Вполне возможно, что после программных заявлений первого вице-премьера Игоря Шувалова о новом курсе на здоровье нации, совсем недавно прозвучавших на Петербургском экономическом форуме, в России будет востребован опыт екатеринбургских борцов за трезвость. Опыт, довольно эффективный по результатам—и весьма неоднозначный по методам их достижения
Увидишь двух Евгениев вечером в переулке их родного Екатеринбурга — мысль о том, что встретился с борцами за трезвость, придет, мягко говоря, не сразу. Прямой вопрос из серии «чем занимались в девяностые?» встречают улыбкой. Про свои «нулевые» годы говорят гораздо охотнее: у Евгения Маленкина (фонд «Трезвый городъ», Екатеринбург) был небольшой автотранспортный бизнес, у Евгения Гопты (фонд «Трезвый город», без твердого знака, Екатеринбург) — торговля. Знакомы были еще до фонда «ТГ», объединившего их три года назад.
— Во-первых, это по душе, во-вторых, все легально, в-третьих, деньги на жизнь, — формулирует Евгений Маленкин (30 тысяч рублей в месяц) причины своего прихода в профтрезвенники. Гопта согласно кивает: «Почти та же фигня».
ЧИСТО ПО-ХРИСТИАНСКИ
Гопта может выпить до сих пор—«под случай, без фанатизма». С Маленкиным сложнее: 6 лет ни капли—после того как «понял, что не пью, а бухаю». За это время Евгений Маленкин познал прелесть (без кавычек) жизни в завязке, а также продвинутую идеологию трезвости. Включая традиционные для нынешних борцов с алкоголем пассажи про спиртобарыг, спаивающих… ну да, русский народ.
— Если, допустим, фонд Евгения Ройзмана «Город без наркотиков» ловит таджиков, которые торгуют героином, то мы так и говорим: «Таджики торгуют героином», — объясняет Евгений Маленкин.—Если азербайджанцы торгуют спиртом, то что я говорю? «Азербайджанцы торгуют спиртом». Мы ненавидим не нацию и не человека, а сам грех. Чисто христианская позиция.
— Митя, что у тебя? — спрашивает Евгений Гопта по мобильнику. Вообще «Митю» зовут, допустим, Махмудом.
— Один фура немножко милиция задержали ма, — отвечает мобильник. — К вам фура ехал из другой области. Теперь фура дальше поехал ма.
— Информатор, да, — Евгений отключает связь. — Куда без них?
— Хорошие сведения сейчас фиг достанешь, — говорит Маленкин. Еще недавно информацию друг о друге фонду сливали конкурирующие спиртокланы. Понятно, азербайджанские.
— Где-то полтора года мы щучили один клан по наводке второго, — говорит Маленкин. — Пока вторые не пришли с вопросом: «Вы что, на них работаете?» «Да нет, почему? — мы говорим. — Давайте нам все про первых». Следующий год с нашим удовольствием щучили и тех, и этих.
Отработали, надо сказать, неплохо. Автокараван на полсотни тонн плюс по фуре-другой «по мелочи». Несколько процессов над спиртобарыгами — «год-полтора поселения, но раньше им вообще ничего не давали». По триста с лишним операций в год на квартирах — импровизированных торговых точках («Ну русские бабки торгуют в основном, а поставляет им кто?»). В результате оба клана с рынка ушли, а нелегального спирта в Екатеринбурге не стало. Правда, в результате на рынок вышел третий спиртоклан. Из того же Закавказья.
— Эти почти легально работают, паленую водку прямо по магазинам развозят, — признает Гопта. — Вот фура Митина с ней идет. Тоже можно бороться — документы отслеживать, сверять. Муторнее, конечно.
— Не шейте нам ксенофобию, — говорит Маленкин. — Наш алкоголизм травлей азербайджанцев не вылечишь. В России, по всем опросам, 37 процентов — пьяницы и алкоголики трех стадий. 42 процента просто пьют. А с алкоголиками я дел, кроме реабилитации, не имею. Тем более важных.
Успокоил, спасибо.
БОМЖ-ДОБРОВОЛЕЦ
— Статей в кодексе много, работают не все, — проводит Евгений Гопта импровизированный урок на тему «УК и спиртобарыги: как их познакомить?». — Легче всего прямо на точке накрыть несанкционированную продажу опасных для здоровья жидкостей. Там чаще штраф, но статья есть статья.
— До 2005 года, по официальной статистике, едва до сотни случаев набегало в год, — говорит Маленкин. — А как фонд появился — сразу под две тысячи скакнули.
На точку к спиртоторговцу кого попало не пустят. У Маленкина на такой случай даже спецкостюм бомжа есть—лохмотья, патлы накладные, борода. Что хорошо, именно в 2005-м в России приняли закон об оперативно-розыскной деятельности—там провокации просто запрещены, крутись, опер, как хочешь. А тут, понимаете, Маленкин в виде бомжа, со своей рацией под лохмотьями—добровольный помощник, гражданское общество, законом не возбраняется.
— Все наши операции — при участии милиции либо в ее присутствии, — говорят Евгении.
— А лучше всего было, когда с ОМОНом удавалось на крупную точку выехать, — вспоминает Маленкин. — Красиво: «Всем лежать, работает ОМОН!» — пилы-болгарки визжат, двери вскрывают, спиртобарыги от страха помирают…
Гопта, также участвовавший во многих операциях, смотрит на тезку с нежностью. Своей новой жизнью без алкоголя Евгений Маленкин просто упивается. Себя в искусстве борьбы с «жидким дурманом» он любит не меньше, чем данное искусство в себе. Все операции документируются на видео; главный герой — понятно кто («В конце я всегда стенд-ап говорю — где, когда и сколько чего взяли»). Чем больше всего гордится Маленкин — перехваченным ли караваном фур аж на 52 тонны паленого спирта («Самая большая партия в России, взятая с помощью общественной организации»)? Или тем, что «продажному менту, который эти фуры сопровождал», при захвате засветил в глаз»?
ВСЮДУ ЖИЗНЬ
Дышать в помещении под вывеской «Карантин» — железная дверь и решетки на окнах; 50 мужиков, от молодых до 50-летних, на кроватях в два яруса — решительно нечем.
— В наручниках на карантине новенькие проводят 27 дней. Обычно в одном, к железке пристегнут, — дергает Евгений Маленкин за браслет ближайшего «пациента». — Особо бойких — за две руки. Если не понимают — на четыре наручника берем, с ногами.
— А в туалет как?
— Под присмотром. Отцепка четыре раза в день. Нормально, я считаю…
Когда реабилитационный центр (РЦ) «Изоплит» называют ЛТП, Маленкин смеется. Потому что медиков тут вообще нет. Раз в неделю приезжает доктор, осматривает. Медикаментов не предусмотрено.
— Изменение сознания алкоголика либо наркомана путем реабилитации в определенной социальной среде, — выдает Маленкин формулу исцеления.
— В какой среде?
— Таких же, как он. РЦ—он общий, для всех.
Приводят сюда родители либо близкие. Месяц в РЦ—по 7 тысяч с носа, «никакой прибыли, все на коммуналку, электричество, питание уходит». Почти месяц в наручниках — это минимум: особо упертые проводят на карантине двойную норму. Остальной курс — по желанию и финансовым возможностям семьи, «но лучше от полугода до года»; многие на год и ложатся.
Для тех, кто после карантина, есть некая жизнь. Комнаты по пять-шесть человек, где живут остальные полсотни «пациентов». «Можно из дома даже ноутбук привезти». Качалка — по методу «Динамита» Турчинского, судя по плакатам на стенках. Ферма, свиней разводят. Бывают работы за пределами — в парке городском убраться, в лесу свалку ликвидировать.
На кухне суетно и чисто. Кто-то учит иностранный — бумажки везде наклеены: «Wall — Вол — Стена».«Window — Виндоу — Oкно». «Piece of soap — Пис оф соп — Мыло». Может, как в том фильме про джентльменов удачи, после РЦ в переводчики пойдет: английский знает. Хотя вот 24-летний Денис точно поваром будет, как на «Изоплите». Только что продуктов на неделю заказал, на 100 человек: картошки — 5 мешков, лука — мешок, лимонов — 4 кило и сухофруктов — 10. Окорочка куриные — коробка. Сигареты — 15 блоков. Пачка на двоих в день, а тем, кто в карантине, — 4 сигареты, по числу отцепок. Не хочешь работать на кухне или ферме — иди в автомастерскую или в деревообрабатывающий: там как раз сейчас заканчивают два купола. Один для церкви в Красноуфимске, другой встанет в Екатеринбурге — храм на проспекте Космонавтов; звучит, да.
От вопросов со стороны закона «Изоплит» спасают две вещи: письменные согласия каждого из реабилитируемых, данные до «госпитализации», и усилия бывшего депутата Госдумы Евгения Ройзмана, борца с наркотиками и алкоголем, внедрившего систему РЦ. Есть и еще один такой же центр, подальше от Екатеринбурга.
— Предложите другой вариант, — пожимает плечами Маленкин. — Лучше бы над законом о РЦ подумали, чтобы нам полностью в правовом поле быть.
С ПУТИНЫМ НА ГОЛУБОМ ГЛАЗУ
— Ограничивать, запрещать, вводить акциз на все, что с градусом, вплоть до пива, — рисует Евгений Маленкин свою картину идеального правового поля. — Заведут люди самогонные аппараты — ничего страшного. Десятки заведут, сотни пить будут, а тысячи спасутся. Палатки отменить, магазины сократить. На 7 районов в Екатеринбурге открыть 14 магазинов «Алкоголик», покрашенных в красное. Алкоголь, от пива начиная, — только там. Трезвость — естественное, творческое состояние человека. Спирт — это биоэтанол, на нем же ездить надо. И сознание у пьющего меняться будет: как пить то, что в бак заливают?
— Когда встречаешься с воинствующими трезвенниками — полное ощущение, что в секту попал… — говорит Андрей Санников, представляющий себя как «литератор, достаточно крупный общественный деятель». Ни следов бурного прошлого на лице («Я из бывших хиппи, бывший же кухонный диссидент»), ни устремлений наверх, как у Ройзмана («Мне хватает общественной деятельности при полном уважении к действующей власти»).
— У сектантов главный тезис: «Мы спаслись, кто не с нами — не спасется»… Мне это не близко, я человек православный. Ребята, вы всего лишь не пьете, но от этого вы не стали более талантливыми и умными.
Свое уважение к власти Андрей Юрьевич реализовал зимой 2006-го, когда Владимир Путин обнародовал идею гражданского контроля за соблюдением законности. «Гражданским контролем» свою ассоциацию Санников и назвал; эмблема — портрет нынешнего премьера на фоне глаза, все в светло-синем. В «Контроль» вошел и Гопта с «Трезвым городом», и еще полсотни организаций.
— Катастрофа России во многом связана с попыткой оскорбительного запрета на алкоголь, — уверен Санников. — Если человек взрослый, выпил и при этом не засыпает с сигаретой на матрасе, не бьет жену и платит за квартиру—какого рожна его в светлое будущее вести? Но продажа алкоголя несовершеннолетним — это вариант педофилии, это за краем. Тут мы должны встать на воротах…
Как это делается? Два подростка — подростковый патруль. Каждый пишет заявление, в котором — «здесь очень тонкий момент!» — поддерживает инициативу Путина В В. Такое же заявление пишут их родители.
— Перед Новым годом мы сформировали бригады подростков, с ними—представители областного министерства торговли, инспекторы по делам несовершеннолетних, видеооператор. Патруль заходит во все подряд магазины и палатки. Все остальные ждут у входа, пока подростки покупают набор: водка (тяжелый алкоголь), пиво (легкий), коктейль в банке, сигареты. На кассе им дают чек, где все написано: что купили, в котором часу с минутами. Ребята выходят, показывают на камеру чек и покупки. Вы представляете себе, в каком восторге бьет крыльями человек из минторговли?
Таких патрулей было 50. Результат — 94 процента точек продали мелким алкоголь.
— Говорят, что власть с бизнесом всегда договорится. А вот вам фиг,—говорит Санников.—Губернатор Россель распорядился отобрать у нарушителей лицензии на торговлю алкоголем. Восемнадцать штук. У попавшихся сетевиков—по всей сети магазинов. Перед Новым годом.
Убытки были такими, что вскоре к Санникову пришли договариваться. «Ну что вы, — говорят, — так с нами, ну проверьте нас еще раз. В любой магазин нашей сети заходите». Пошли в ближайший. Та же история. «Сказать, что у начальника сети была истерика, — ну, это ничего не сказать». Оказывается, он в тот день собрал всех руководителей супермаркетов и сказал: «Смотреть внимательно».
— Скажу с некоторым цинизмом: пугать надо регулярно. До появления закона об уголовной ответственности за распространение алкоголя среди подростков. Мы, — Андрей Санников поднимает палец, — предлагаем новый вариант общественной активности. Законный, легко воспроизводимый, не требующий ОМОНа и никого не вводящий в состояние скандала и общественной воспаленности.
— На основе провокации?
Санников задумывается.
— Ну… да. Но еще раз повторюсь: провокации без воспаленности.
* * *
В планах у Санникова и Гопты — внедрение патрулей по 23 городам и поселкам Екатеринбургской области («Эдуард Россель дал добро на тиражирование»). В планах у Маленкина и Ройзмана — накрыть очередного крупного барыгу, объявившегося в глубинке. На прошлую нашу борьбу за трезвость — с вырубанием виноградников, лишением партбилета за выпитую рюмку и прочим идиотизмом — не похоже ни то, ни другое; и слава богу. Значит ли это, что России стоит взять на вооружение екатеринбургский опыт таким, какой он сегодня есть — с провокациями, наручниками, «сливами» одних барыг на других? Насколько вот это вписывается в новый курс на здоровье нации?
Вопросы, да. Без поллитры не разберешься.
Фото PROSPEKT AGENCY