Решение о переносе было принято на расширенном заседании кабинета министров, которое в начале мая провел лично президент Гурбангулы Бердымухаммедов. Он и высказал сенсационное предложение о переносе главного монумента страны.
«Это сооружение целесообразно установить на юге столицы, где берет начало одноименный проспект («Нейтральный Туркменистан».—«О») и формируется новый современный архитектурный ансамбль»—этот абзац из официального отчета информагентства растиражировали на весь мир. Оно и понятно: речь о демонтаже главного символа 15 лет правления Туркменбаши—первого президента страны Сапармурада Ниязова. В начале которого, напомним, Туркмения воспринималась как островок коммунизма с низкими ценами, бесплатным газом и светом, а вот к концу—как страна с божественным президентом, железной рукой искоренявшим любое инакомыслие. От какого же наследия отказывается Туркмения и при чем здесь «нейтралитет»?
СИМВОЛ БЕЗ СЕРТИФИКАТА
12 декабря 1995 года Генассамблея ООН предоставила Туркменистану статус постоянного нейтралитета. Ничего подобного в международной практике не было: страны, конечно, объявляли о своем нейтралитете (та же Швейцария), но к мировому сообществу за его утверждением не обращались. Так что для небольшой среднеазиатской страны, которая входила то в одну, то в другую зону влияния, прецедент был поистине историческим. Его, разумеется, тут же решили увековечить: в центре Ашхабада, около президентского дворца, в 1998 году был возведен монумент, ставший эмблемой и города, и страны. Назвали его громко, под стать масштабам—Арка Нейтралитета.
Идею нейтралитета вознесли на самый высокий уровень—три пилона поддерживают многоуровневое сооружение на высоте 63 метров. А венчает его 12-метровая позолоченная скульптура Туркменбаши на фоне развевающегося флага—это напоминает туркменам, кто отец их нейтралитета. Композиция медленно вращается по ходу движения солнца: за сутки—полный оборот вокруг своей оси. Осью же является панорамный лифт: он ведет на несколько обзорных площадок.
Сам Ниязов назвал монумент «символом простых и вечных ценностей, олицетворяющих триединство опор нового Туркменистана,—нейтралитета, независимости и целостности народа». Народ, как ни странно, Арку принял, но перекрестил довольно быстро в «трехножку» (само строение представляет собой стилизованный таган—туркменский очаг). Архитектурных чудес в городе немного, и постепенно Арка, как те же сталинские высотки в Москве, утратила символическую нагрузку. Почти ежедневно, а уж по праздникам обязательно, у ее лифтов выстраивались очереди. По аналогии—«пятиножками» и «сороконожками»—в Ашхабаде стали называть и прочие сооружения новой эпохи.
Сложнее было с компетентными ведомствами. Когда строительство подходило к концу, представитель службы архитектурного надзора, который должен был подтвердить безопасность объекта, ставить свою подпись наотрез отказался: здание, по его словами, могло не выдержать толчков в 3,5—4 балла (Туркмения, как известно, в сейсмоопасной зоне—до 3500 землетрясений в год). Хозяева турецкой компании «Полимекс» использовали все ресурсы давления, включая министров, но чиновник был непреклонен. «Если Арка рухнет, меня посадят, лучше уж уйти самому»,—заявил он и написал заявление. В общем, Арка так и простояла 10 лет—без сертификата безопасности. Но не рухнула—правда, и землетрясений критической силы не случалось.
МОНУМЕНТАЛЬНАЯ КОНТРПРОПАГАНДА
Расшатали монумент не сейсмические, а политические катаклизмы. Мало кто всерьез воспринял архитектурную мотивацию. Благоустройство проспекта Нейтралитета—дело, разумеется, важное, но политическая подоплека ясна.
Ясна хотя бы потому, что тактику демонтажа монументов-символов, установленных при прежнем президенте, уже опробовали на его менее значимых (хотя тоже позолоченных) памятниках. Без лишнего ажиотажа ликвидированы и портреты: на официальных зданиях и в кабинетах чиновников их сменили портреты нового лидера. Однако после майского заседания кабинета министров процесс, похоже, ускорится.
Новый лидер уже поручил мэру Ашхабада подготовить предложения по «реконструкции архитектурно-парковой зоны города» с тем, чтобы «придать ей современный, соответствующий статусу столицы, облик». Можно представить, что это значит, учитывая, что в этой самой зоне кроме приговоренной Арки имеются также: скульптурная группа «Эне мехри» (материнская любовь, или нежность)—она посвящена матери Туркменбаши; монумент Солдатской славы—он посвящен его отцу, Герою Туркменистана Атамурату Ниязову. И, наконец, композиция, посвященная жертвам ашхабадского землетрясения 1948 года,—их символизирует маленький Турк-менбаши на расколовшемся земном шаре, который покоится на рогах массивного быка. Скорее всего после реконструкции всех этих памятников, которые до недавнего времени были местом обязательного паломничества всех госчиновников, больше не будет.
Как воспримет новации население, сказать трудно. Многие ведь относились к композициям со смесью сарказма и почтительности (почитание предков, особенно усопших, возведено в Туркмении в ранг сыновнего долга). Мне, например, от своих знакомых после шуток в адрес «семейных скульптур» не раз доводилось слышать: «Вот так надо любить своих родителей!» Так или иначе, пока бурных восторгов не слышно. Тем более что строительство Арки обошлось, по разным оценкам, в сумму от 25 до 30 миллионов долларов.
ОТТЕПЕЛЬ ПО-ТУРКМЕНСКИ
Объявив во всеуслышание полтора года назад о приверженности курсу Ниязова, новый президент, не спеша, но последовательно реализует ревизию его наследия. Вектор был обозначен несколько месяцев назад, когда Бердымухаммедов, так ничего и не сказав об окончании «Золотого века туркмен» (так при Ниязове называли период его правления), объявил о начале новой эпохи—«Великого Возрождения».
Возрождение, собственно, началось до того, как о нем было сказано. Новый президент за год вернул Туркмении полное среднее и высшее образование, Академию наук, пенсии, выплаты пособий многодетным семьям, матерям-одиночкам и даже гонорары журналистам. В Ашхабаде и областных центрах открылись интернет-кафе, подписка на печатные СМИ, в том числе и иностранные. Заодно Бердымухаммедов высказался за возрождение национальной оперы, цирка, развитие сети кинотеатров и библиотек.
После шести лет существования по особому, ниязовскому, календарю туркмены снова начинают жить в ногу со временем: первый месяц года опять станет январем (вместо туркменбаши), апрель—апрелем (вместо курбансолтан, как звали мать Ниязова) и т д. На начало 2009-го запланирована деноминация: манат подешевеет на три нолика, а вместо подписи президента на новых дензнаках появится, как во всем мире, подпись главы Центробанка. Впрочем, символические преобразования пока заметно опережают экономические.
У исторической памяти на постсоветском пространстве свои законы, но сравнивать туркменскую вялотекущую «оттепель» с хрущевской не стоит. И дело не только в том, что речь о другом времени и других лидерах. Дело еще и в том, что туркмены сами по себе неторопливый народ, менталитет которого вполне точно описывает пословица: «Сиди спокойно, и мимо пронесут труп твоего врага».
Бердымухаммедов не будет спешить и с обличениями. Он постепенно избавится от той части полученного наследия, от которой можно избавиться безболезненно. Разоблачать он не будет, но постарается «помочь забыть». Ведь любой правитель, дурно отзывающийся о предшественнике, которому к тому же обязан своим восхождением, может ожидать точно такого же отношения от соратников. Да и народ вряд ли будет с пиететом относиться к президенту, который своими руками развеет сияющую ауру, полученную по наследству.
Поэтому главный вопрос для Туркмении вовсе не в том, куда и какие памятники перенесут следующими. Важнее понять, что на их месте построят. Культ без личности, он ведь долго не держится.
Фото: АЛЕКСАНДР ЗЕМЛЯНИЧЕНКО/АР; REUTERS; PHOTOXPRESS