«Ну что, пришла черепаха, записанная на пять часов?»—спросил с порога доктор Дмитрий Васильев. Затем, заметив в приемной клиники «Белый клык» корреспондента «Огонька», ветеринар тут же поправился: «Это я не вам, пойдемте в кабинет. Черепаха подождет, еще есть время».
Впрочем, в кабинете доктора Васильева обитала и другая черепаха—амбулаторная больная с тяжелым диагнозом «нефрит», ожидавшая вечерних хирургических процедур.
Протез хвоста и пересадка почек, замена сердечного клапана, кесарево сечение и зубные коронки—теперь все эти передовые медицинские технологии доступны домашним питомцам: собакам, кошкам, дельфинам, пандам, жирафам и даже змеям. Сегодня ветеринарная медицина практически догнала человеческую, используя методы, давно уже отработанные на людях.
—Обычно врачи все новые лекарства испытывают на лабораторных животных, а у нас тут все наоборот—человек стал экспериментальной моделью медицинских технологий для лечения животных,—шутит главврач клиники Андрей Комолов.—Что ж, как известно, долг платежом красен…
СМЕННЫЙ ХВОСТ
Два года назад дельфиненок, резвясь у берегов Флориды, угодил в браконьерский капкан. «Не жилец!»—решили спасатели, доставая из воды израненную малышку. Тем не менее ветеринары морского аквариума города Клируотер несколько суток подряд боролись за жизнь юной дельфинихи, которая позже получила романтическое имя Винтер. Она выжила, но потеряла хвост, без которого буквально ковыляла в бассейне, заваливаясь то вправо, то влево. Директор аквариума Дэвид Йетсон начал беспокоиться, как бы такой способ передвижения не сказался на дельфиньем позвоночнике. На выручку леди Винтер пришел вице-президент отделения протезиологии компании «Хэнгер» Кевин Кэрол.
—Мое сердце потянулось к ней, и я подумал, что смогу восстановить хвост,—рассказал «Огоньку» мистер Кэрол.—Я пообещал: «Хорошо, мы сделаем для малышки новый хвостик, это несложно». Ведь мы уже разрабатывали протезы для собаки, страуса и даже утки. Я и не подозревал, что изготовление хвоста займет у меня полтора года.
Вообще-то Кевин Кэрол разрабатывает протезы для людей—ему приходилось работать с автомобилистами после аварий и солдатами, покалеченными на войне. Но люди, получив новую ногу, стали приносить к известному протезисту животных. Одной из первых необычных пациенток Кэрола стала собака, потерявшая две лапы.
—Мы заменили лапы протезами, и она снова может бегать,—рассказывает Кэрол.—Но с дельфином оказалось сложнее. Человеку или собаке при протезировании конечности в гнездо протеза вставляется одна длинная крупная кость. И нам не нужно, чтобы эта кость гнулась. Дельфиний же плавник должен изгибаться свободно во всех направлениях, стать как бы продолжением позвоночника. Мне было очень трудно представить себя дельфином, чтобы понять, как должен двигаться хвост. В итоге мы разработали гелевый материал, очень мягкий, чтобы не травмировать обрубок хвоста. И уже на эту основу «сажали» пластиковый хвост. Винтер росла, и вместе с ней «рос» хвост—сначала наша девочка весила 60 фунтов (27 кг), а сейчас—уже 2060 фунтов (936 кг), и поэтому длина ее нынешнего протеза составляет уже 75 сантиметров.
Теперь леди Винтер ничем не отличается от обычных дельфинов—быстро плавает, ловко выпрыгивает из воды. Но каждый вечер ей снимают хвост, перед тем как отправить отдыхать. А ветеринары передают регулярные сообщения мистеру Кэролу о состоянии ее здоровья.
—Главная трудность в работе с животными,—они не могут сказать: «Доктор, протез никуда не годится», поэтому мы должны читать язык тела животного,—добавляет Кэрол.—В случае с Винтер мы используем термографию. Температура дельфиньего тела говорит нам, все ли в порядке с протезом.
Нужно заметить, Винтер—не единственный в мире протезированный дельфин: в крупнейшем аквариуме Японии Okinawa Churaumi Aquarium самка по имени Фудзи лишилась 75 процентов хвоста из-за болезни и теперь плавает со съемным каучуковым плавником.
ЗАКАЗ НА АЙБОЛИТА
На Западе уникальные операции братьям нашим меньшим делают давно. А вот в России бурное развитие ветеринарии происходит именно сейчас—впервые мы слышим о «собачьих» кардиологах, офтальмологах, эндокринологах и даже хирургах, оперирующих игуан и змей. Ветврачи приобретают узкую специализацию, в клиниках появляется дорогое диагностическое оборудование.
—Кардинально изменилось отношение к животным у самих хозяев,—рассказывает Андрей Комолов, президент ветеринарного кардиологического сообщества.—Еще лет 15 назад вопрос о необходимости, тем более о возможности лечения тяжело больного животного вообще не стоял. Соответственно и ветеринария была на уровне «усыпить или отрезать хвост». А сейчас у людей появились деньги на оплату дорогостоящего лечения домашних питомцев, и, как результат, операции на позвоночнике у собак стали в клиниках рутиной. Замена хрусталика, сшивание травмированной роговицы у кошек и собак—тоже обычное дело для российских ветеринаров. В любой приличной клинике питомцу сделают УЗИ, кардиограмму, возьмут все возможные анализы. Второй фактор подъема российской ветеринарии—доступ к знаниям и опыту западных коллег.
Возникает вопрос: так ли нужны самим животным высокие медицинские технологии? Не зря же говорят: «Заживет как на собаке». Оказывается, собаки, а вместе с ними кошки, морские свинки и прочая живность, кроме инфекций и травм, страдают множеством «человеческих» недугов, включая аллергию и почечную недостаточность. Срок звериной жизни вырос за последние десять лет чуть ли не вдвое благодаря хорошему уходу, ранней диагностике и лечению заболеваний, теперь морские свинки и таксы доживают до глубокой старости, а вместе с ней—до возрастных болезней, таких как артроз, склероз и диабет.
И хотя собаки не курят, не пьют, им не грозят стрессы из-за офисных передряг, они все равно рано или поздно оказываются на приеме у кардиолога.
—Ишемической болезнью сердца, самой распространенной среди людей, собаки не болеют,—замечает Андрей Комолов.—У мелких пород чаще всего мы наблюдаем поражение митрального клапана, у крупных—дилатационную кардиомиопатию, то есть заболевание, при котором мышцы сердца теряют способность нормально сокращаться. Но операции на собачьем сердце в России пока большая редкость, особенно с использованием аппарата искусственного кровообращения. Сегодня медленно, но верно развивается трансплантология—не удивляйтесь, и кошке, и собаке можно пересадить почку от донора. Правда, такие операции сегодня производятся только за рубежом. В России эта сфера совершенно не отрегулирована законодательством—велик риск, что хозяева ради спасения собственной Мурки станут отлавливать во дворе бродячих кошек до тех пор, пока не найдут подходящую. Оригинальный выход нашли американцы: они разводят специальную породу кошек-доноров, их почки подходят всем кошкам без исключения, стопроцентная совместимость. Если хозяин домашней кошки сталкивается с необходимостью пересадки почки своему животному, он платит за донорскую почку и за операцию, а после успешного выздоровления питомца «усыновляет» и донора, до конца дней обеспечивая ему уход и счастливую жизнь.
ПСИХОЛОГИЯ ТИГРА
Не отстают и ветеринары-травматологи, к примеру, в Японском зоопарке Оморияма жирафу по имени Солнышко поставили бамбуковый протез с резиновым копытом. Британские протезисты встроили протез в лапу китайской панде Нюй-Нюй, а слону по кличке Спайк из зоопарка Калгари канадские эскулапы соорудили стальные протезы-футляры для бивней весом по 14 килограммов каждый—пятитонный малыш сломал один бивень, играя с автомобильными покрышками, а другой треснул чуть не до самого основания.
В Московском зоопарке даже самые сложные операции тоже уже перестали быть редкостью, в том числе онкологические. Правда, амурского тигра Элинга, погибшего несколько лет назад от рака печени, столичные ветеринары спасти не смогли.
—Есть неоперабельные пациенты, все, как у людей. Вместе с опухолью Элингу пришлось бы удалить печень целиком,—говорит Михаил Альшинецкий, главный ветврач Московского зоопарка.—Самое сложное в нашем случае—как раз не сама операция, а уход за животным в послеоперационный период. Ни одно дикое животное не дает возможности врачам наблюдать за собой после операции. Два месяца назад мы удалили тигрице Мегере злокачественную опухоль—у нее был рак кожи. Я делал анестезию, а оперировала хирург Анастасия Высоких. Мегера отошла от наркоза—все, больше подойти к ней мы не можем, и рана заживает сама. Сегодня Мегера чувствует себя неплохо, а врачи наблюдают за ее состоянием с почтительного расстояния.
Впрочем, как уверяют ветеринары, в таких ситуациях животных спасают лишь адаптивные возможности, которые намного выше человеческих.
—Я лично видел собаку, которая жила с двумя лапами и была при этом совершенно счастлива,—говорит Андрей Комолов.—Думаю, это можно отчасти объяснить отсутствием депрессии по поводу собственной инвалидности—ни одна собака, обезьяна или панда не станет переживать, что жизнь ее теперь разрушена, что никто ее, калеку, не полюбит и на работу не возьмет. Конечно, это касается домашних животных, которым хозяева обеспечивают хороший уход.
На воле если животное травмируется—оно гибнет. Лечить с надеждой на успех можно только домашних питомцев, за которыми реально обеспечить уход после операции. Впрочем, домашними теперь оказываются самые неожиданные животные.
—И скунсов москвичи несут к нам на прием, и енотов, и гепардов, а хорьки—давно уже в порядке вещей,—говорит Михаил Альшинецкий.
КЛЮЧИК ДЛЯ ТОРТИЛЛЫ
А вот американские ученые из Чикагского университета и Андерсеновского ракового центра решили помочь животному, которое никогда не сможет стать домашним,—гигантской морской черепахе по кличке Элисон, которая потеряла сразу три ласта. Вообще-то морские черепахи живут до 100 лет и достигают веса 200 килограммов, но Элисон была всего 10 см в диаметре, когда ее нашли туристы на берегу Мексиканского залива.
—Потеря хотя бы одного ласта является типичной травмой для этих животных,—говорит профессор Чикагского университета Сударат Киат-Амнай.—Но Элисон потеряла сразу три конечности, и с одним ластом она могла лишь кружиться вокруг себя. Понятно, что у нее не было шанса выжить и принести потомство.
Тогда ученые решили создать специальные гелевые протезы ласт, используя для этого методики человеческой медицины—в частности те, что применяются при протезировании ушей и носа. После успешной операции хирурги планируют выпустить Элисон на волю.
—Может показаться, что мы слишком много усилий тратим всего лишь на какую-то черепаху,—говорит Сударат Киат-Амнай.—Но если на примере Элисон мы разработаем методы протезирования черепах, то в дальнейшем такие протезы могут стать обычным делом и спасут жизнь многим животным, которые сейчас находятся на грани вымирания.
Лечением черепах сейчас начинают заниматься и российские ветеринары.
—Как правило, к рептилиям технологии, давно ставшие рутиной для кошек и собак, приходят много позже,—рассказывает ветеринар Дмитрий Васильев, специалист по рептилиям Московского зоопарка и клиники «Белый клык».—Однако и эту область ветеринарии продвигает социальный заказ. Так, на сегодняшний день только москвичи содержат около 300 тысяч рептилий. Как их лечить—неизвестно. Технологии, испробованные на других животных, часто не подходят, потому что заболевания, хотя внешне и похожие, у рептилий протекают совсем иначе, и даже причина этих заболеваний может быть иная, чем у собаки. А потому лечение экзотических животных—всегда эксперимент. Часто операцию делаешь первый раз, никто раньше не делал. Так, например, месяц назад я удалил черепахе почку. Все решения принимались по ходу операции, и единственное, в чем я был стопроцентно уверен,—в анатомическом строении черепахи.
Доктор Васильев прав—лечить игуан и змей практически некому, ведь студентов-ветеринаров ориентируют на сельскохозяйственные виды животных. Игуаны же промышленного значения не имеют.
—Поэтому только уколов змее но-шпу, я могу узнать, что змеи но-шпу не переносят. И некому написать об этом в научном журнале или учебнике, чтобы другие ветеринары этот опыт уже не проходили,—говорит Дмитрий Борисович.
Еще одна проблема в работе с рептилиями—нет стандартного оборудования.
—Однажды мне принесли удава со сломанным позвоночником,—рассказывает доктор Васильев,—хозяин хотел ему сделать какую-то профилактическую инъекцию самостоятельно, но питон вывернулся и повис как тряпка. Разрезали, было понятно, что необходима фиксация позвоночника, но чем же его фиксировать? Нет таких спиц, пластин, нет таких технологий для змей! И тогда мы по ходу операции соорудили нечто, напоминающее аппарат Елизарова—из силиконовых трубок, спиц Кершнера и полимерного материала.
—Часто удается спасать рептилий или все же они, как «экспериментальные» пациенты, гибнут под ножом?
—Судите сами—трофейный крокодил Московского зоопарка по кличке Сатурн, подаренный Москве британской армией в 1946 году, до сих пор жив. Хотя умирать собирался раза два—надувался и переставал глотать. И мы снова экспериментировали: садились на него втроем, чтобы удержать, дразнили палкой, чтобы он открыл пасть и дал возможность закинуть в нее лекарство. В этом главный интерес ветеринарии экзотических животных—все время нужно искать решение, думать, как спасти животное, когда не знаешь, что делать. И более того, кому-то это спасение может показаться прихотью.
Фото YURIKO NAKAO/REUTERS, CHRIS O’MEARA/AP