поморы жили браконьерством и пили. Олег забрал самых трудоспособных и фактически сделал свое предприятие градообразующим.
— Помор-зверобой за две-три недели промысла зарабатывает столько, сколько у меня помор, выходящий на два часа на лед с туристами,—говорит Олег.—Вот и сравните: два часа общаться с людьми и животными или две недели убивать в пьяном угаре—цена одинаковая.
Сначала местные смотрели на приезжих косо, теперь даже обижаются, почему всех не берут на работу. Олег разводит руками: бизнес должен вырасти. В одной только Канаде экотуризм дает 1 млн долларов в год, а на Русском Севере им занимаются всего две компании.
— У Архангельской области огромный потенциал для экотуризма,—говорит Олег.—Весь бизнес в крае можно поставить на эти рельсы. Достаточно привезти 300—400 туристов в сезон—и можно перекрыть прибыль от белькового промысла!
Понятно, что последнее слово—за правительством. От выводов власти зависит имидж страны, борьба за который уже объединила усилия экологов, звезд российской культуры и тех, кто пытается перестроить экономику Архангельской области на современный лад.