В стране не утихает скандал, связанный с интернет-голосованием за участников проекта «Имя Россия. Исторический выбор-2008». Но если на прошлой неделе лидировал Иосиф Сталин, то потом ситуация кардинально поменялась и вперед вырвался последний российский император Николай II, которого большевики именовали «Кровавым», а нынешние россияне считают «святым великомучеником». В чем же дело? Почему россияне из десятков значимых фигур выбирают не героев, консолидирующих нацию, а, напротив, вызывающих самые неоднозначные оценки? Что случилось с нашей исторической памятью? Но, прежде чем попытаться ставить какие-либо категоричные диагнозы, следует для начала понять, по каким законам эта историческая память формируется. И что влияет на ее изменение? Об этом «Огонек» решил поговорить с психологом Вероникой НУРКОВОЙ, доцентом психфака МГУ и ведущим российским специалистом по изучению механизмов человеческой памяти, весной этого года получившей президентский грант по программе «Историческая память как детерминанта патриотизма».
ДВОЙНАЯ ПАМЯТЬ
Наше общение со специалистом по вопросам памяти Вероникой Нурковой началось с того, что она забыла о нашей встрече. «Как сегодня?! Почему в три часа?!—недоумевала Вероника Валерьевна.—Ах, простите, я забыла. Кстати, а где моя зажигалка? Ну надо же—работаю с памятью, а сама все забываю!» Впрочем, как утверждает Вероника Валерьевна, совсем все забыть невозможно. Специалисты различают несколько видов памяти. Например, есть память семантическая, объединяющая все наши знания об окружающем мире. Такая память крепка, как гранитная скала—как мы запомнили с детства, что дерево горит, вода проводит ток, а Земля круглая, так и будем об этом помнить все жизнь. Но есть и память автобиографическая—наши воспоминания о самих себе. И вот в этом случае достоверность теряется практически у каждого человека—в большей или меньшей степени.
— Дело в том, что у этого вида памяти совсем другая функция—регулировать состояния человека в настоящем,—говорит психолог Нуркова.—Вспоминая о себе, мы создаем историю своей жизни, образ себя. Осознаем себя. Причем, создавая «образ жизни», мы часто путаем время, место событий, источник информации. Приукрашаем или драматизируем события. Вспоминаем новые подробности своей жизни, как будто увеличивая и обогащая ее за счет воспоминаний. В некоторых случаях, компенсируя что-то важное, но не случившееся, человек может не просто исказить или достроить свое воспоминание новыми деталями, но и выдумать его вовсе. К примеру, один мой знакомый любит вспоминать, как ходил с отцом в тир, где под его руководством научился стрелять без промаха. Но в действительности его отец оставил семью, когда мальчику не было и трех лет. Так что скорее всего ребенка в тир водил кто-то другой, позже превратившийся в воспоминаниях в «отца».
— Но если автобиографическая память так ненадежна, зачем вообще изучать ложные воспоминания?
— Интерес к ним возник в Америке, где 30 лет назад вспыхнул ужасный скандал: сотни американцев вдруг ни с того ни с сего понесли в полицию заявления на своих собственных родителей, которые якобы насиловали их в детстве. Судьи заподозрили неладное, и по запросу юристов была сформирована специальная группа психологов для исследования «судебных» воспоминаний. И оказалось, что практически все «воспоминания об изнасилованиях» оказались ложными, они возникли после посещений сеансов только входивших в моду психоаналитиков. После этого был принят специальный кодекс, регламентирующий работу психотерапевтов, а психологи стали пристально изучать механизмы образования ложной памяти.
ВСЕ, ЧТО БЫЛО НЕ СО МНОЙ, ПОМНЮ
Обычно ложные воспоминания формируются спонтанно. Но, зная механизмы их образования, можно целенаправленно «помочь» человеку вспомнить то, чего никогда не было. Один из таких механизмов—ошибка источника информации. К примеру, еще знаменитый профессор психологии Марио Якоби ставил опыты с целью выяснить у испытуемых, помнят ли они свой самый первый день жизни. Конечно, никто не вспомнил—это невозможно. Затем участники эксперимента «случайно» попали на тренинг, якобы совсем не связанный с исследованиями доктора Якоби. Тренинг был посвящен теме: «Первый день жизни глазами младенца». Группу просили расфокусировать взгляд, посмотреть вокруг через мутноватое стекло, расслабится, почувствовать собственную беспомощность. Через несколько дней испытуемым снова задали вопрос: «Помнит ли кто-нибудь первый день своей жизни?». И 20 процентов участников вспомнили свое рождение в мельчайших деталях. Они как бы удлинили свою жизнь на одно младенческое воспоминание, пополнили багаж знаний о себе. В то же время ученые выявили закономерность: хорошие воспоминания придумываются куда легче, чем плохие. Так, группа австралийских ученых пыталась внедрить группе испытуемых младенческие воспоминания об эндоскопии, но вот желающих вспоминать не нашлось.
Однако мало сочинить про себя историю и даже недостаточно подтасовать факты—нужно кому-то рассказать свое воспоминание. Рыбак, проговаривая раз за разом историю о двухметровой щуке, укусившей его за нос, в конце концов начинает сам верить в свой рассказ. В такую же ситуацию попадают очевидцы и свидетели—давая показания, они формируют свое воспоминание о событии. А следователь может повлиять на этот процесс с помощью формулировки вопроса. Так, профессор психологии Калифорнийского университета Элизабет Лофтус выявила забавные особенности влияния речи на сам формат воспоминаний. На вопрос: «С какой скоростью двигался белый «опель», когда соприкоснулся с красным «пежо»?» большинство испытуемых, просмотревших видеозапись ДТП, давали ответ, что авария произошла на скорости не более 20 километров в час. Если же формулировка вопроса менялась и автомобили уже не «соприкасались», а «врезались друг в друга», то скорость движения тут же возрастала в несколько раз.
— Рассказывая о чем-либо, мы по сути заново создаем наше воспоминание,—объясняет Вероника Валерьевна.—Принятые в обществе стереотипы могут существенно изменить картину, которую свидетель видел своими глазами. К примеру, большинство свидетелей банальной драки, рассказывая о происшедшем событии, только в момент рассказа определяются, кто же был истинным зачинщиком драки.
ОБМАН МОЗГА
Еще один фактор, влияющий на формирование ложного воспоминания,—высокая вероятность события. Так, британские психологи однажды провели опрос на тему: «Встречались ли вы с людьми, одержимыми дьяволом?». Большинство опрошенных, разумеется, дали отрицательный ответ. Затем участников эксперимента как бы случайно оставляли в комнате вместе с «очевидцами» экзорцизма, там же находились книги и журналы на сатанинскую тематику. И через 45 минут такого «общения» почти половина группы стала припоминать: действительно, а ведь и мы встречались с бесноватыми! У кого-то пожилая соседка неожиданно оказалась сущей ведьмой, у других соседские девчонки-подростки совершали жертвоприношения Люциферу, а третьи и вовсе признались, что и сами давно одержимы силами зла.
— В этом случае произошла маркировка опыта,—говорит Вероника Нуркова.—Оказываясь в пространстве, где все подтверждают возможность бесноватости, человек и в своем опыте находит подходящий эпизод. Более того, мозг иной раз просто придумывает нужное воспоминание. И когда категории «знаю» и «помню» вступают в конфликт, то рациональное начало побеждает далеко не всегда. Я сама принимала участие в одном эксперименте, когда психологи тайно попросили родителей испытуемых студентов прислать по три детские фотографии. Потом на компьютере были сфабрикованы «фотосвидетельства» того, что все испытуемые в детстве якобы путешествовали на дирижаблях. Когда эти «фотографии» были розданы студентам, то почти половина из них очень подробно вспомнила свой «полет»—куда и когда летали и даже какое мороженое при этом ели… Но самое интересное в другом—когда исследователи разоблачили подделку и сообщили студентам, что они попались на удочку ложных воспоминаний, то каждый второй отказался «отдать» свои новые воспоминания! При этом звучали самые невероятные объяснения. Так, один из студентов заявил: «Конечно, я понимаю, все это подделка, но вот лично я, представьте себе, действительно летал на дирижабле. Я ведь все это прекрасно помню!»
— Получается, любой человек, подсунув подделку, может встроить в нашу память какой угодно эпизод?
— Ну, не все так просто. Самое большое влияние на память оказывают те люди, мнение которых для вас и так уже является авторитетным. К примеру, если ваша мама расскажет, как вы смело ныряли в море в младенческом возрасте—вы скорее всего это «вспомните». Так же большой властью по части искажения воспоминания обладают следователи и психотерапевты. Первые заставляют человека дать показания, психологически давят на свидетеля таким образом, что он вспоминает «то, что нужно». А психоаналитик непосредственно работает с воспоминаниями, причем с давними, детскими, наиболее изменчивыми и пластичными. Психологи давно заметили, что у людей, переживших какие-либо радикальные перемены, воспоминания о периоде жизни «до перемен» легко идеализируются и мифологизируются. Так уже обросла мифами память о нашем советском прошлом, чем успешно пользуются и рекламисты, предлагая публике «тот самый чай» или сырок «Дружба». А ведь на самом-то деле это был ужасный чай! А сырок «Дружба» в то время привлекал только пьющих людей, потому что был самой доступной закуской. Конечно, с точки зрения маркетинга такая реклама не может добиться успеха, ведь, рекламируя новый и хороший продукт, покупателя отсылают к старому и плохому. Но с точки зрения психологии памяти все рассчитано верно, и наша память о дефиците и однообразии товаров уже буквально на глазах трансформируется в воспоминание о качественных и натуральных продуктах.
— То есть мы склонны помнить только хорошее, даже если для этого придется «улучшить» плохое?
— Именно. Но качество воспоминаний может меняться в зависимости от целей человека. Бывает цель—вынести урок и не повторять больше ошибок, тогда воспоминание будет окрашено негативно. Если же цель—саморегуляция, то воспоминания трансформируются в лучшую сторону, чтобы создавать ощущение «удавшейся жизни». Часто бывает, что человек использует свои воспоминания исключительно для коммуникативных целей—рассказывая увлекательные истории о собственном прошлом, старается завоевать внимание окружающих. В этом случае он сознательно будет привирать, чтобы постоянно поддерживать интерес слушателей. А вот в зрелом возрасте воспоминания часто принимают уже экзистенциальный характер—они нужны уже не для того, чтобы помочь человеку сформировать представление о себе самом, а чтобы осознать саму жизнь.
ЭГО НАРОДА
По тем же законам памяти возникают сами собой и создаются намеренно ложные воспоминания толпы. Массовость облегчает задачу—чем более растиражирована информация, тем более она кажется достоверной.
— Образно говоря, историческая память народа напоминает большой котел супа,—считает Вероника Валерьевна,—в который время от времени в виде воспоминаний попадают новые ингредиенты, определяя общую картину и одновременно влияя друг на друга. Искать истину в памяти народной—безнадежное дело. Ведь и после варки в супе никто не сможет определить первоначальный вкус мяса или капусты. Важно помнить, что любое воспоминание—вовсе не копия события, а трансформированная, переработанная информация, которая может видоизменяться и после того, как «вошла в архив» памяти. Запомнили одно—извлечь можете совсем другое.
Подкладывать в «супчик народной памяти» ингредиенты, стимулирующие чувство вражды, избранности, покорности и безжалостности, правители научились давно. За примерами ходить далеко не надо—вспомним лишь недавние опыты по вмонтированию в память «воспоминаний» о жестокости царского режима и о неизбежности октябрьского переворота.
Но в прежние времена власти действовали большей частью интуитивно. Теперь же в их арсенал попадают новейшие достижения психологии, и ученые уже всерьез опасаются, что в будущем мире власть сможет целенаправленно формировать новые воспоминания своих подданных, направляя их действия в нужное себе русло.
— А нужен ли современному человеку такой искусственный ряженый патриотизм?
— Дело в том, что от реконструкции исторической памяти выигрывают не только правители. Каждому отдельному человеку важно определять себя через что-то большее—через семью, народ. Составление своей родословной помогает самоидентифицироваться, «достроить» собственный портрет. И человек, чувствующий свою принадлежность к чему-то масштабному, свои собственные проблемы решает легче. Эта принадлежность делает его увереннее и счастливее.
Фото: EAST-NEWS, АРХИВ «ОГОНЬКА», PHOTOXPRESS.RU; CARLO CORTES IV CC/REUTERS