Державный двуглавый орел продолжает смотреть в противоположные стороны: в светлое будущее и в имперское прошлое. Поэтому и праздники не могут не быть у нас двойного подчинения.
Генеральная прокуратура решила вести отсчет своей деятельности от указов императора Александра I, а тайная полиция—от ленинского декрета о создании Чрезвычайной комиссии в декабре 1917 года. Архивная отрасль также сделала выбор в пользу ленинско-сталинского этапа в истории российской государственности.
Приказ № 63 по Федеральному архивному агентству (Росархив) о первоочередных мероприятиях по подготовке к празднованию 90-летия государственной архивной службы России повелел назначить торжества вокруг юбилея указа СНК от 1 июня 1918 года «О реорганизации и централизации архивного дела в РСФСР». Указ был подписан В И. Лениным. Получается, что до этого архивного дела в России не было?
Заблудились наши архивы не только во времени, но и в пространстве. Одной парой глаз они глядят на Кремль, благо что Росархив пока располагается в одном из зданий комплекса Администрации Президента по ул. Ильинка. Другой—посматривают за океан, где в издательстве Йельского университета в США публикуется самая престижная на сегодняшний день серия архивных документов по советской тематике под названием «Анналы коммунизма».
Список ее российской редколлегии—это сонм главных начальников архивной отрасли: чиновников и академиков. Такое впечатление, что это или совместный проект, или просто заморская концессия Росархива. Цитируем должности (имена не суть важны): руководитель Росархива, директор и заместитель директора Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), директора Российского государственного архива экономики и Государственного архива Российской Федерации, секретарь Отделения истории РАН, ректор Российского государственного гуманитарного университета, президент Ассоциации «Российская политическая академия»… Список появился в 90-е, и сам уже стал памятником той эпохе. Кого-то уже нет в живых, кто-то уже не директор, а другие пошли на повышение. Персональный состав американской части редколлегии примечателен тем, что в нем нет ни одного директора ни одного архива или библиотеки и тем более нет государственных чиновников. В Америке такие номера не проходят. В списке—университетские профессора, да один нобелевский лауреат по литературе (поляк по национальности), да Збигнев Бжезинский (еще один поляк). Так наглядно отличается политическая культура двух наших народов. У нас—начальники. У них—независимые от сиюминутной власти люди.
В серии «Анналы коммунизма» уже вышла в свет 21 книга. Недавно опубликованы два новых сборника документов. Один—о Катыни (польская тема, ее редактор—едва ли не единственный рядовой член российской редколлегии), а незадолго до этого появилась «Советская культура и власть. История в документах, 1917—1953». Об этой книге в твердом переплете на 545 страницах с предисловием, комментариями и справочным аппаратом и пойдет речь.
На обложке тома стоят фамилии четырех авторов-составителей: Катерина Кларк, Евгений Добренко, Андрей Артизов, Олег Наумов и Мэрион Шварц, переводчица с русского на английский. У американцев принято на суперобложках книг раскрывать краткий номенклатурный статус авторов. Нам поясняют, что К. Кларк—профессор сравнительной литературы и славянских языков и литературы в Йельском университете, а Евгений Добренко—профессор на кафедре русских и славянских языков в Университете Шеффилда в Великобритании.
Однако заокеанские читатели остаются пребывать в недоумении, кто же такие Наумов и Артизов? Не прояснит картины ни чтение предисловия и послесловия, ни справочный аппарат, ни даже знакомство с рекламной продукцией. Для нашего российского читателя секретов никаких нет. Яндекс или Гугл. ру в одну секунду дадут ответ. С фотографиями. Артизов и Наумов—большие начальники в системе Росархива.
Андрей Николаевич Артизов—заместитель руководителя Росархива в ранге статс-секретаря. Второй автор—Олег Владимирович Наумов—заместитель директора Российского государственного архива социально-политической истории, бывшего Центрального партийного архива Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. На фотографии 1991 года мы видим его с двумя американскими коллегами: тогдашним и нынешним директорами издательства Йельского университета в момент уточнения текста двустороннего соглашения.
Несколько лет подряд я пытался получить от американских коллег текст соглашения. Прочитать этот любопытный документ интересно исключительно с познавательной точки зрения. Потому что все книги серии предваряет одна и та же фраза: «Каждый том в серии «Анналы коммунизма» будет публиковать избранные и до сих пор недоступные документы из бывших советских государственных и партийных архивов». Как обеспечивается этот переход недоступности на языке оригинала в доступность в форме английского перевода? Следует отметить слова «недоступные документы». Такова природа бизнеса. Если не будет эксклюзива, а будет доступность, то книги на перенасыщенном американском рынке продадутся труднее. А недоступность в российском контексте можно обеспечить легче, чем в Америке. Тем более если авторами предлагаемого сборника являются два босса отрасли.
Но начальник в американском представлении—это отрицательный фактор. Качество номенклатурной публицистики и науки у них вызывает законное сомнение. Отсюда понятно, почему американский читатель так и не узнает, чем занимаются господа Артизов и Наумов в свободное от написания научных трудов время.
«Анналы коммунизма» финансируются иностранными организациями, фондами и гражданами. Соглашения об архивном сотрудничестве между Россией и США не было, нет и в ближайшем будущем не предвидится. Вывод однозначен. С российской точки зрения заместитель руководителя федерального агентства в подобном издательском бизнес-проекте участвовать не может.
Возразят, что это мизерный, незначительный эпизод из современной архивной и научно-издательской жизни. Позвольте не согласиться. Ценность архивного документа и польза-вред от архивного начальника не пропорциональны величине бумажки, которую они (не) публикуют. Решение о вводе войск в Афганистан записано на осьмушке странички из двухкопеечной тетрадки. Или, казалось, что все основные документы по Катыни опубликованы и рассмотрены под лупой. В «Анналах коммунизма» опять-таки вышел пухлый том. Оказывается, что нет. Оборотная сторона страницы основного документа с роковым решением Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года почти не изучена. В том числе в вышедшем в свет очередном сборнике «Анналов коммунизма». По-видимому, в Йеле и Варшаве оборот главного документа, ключа к катынскому шифру, или не получили, или решили проигнорировать. Потому что всмотревшись в этот штамп, возникнут вопросы, от которых будет трудно отказаться. Читателям «Огонька» он сегодня впервые представляется в цвете. Его анализ потребует целого трактата. Но один вопрос зададим. Не позволяет русская политическая культура написать «товарищ Шелепин» и при этом строкой выше написать «Берия». Это может случиться только в одном случае: когда Берия перестал быть «товарищем» или вообще перестал быть. А получается, что технические работники Архива Политбюро товарищи Хряпкина и Силина забыли об этом основном законе политического русского языка? Не стоит ли направить выписку из решения Политбюро на дополнительную экспертизу?
Практика показывает, что споры, особенно с партнерами по СНГ и бывшими союзниками по социалистическому лагерю, оборачиваются многомиллиардными потерями, например саботажем с принятием России в ВТО. Часто они начинаются именно на историко-архивной почве.
Почему многие споры не разрешаются на академическом уровне? Почему не публикуются неангажированные беспристрастные сборники документов? В том числе и потому, что большое начальство, которое должно заниматься историко-архивной проработкой сегодняшних проблем, занято изданием трудов в иностранных университетах и издательствах, заседаниями в многочисленных редколлегиях и комиссиях с иностранными коллегами и бизнес-партнерами, поездками и т д.
Увы, там где для университетского профессора или политика начинается бизнес на рабочем месте, часто падает ценность научных исследований, если не исчезает вовсе. Так получается и с томом «Советская культура и власть».
В предисловии к сборнику его авторы предлагают читателям обратиться к русскому первоисточнику, дабы насладиться эксклюзивностью и уникальной недоступностью документов. Мы это сделали. Русская версия сборника под названием «Власть и художественная интеллигенция» вышла в свет в 1999 году. Никакого эксклюзива в этом сборнике не было уже в момент публикации. Еще меньше эксклюзива в сборнике американском.
Более двух третей документов в американском сборнике были опубликованы на протяжении 20 перестроечных и постперестроечных лет в многочисленных отечественных изданиях, на страницах журналов «Известия ЦК КПСС», «Новый мир», «Октябрь», «Знамя», «Источник», «Искусство кино», «Киноведческие записки», «Исторический архив», «Родина», «Вопросы литературы», в сборнике документов «История политической цензуры» и альманахе «Неизвестная Россия».
Первенство по репринтам принадлежит документам, кропотливо выявленным, открытым, откомментированным и опубликованным в лихие (бурные) 90-е не А. Артизовым и О. Наумовым, а их подчиненным (в то время), ведущим историком политической цензуры Д Л. Бабиченко. Кларк—Добренко—Наумов—Артизов опубликовали 27 из открытых им документов, ни разу не упомянув, откуда они почерпнуты. Из моей собственной книги «Сумбур вместо музыки» в йельский том перекочевало шесть документов, еще один из журнальной статьи.
Лично мне неприятно, что мой труд узурпируют неведомые и незнакомые мне господа Кларк—Добренко—Артизов—Наумов. К переводчице Шварц претензий нет. Переводчицы ни в чем не виноваты.
Таким же образом в йельском томе полностью отсутствуют ссылки на хрестоматийный сборник переписки М А. Шолохова и И В. Сталина «Писатель и вождь» (1997), в безукоризненной форме изданный ветераном советской архивной службы Юрием Муриным. Присвоена академическая кропотливая работа литературоведа Т. Дубинской-Джалиловой и архивиста А. Чернева над перепиской М. Горького и Сталина. Всего не перечислишь. Около 120 документов из 180 в книге американского издательства были открыты и впервые опубликованы другими.
Но и это полбеды. Архивный документ подобен музыкальному произведению. Известное можно проинтерпретировать так, что оно будет прочтено по-новому и зазвучит впервые.
Но оказывается, что один из главных комментаторов-интерпретаторов документов, Евгений Добренко, ни до, ни во время, ни после публикации этого тома в РГАСПИ—головном архиве Йельского проекта—не работал. Что же он комментировал? Ксероксы из Архивов ФСБ (а именно документы из архивов ФСБ, полученные в середине 90-х,—самое ценное в йельской книге)? У него есть уверенность, что эти документы подлинные? Ведь почти никто из независимых исследователей в архив ФСБ на Кузнецкий Мост в Москве пойти не может и правильность документов не проверит.
Может быть, настало время получить ответ на вопрос, правду ли написала год назад «Нью-Йорк таймс» в статье «Железные архивы» (22 апреля 2007 года) о проводках денег на архивные исследования через фонды ветеранов-чекистов по схеме доллары в обмен на документы?
Не следует ли положить административный предел номенклатурной архивистике, когда все начальство скопом бежит в редколлегии и редакционные советы, заседает в группах консультантов иностранных изданий?
Наконец, может быть, следует начать подписывать гласные соглашения об архивном сотрудничестве с США, Канадой, Великобританией, а далее со всеми желающими по списку членов ООН?
Фото: ЕЛЕНА СИВОЛАП; ИЗ АРХИВА РГАСПИ