Генерал Первез Мушарраф простился с нацией так же, как и представился ей девять лет назад после путча,—глядя в глаза с телеэкрана. В обращении к нации, объявляя о добровольном уходе с поста президента, он старался выглядеть спокойно и уверенно, но горечь в голосе, скрыть не смог.
«Я противостоял всем кризисам, с которыми столкнулся Пакистан в эти девять лет, в том числе землетрясению 2005-го, когда погибли 73 тысячи человек, и 10 месяцам напряженности с Индией… Мне пришлось принимать трудные решения после 11 сентября 2001 года… И я спас Пакистан!»—говорил Первез Мушарраф.
Но на этот раз его не слушали. В то самое время, когда Мушарраф напоминал о своих заслугах, на улицах кричали: «Мушарраф, вон из страны!» Пресса подводила итоги—кончился «очередной период диктатуры». Впрочем, многие оговаривались—диктатуры странной, не похожей на все предыдущие. Диктатор Мушарраф и вправду имеет все шансы войти в историю Пакистана самым «мирным» военным диктатором.
ЛИБЕРАЛ В ПОГОНАХ
Одним из самых сильных впечатлений для иностранцев, приезжавших в Исламабад в последние годы, была местная пресса: злые карикатуры на президента и его сторонников что ни день украшали первые полосы. Телеканалы (правда, частные, а не государственные) критиковали власть и Мушаррафа очень жестко, оппозиционные политики не вылезали из эфира. Как-то раз во время разгона оппозиционной демонстрации полицейские отыгрались на журналистах, на взгляд полицейского начальства, «необъективно» освещавших события—прессу порядком отделали дубинками. Не прошло и дня, как президент Мушарраф публично в эфире попросил у журналистов извинения за «чрезмерные» действия полиции.
Все это мало вязалось с традиционными представлениями о диктатуре. Добавьте к этому экономические успехи: Пакистан демонстрировал каждый год экономический рост в 5—8 процентов. И это несмотря на кучу проблем—волну террористических актов, прошлогодний кровавый штурм Красной мечети, волны афганских беженцев и постоянные бои в пограничных с Афганистаном районах.
Главком пакистанской армии Первез Мушарраф взял власть в 1999 году традиционным для страны образом—возглавил военный переворот. В мировой прессе его принято называть бескровным, но он был скорее трагикомическим: тогдашний премьер Наваз Шариф потребовал, чтобы рейсовому самолету, на котором главком пакистанской армии Мушарраф возвращался из Шри-Ланки, не разрешали приземлиться в Карачи и вообще в аэропортах Пакистана (премьер уже подозревал главкома в заговоре). Генерал действительно терпеть не мог премьера, однако, как потом уверял, свергать не собирался. Но оказавшись на борту самолета, в баках которого после долгого перелета почти иссякло горючее, а в салоне в полной панике пребывало сотни две пассажиров (в том числе 40 детей), генерал прямо из пилотской кабины дал войскам команду—взять под контроль аэропорт Карачи, а потом и столицу Исламабад. Так Мушарраф стал четвертым военным диктатором Пакистана.
Премьер Наваз Шариф был арестован и приговорен к пожизненному заключению, впрочем, условно. За низвергнутого премьера попросил Эр-Рияд, и Мушарраф выслал того в Саудовскую Аравию.
Сначала генерал Мушарраф стал просто военным лидером, а в 2002 году на референдуме обеспечил себе пятилетний президентский мандат. Он заявил, что намерен бороться с религиозным радикализмом и взял курс на поддержку умеренного современного ислама. При этом постоянно подчеркивая свою верность демократии. Поначалу он был весьма популярен.
ВЫСКОЧКА
Правда, этот генерал-президент всегда казался чужаком среди местных политиков. Оно и понятно: для большинства политических кланов Пакистана он был выскочкой—простой вояка, сделавший себя сам, да еще и мухаджир—так называют эмигрантов из Индии. Мушарраф действительно родился в Дели в 1943 году. Но спустя всего четыре года Британская Индия, получив независимость, разделилась по религиозному признаку: регионы с мусульманским большинством отошли к Пакистану, с индусским—к Индии.
Распад сопровождался чудовищной резней и погромами: в мусульманских районах громили индусов, в индусских—мусульман. Толпы беженцев—два встречных потока—сталкивались, происходили настоящие сражения. Сколько было убито, не знает никто, специалисты полагают—около полумиллиона человек. Миллионы стали беженцами.
Семья Мушаррафа в конце концов оказалась в Карачи. В этом жарком перенаселенном городе молодому эмигранту сделать карьеру и сегодня не просто, а тогда, казалось, и вовсе нельзя. И Мушарраф решил стать военным—обычный путь для честолюбивого парня из пакистанских низов. Хотя в местной армии, слепленной по британским лекалам, есть конечно же своя «белая кость» (выходцы из старинных феодальных родов), тот, у кого в наличии талант и энергия, имеет шанс выбиться в люди.
Мушарраф выбился. В военной академии он был отличником, вдобавок хорошим спортсменом, и его присмотрели те, кто отбирал кандидатов в спецназ. Уже офицером принял участие во второй индо-пакистанской войне 1965 года, был награжден за мужество. Воевал и в третьей (1971 год), в которой Пакистан потерял свою восточную часть—ныне независимое государство Бангладеш.
За восемь лет службы в элитном подразделении коммандос Первез Мушарраф заслужил репутацию храброго офицера. Карьера шла в гору: он дослужился до генерала, а в 1998-м стал главкомом.
Армия в Пакистане всегда считала себя стержнем страны, ее настоящей элитой. Иначе и быть не могло в государстве, объединившем по религиозному признаку разные области Британской Индии и народы, говорящие на разных языках с разной историей. О политике он тогда не задумывался, но в своих мемуарах «На линии огня» потом вспоминал, как его возмущала продажность и неэффективность тогдашних пакистанских властей. Особо скверные отношения складывались у главкома с премьером. Об этом знала вся страна: поэтому, когда случился «переворот с борта самолета», никто особо не удивился.
ПЕРЕСТРОЙКАПОД БАРАБАН
Страна восприняла приход Мушаррафа спокойно: армия была за него горой, да и в обществе протестов не наблюдалось. Генерал очень многим казался своим—выходцем из народа.
Даже в его недостатках—страна ведь исламская—многие видели что-то милое и знакомое. С некоторых пор стало известно, к примеру, что Мушарраф поклонник хороших сигар, и вот изрядная часть пакистанского офицерства их тоже покуривает. Еще генерал любит сыграть в покер, это, кстати, старая традиция британского колониального офицерства. Рассказывали даже, будто у него есть пара приятелей-отставников (с подчиненными он не играет), которые готовы в любой момент сесть с ним за карточный столик. И будто бы этих людей он брал с собой во все международные поездки. Ну и, хотя ислам запрещает спиртное, весь Пакистан знал, что Мушарраф—поклонник дорогих сортов американского виски.
В политике, как в жизни, генерал начал со всем понятных вещей. Придя к власти, тут же принялся наводить порядок, заявив, что его цель—«вывести страну из неблагополучных 90-х» (последнее десятилетие XX века запомнилось в Пакистане серией бесконечных политических кризисов). Главным врагом «народный генерал» назвал коррупцию: был создан спецдепартамент по борьбе с коррупцией и взяточничеством.
Но самые решительные шаги Мушарраф сделал во внешней политике: поддержал операцию США в соседнем Афганистане и разорвал отношения с талибами, которых Исламабад ранее официально поддерживал. Это позволило Пакистану получить статус «ближайшего союзника США из числа стран, не входящих в НАТО». Но тут же сделало генерала первым врагом местных исламистов.
Генерал много сделал и для укрепления отношений с извечным противником—Индией. Он посетил Дели с визитом, во время которого индийские власти организовали для него экскурсию по родному городу—Мушарраф заглянул во двор своего бывшего дома. Потепление с Индией явно пошло на пользу региону с населением в 1,5 миллиарда человек, но пакистанские националисты поспешили обвинить генерала в «потворстве врагам».
Наконец, Первез Мушарраф приказал ввести армию в зону племен на границе с Афганистаном и начать там операцию по зачистке от исламистов. Сегодня на границе воюет уже 100-тысячный контингент правительственных войск: если и есть в мире страна, для которой война с терроризмом—вопрос жизни и смерти, то это Пакистан. Чтобы заслужить доверие Запада, Мушаррафу пришлось заплатить дорогую цену—поссориться со многими вождями и клановыми лидерами афганского пограничья. Однако Вашингтон продолжает обвинять Пакистан в недостаточно активной борьбе с экстремистами.
Вообще, почти все либеральные шаги Мушаррафа, один за другим, оборачивались против него. Главное, выяснилось: военный режим вовсе не панацея от коррупции. Усилия по борьбе со взяточничеством утонули в выстроенной генералом вертикали власти, которая тоже оказалась не чужда кумовству. Помню, как нашумевшую книгу «Милитари инкорпорейтед» («Корпорация военных») о коррупции военных властей пакистанцы сметали с полок как горячие пирожки. Говорят, продажу книги пытались не допустить, но все решила та же коррупция—книготорговцы «подмазали» кого надо.
Дальше все шло по накатанной: парламент был под полным контролем президента, основные лидеры оппозиции—в изгнании за границей, поэтому политические страсти стали все чаще выплескиваться на улицы. Пакистанские юристы лезли с кулаками на полицейские щиты, отстаивая независимость судей. Фундаменталисты явочным порядком принялись утверждать праведный ислам посреди столицы—в Красной мечети. То самое элитное подразделение, в котором когда-то служил Мушарраф, взяло ее штурмом, но реакция в обществе показала: править Пакистаном «решительной рукой» уже не выходит. Ход событий ускорила трагическая смерть Беназир Бхутто.
ПОСЛЕ ГЕНЕРАЛА
«Плохая демократия лучше хорошей диктатуры»,—прокомментировал мне события последней недели известный в Пакистане политический аналитик Мухаммад Хан. По его мнению, какими бы интересами ни руководствовалась вертикаль власти, дело все равно кончается Красной мечетью.
Похоже, Мушарраф и сам это понял. Ему не удалось стать «своим» в пакистанской политике. А когда в прошлом году под давлением общественного мнения ему пришлось «снять погоны», он перестал быть своим и для военных. Популярность падала с такой скоростью, что решение об уходе стало выглядеть единственно правильным.
Пакистанские аналитики прекрасно знают все недостатки нынешних демократических лидеров, добившихся ухода Мушаррафа под угрозой импичмента. Оба лидера правящей коалиции—и лидер Мусульманской лиги (Н) Наваз Шариф, и глава Партии пакистанского народа Асиф Али Зардари, муж покойной Беназир Бхутто,—в свое время обвинялись во взяточничестве и в других преступлениях. Мало кто на Западе сегодня помнит, что, когда у власти была Беназир Бхутто, Пакистан прочно входил в первую пятерку самых коррумпированных стран мира.
«От коррупции нет прививки. Демократия должна ею переболеть,—уверяет меня Мухаммад Хан.—Очевидно, будут еще парламентские кризисы, отставки, скандалы—должно смениться поколение политических лидеров, но только так можно очистить поле и вырастить демократическую культуру. Генералы у власти этот процесс не ускоряют, а тормозят». По его мнению, вертикаль власти, выстроенная Мушаррафом с самыми благими намерениями, лишь отбросила страну назад, и сегодня все равно приходится разгребать завалы десятилетней давности.
Пока самый громкий комментарий к отставке генерала дали исламские радикалы: на прошлой неделе в городе Вах взрыв унес жизни более 60 человек. Да и в соседнем Афганистане талибы перешли в наступление: жертвы—десять французских парашютистов. Многие связывают это с тем, что талибы почувствовали себя вольготнее на пакистано-афганском приграничье.
«Главное,—резюмирует Хан,—чтобы Запад из соображений геополитики или борьбы с терроризмом еще раз не разменял нашу демократию на новую «сильную руку».
Фото MIAN KURSHEED/REUTERS, LARRY DOWNING/REUTERS