В этом году я снова в Крыму, работаю врачом в лагере. Тридцать человек—младший отряд. От шести до десяти. Им от всего радостно—море, мороженое, полдник, двухэтажные кровати в комнатах, камушки на городском пляже. Они вдохновенно разучивают песни с местным Баян Баянычем, скачут на дискотеке, участвуют в конкурсах. Еще несколько лет — и они станут старшими.
От двенадцати до семнадцати. Двадцать человек. Брюки свисают на попе, майка—на плечах. Цветастые шорты до колен—униформа. Плеер, взгляд мрачноватый и скептический. У девочек, наоборот, маечки и шортики микроскопические, но брюки, как положено,—«штаны». Отряд называется «Белочка». Не подумайте, это не веселый лесной зверек, это от белой горячки. И девиз: «Белочка приходит внезапно». Спросили бы у меня про эту самую «белочку», я бы им рассказала… Но то, что из реального мира, им неинтересно.
В комнатах не бардак, не разор—ужас. Все опутано проводами, пищат, пиликают и светятся телефоны, зарядные устройства, компьютеры-«ладошки». У нас продвинутые дети, физико-математический лицей. «Физ»—это футбол. «Когда будет поле?» Поля в этом году нет, один разок дали поиграть в соседней школе. «Мат»—это мат, но немного. При нас, видимо, сдерживаются. Остальные слова тоже не все понятные, но к концу смены жаргон можно освоить, на всякий случай, чтобы собственного сына понимать. На кроватях вперемешку вещи: носки, полотенца, рубахи, рюкзаки, сланцы, гель для душа, гитары. У девочек не лучше. Кто там за ними дома убирает? Горничная?
Курят, курят, курят. И девочки. Из заднего кармашка трогательной юбочки с кружевами торчит сигаретная пачка. Целыми днями на лавочках вокруг урны. У некоторых записки от родителей: «Разрешаю моему сыну плавать без сопровождения взрослых. И курить». Я сама все документы проверяла на украинской границе в поезде. Многие—из неполных семей. Почти все—с хорошим достатком, такая у нас школа. Что такое богатая семья? Родители много работают, дети хорошо одеты, есть всякие технические прибамбасы, карманные деньги. Нет только времени пообщаться. Все родители сдали еще в Нижнем деньги на две экскурсии—обязательная культурная программа. Нужна она детям?
— А кафе там будет?
— А нас на автобусе повезут?
— А можно вообще не ездить, а деньги потом забрать в рублях?
Деньги нужны, очень. На пепси, сигареты и мороженое, на кафе. «Да мы ничего, просто пожрать охота». Как будто их не кормят! Шаурма—пища богов, жирная несвежая курица с майонезом и корейской морковкой в тонком лаваше. И чтоб прямо на пляже, в жару. Шашлык—резиновые кусочки на палочке, неизвестный науке, старый, жилистый зверь. И пиво.
Пиво, конечно, запрещено, но каждый день они как-то ухитряются его купить и пронести в палаты мимо нашего бдительного ока. Конфискат: полторашка светлого—девятый класс, девочки. «Отвертка»—девочки, класс восьмой. Девочек мало, их угощают мальчики—пиво, пиво, коньяк «Коктебель». Кальян. Два кальяна. Изъяты до возвращения. Десятый «Б»—наша футбольная команда, ошалели без поля. «Можно мы погуляем в поселке до отбоя? Пожалуйста!» Такие паиньки, причесались, нарядились в чистые рубахи. Отпустили. Вернулись в десять, уже чистят зубы, ложатся спать. Мы расслабились, растрогались. «А можно мы только нашей палатой посидим на лавочке и покурим кальян?» Какой кальян? Оп! Молчание. Битый час уговорами, шутками, строгостью. Давайте-давайте, дома будете озоровать, с родителями. А мне, говорит один мальчик, папа разрешает. Звоним папе. Судя по голосу, ему сейчас очень весело. «Ну что,—говорит папа (кто-то там у него в телефоне заливисто хохочет и орет музыка),—три-пять затяжек я бы ему разрешил». Вопрос, кто будет считать затяжки, ставит папу в тупик. Пришлось отдать.
Поесть и попить. Покурить. Посидеть с девчонками на кровати в темной комнате. Секундная готовность отпрыгнуть в разные стороны, если включат свет, а днем в столовой делать вид, что друг друга даже не знают. Или не отпрыгнуть, кто понаглее. Есть у нас парочки, это нормально. В последнюю ночь на лампочку у входа в корпус напялили презерватив. Я рада. Профилактика на уровне, детишки за безопасный секс. Пусть только секс этот будет дома, а не в лагере, так спокойнее.
Отвлечь и развлечь. Чем развлечь и как? Они так себя ведут, как будто давно уже все знают. А чего не знают, так это им и не нужно. «Да ну…» Мы живем в поселке Орджоникидзе. Кто это? Пожимают плечами. Прикольная только надпись на пляжных кабинках для переодевания: «Орджоникидзовцы—гостям Крыма». Поселковый клуб имени Кирова, в центре скверика—бюст Сергея Мироновича. На голове у него панамка, не удивлюсь, если наши закинули, а кто он—не знают. И Ленин тоже есть, в полный рост. «Где Ленин?» Рядом с памятником огромный надувной батут, прилавки с сувенирами, пункт обмена валюты. Ильича не заметишь. Ну ладно, бог с ним, с революционным прошлым, давайте другое. Едем в автобусе. Экскурсовод в окно показывает гору Узун-Сырт—«длинная спина» в переводе с тюркского. Рассказывает про Планерское, про школу советского планеризма. Кто слушает плеер, кто болтает. И даже про шляпу Волошина, которая по легенде где-то там летала, не слушают. Или делают вид. И, кстати, кто такой Волошин? Кто знает, тот молчит. Так надо. Так у них принято.
Плавали на катере вокруг Кара-Дага, через Золотые Ворота. Все бросили монетки, загадали желания. Какие, хотелось бы знать. Понравилось? «Да ну, блин, дождик же шел. Промокли. Купались мало. Жрать охота. Замерзли!» Кто-то сзади в толпе говорит: «Гора красивая».
Ходили в пеший поход до Коктебеля. Двенадцать километров по горам. Красота неописуемая, никакими фотографиями не передашь. Понравилось? Молчат, это значит—очень понравилось. Лазили на гору смотреть закат, сидели на самой вершине, нечесаными солеными головами упираясь в розовые облака. И на рассвет ходили в четыре утра. Никто не отказался, встали как по команде, тащили на плечах дрова и картошку, на костре печь. И кричали и хлопали, когда над горизонтом показалась огненная стрелка, а потом режущий глаза алый пятак. Ссыпались на маленький пляжик вниз, к морю. «А где жрачка?» Вот так всегда.
В Феодосии в галерею Айвазовского загоняли просто насильно, так не хотелось. Вот еще, «тратить бабки на долбаный музей». А вышли все задумчивые, обсуждали, кому какая картина больше понравилась. И каждый день на новый дикий пляж безропотно ходили, от всех этих чебуреков и цивилизованных навесов. Просто чтобы море и горы вокруг. Им так лучше в карты играется, где красивый вид.
На конную прогулку ну никто не хотел, а как потом скакали! Даже те, кто в первый раз на лошадь сел. Приехали в армянский монастырь. XIV век. Такой оригинальный монах-энтузиаст нам неожиданно провел экскурсию. Все слушали. Там на косяках каменной входной двери выбиты древние кресты. Раньше верующие, заходя, не крестились, а клали на эти кресты ладони. Наши все положили. И тот, у кого накануне пиво отнимали, и тот, который всегда возражает и курит по пачке в день. И тот, который ругается хуже всех и вечно недоволен. Пока внизу дожидались отставших, обтрясли абрикосовое дерево. Сами наелись и коня накормили, самого красивого. Надо положить абрикос на ладонь и протянуть, тогда эта громадина берет его осторожно нежнейшими губами и долго пережевывает. Можно погладить морду, похлопать по шее, он умный, не тронет. Тот мальчик, который больше всех курит и ходит со своей девочкой до неприличия в обнимку, говорит: «Я боюсь…» Я беру его вздрагивающую ладонь с абрикосом и протягиваю лошади. Ура! Улыбается как маленький—получилось!
Одна наша учительница с заключительного концерта в лагере пришла расстроенная: «Наши дети…»—дальше она очень плохо сказала. Потому что они странно одеваются (ох уж эти мешковатые штаны!). Патлатые, с «белочкой» этой дурацкой. Галдят. Вот татарская группа: чистенькие, нарядные. Пришли-ушли строем. Сели, дружно пели. Танцевали национальные танцы. До этого еще были дети из Киева, они тоже народное пели и танцевали. И наши пели! И даже играли на двух гитарах. «Да что они там поют…» Нормальное поют, цензурное. Русский рок. И мы эти песни в юности пели, некоторые в моем плеере есть до сих пор, значит, я еще не совсем динозавр.
Да, они не привезли русские сарафаны. Не репетировали «Мороз, мороз» и даже «Сормовскую лирическую» не знают. Парами не ходят. Фыркают и возражают. Нет в них этой национальной гордости, что ли, осознания того, что мы русские, приехали в другую страну… Нет, постойте! Есть национальная гордость, есть! Мы ведь ходили полуфинал смотреть в спортбар на набережной. И уже издалека наши дети во все горло кричали: «Россия—вперед!» И просто: Россия! Россия! И даже когда Испания выиграла у Германии, кричали то же самое. Пусть это футбол. Пусть Россия, которая Родина—леса, поля и реки, Волга, Москва и Кремль, сейчас для них команда с голландским тренером. Но слово сказано! И сказано от души.
Они не плохие, эти дети. Попросишь—помогут. И лица у них хорошие, особенно когда спят. Девчонки с мягкими игрушками приехали. Сотрут боевую раскраску, свернутся клубочком… Вот эта—золотая медалистка, пишет стихи. Эта—увлекается театром. И мальчики. Плечи—во, 45-й размер ноги, бритый подбородок, а выражение лица во сне, как у моего младшего шести лет. Вот этот учится в «Ф»-классе, где физика на уровне института, этот—девять лет в музыкальной школе на классической гитаре, что хочешь на слух подберет. Этот—присматривает за младшим братом, весь поселок обегал в поисках игрушки на день рождения. Они не злые. Они просто не знают как. Как быть. Кем. Как жить. На всякий случай всегда говорят «нет». Им так проще.
В первые дни отдыха мы поехали в аквапарк маленькой группой. Дети отдельно резвились—съехали по разу с каждой горки и зависли в кафе. А мы, взрослые, боялись. Наконец, случайно выбрали самую страшную горку. Абсолютно закрытая со всех сторон, черная, внутри ничего не видно. Ложишься на коврик, руки складываешь на груди. Свечку только не дают, видимо, быстро гаснет в тоннеле. Глубоко вдыхаешь, тебя еще подталкивают сзади, а-ах—и несешься. Не знаешь, куда повернешь в следующую секунду, темно, упадешь вниз или развернешься, затормозишь или помчишься еще быстрее. Только попискиваешь тихонько, чтобы чувствовать, что жив еще. Потом далеко впереди забрезжит свет. Свет в конце тоннеля. Бах! В воде с головой, отфыркаешься и вынырнешь.
Наши ребята все катались с этой горки. Так и едут дальше, пока не вырастут. Круто!
Фото: CLAUDINE DOURY/AGENCE VU/FOTOLINK