Андре Лилиенталю 97 лет. Старейший гроссмейстер планеты живет в Венгрии, учился играть в Париже, но считает себя наполовину русским: родился в Москве, прожил в СССР 40 лет, стал в 1940-м чемпионом Союза по шахматам. В общем, он из тех мастеров, для которых шахматы были страной.
БОРЩ ДЛЯ ФИШЕРА
—А вы знаете, это любимый диван Бобби Фишера—он всегда устраивался на нем, когда наведывался ко мне. Бобби очень любил русский борщ и всегда просил Олечку его приготовить. Жаль, ушел рано—всего в 64. Шахматист был от Бога…
Мы говорим в небольшой будапештской квартире Лилиенталя. Кто бы подумал, что именно здесь, в крохотной столовой типичной «панельки» на будайской стороне Дуная, надо было искать следы непобедимого американского чемпиона.
—Так выходит, Андре Арнольдович, Фишер у вас скрывался от властей США после того, как они запретили ему играть в Югославии матч со Спасским?
—У Бобби в Будапеште была квартира, но он просил никому не говорить, где она. Американцы обвиняли его в нарушении международного бойкота Югославии. А в Венгрии он жил относительно спокойно. Часто наведывался в Германию и каждый раз привозил какой-то презент. А когда заходил к нам, усаживался вот на то место, где вы сидите, и мы разбирали партии.
—И что, никогда не играли?
—Ни разу. Вообще, через эту квартиру прошли почти все шахматные короли ХХ века, но Фишер у меня жил. Мог съесть пол-кастрюли Олечкиного борща и икру любил. Когда засиживались за шахматами до трех ночи, оставался спать вон в той комнатке. И спал до трех дня.
—Говорят, человек-то был сложный.
—Сложный, но мы дружили. Правда, с коллегами встречаться он не любил.
—А на каком же языке вы общались?
—Я—на немецком. Жена—на русском.
—Бобби говорил по-русски?
—И вполне прилично—но почему-то скрывал. Его мать—российского происхождения. Он и жену просил познакомить его с русской женщиной. Оленька знакомила. Но не сложилось. Я плакал, когда он ушел.
МОСКВИЧ ПО РОЖДЕНИЮ
Это сейчас шахматистами становятся в школах и клубах. В 20-е годы прошлого века, когда Лилиенталь только начинал переставлять фигуры, все было иначе.
—В шахматы я пришел случайно,—признается Андре Арнольдович.—Профессор, у которого я занимался музыкой, уверял даже, что из меня мог бы выйти неплохой музыкант. Правда, у музыки с шахматами много общего: в 30-е годы я играл в Париже с Прокофьевым, позже с Ойстрахом—оба были серьезными игроками... Ну а еще я мог стать портным.
Увлечение музыкой у Лилиенталя—это от матери, оперной певицы. В самом начале ХХ века судьба забросила его семью в Москву: мать пела в Большом, отец работал инженером, а свободное время отдавал автогонкам. Здесь же, в Москве, в 1911 году родился мальчик Андор, он же Андре, подданный Австро-Венгрии.
Семейной идиллии в царской России положила конец война. Отца, как поданного враждебного государства, интернировали в Оренбург. Мать перебралась в Будапешт, но от потрясений потеряла голос: чтобы прокормить семью, пошла в портнихи. В школу в Будапеште Андре ходил вместе с одноклассником по имени Янош Кадар, не подозревая, что тому предстоит сыграть в его жизни не последнюю роль. Но все это будет лет через 40, а пока будущий гроссмейстер, гроза Капабланки вынужден бросить учебу: надо кормить семью и он тоже идет в портные—учеником.
ОТ ПОРТНОГО ДО ГРОССМЕЙСТЕРА
Профессия портного в 15 лет выглядела вполне подходящей, но, как оказалось, работы не гарантировала. Однажды в здании профсоюза портных, что на площади Алмаши в Будапеште, судьба свела Лилиенталя с другим безработным. Тот от скуки предложил сыграть в шахматы и быстро обыграл новичка. Андре это задело: через пару месяцев он разделал обидчика под орех, чем привел своего первого учителя в ярость. «Это была самая опасная игра в моей жизни,—смеется гроссмейстер,—от побоев я еле спасся».
Безработный портной быстро понял, что шахматы—это не только его игра, но и хлеб: в них на деньги играли тогда, как сегодня в рулетку или бильярд.
Первый серьезный бой на новом поприще молодому Лилиенталю пришлось выдержать в Вене в 1929-м. Заплатив последние деньги за билет на сеанс одновременной игры в кафе «Шенбрунн», 18-летний Лилиенталь добился ничьей с самим чемпионом мира кубинцем Хосе Раулем Капабланкой. Кто бы тогда подумал, что их следующей встрече—на турнире в английском Гастингсе—суждено войти в шахматные анналы: пожертвовав ферзя, Лилиенталь на 26-м ходу вынудит чемпиона сдаться.
В эти пять лет до триумфа в Гастингсе вместились его шахматные университеты. Лилиенталь проходил их в Париже, куда в 1920—1930-е годы съезжались все мэтры мира. Впрочем, его путь во Францию начался с курьеза: за нелегальный переход немецкой границы Лилиенталя упекли в тюрьму. К счастью, тюремщик оказался заядлым шахматистом...
Шахматная жизнь Парижа в начале 1930-х вращалась вокруг знаменитого кафе «Режанс» на улице Риволи. Когда-то здесь играл Наполеон—в кафе долго хранили столик, за которым играл император, и записи всех его партий. «Увы, сейчас все утрачено»,—вздыхает гроссмейстер.
В те годы сюда приходили Алехин, Капабланка, Бернштейн, Тартаковер. Стал завсегдатаем и Лилиенталь. Алехин предложил ему блиц из четырех партий. Лилиенталь выиграл у чемпиона мира со счетом 3:1. Алехин предложил матч-реванш, но венгр вежливо отказался. «Доктор,—сказал он,—я хочу оставить этот результат себе на память». После этого они подружились.
В «Режансе» играли партию по пять франков—деньги, на которые можно было прилично пообедать. У молодого венгра такие суммы были далеко не всегда, но Алехин часто ссужал. Когда же, поднаторев, Лилиенталь стал выигрывать и пытался вернуть долг, чемпион отговаривался: отдадите, мол, когда сами станете чемпионом. Он буквально шефствовал над Лилиенталем, даже давал ему приют у себя на квартире. Это время Андре Арнольдович вспоминает с грустью и теплотой.
—У Алехина была кошка, которую он возил по всему свету. Звали ее Чесс—Шахматы. Однажды кошка пропала, Алехин был в панике. Даже турнир прекратили. Оказалось, у Чесс был роман: она вернулась уже с семейством. И все поздравляли Алехина, хлопали, радовались... Алехин, чемпион мира и Франции, оставался человеком русским даже при гитлеровской оккупации: так уж получилось, что из Парижа ему было некуда ехать. Через пару лет в Союзе против него стали писать какие-то письма, но я и еще двое шахматистов их подписывать отказались. Так и сказал: писем против друзей не пишу.
Уроки и дружба шахматных небожителей и подготовили его триумф над Капабланкой в Гастингсе. О случайности речи уже не шло. Чешский шахматист Сало Флор, комментируя эту встречу, напишет: «Так жутко, как Лилиенталь, кубинца никто никогда не громил...» Впрочем, судьба уже готовила Лилиенталю новый зигзаг.
40 ЛЕТ НА РОДИНЕ
К концу 1930-х годов шахматная столица мира постепенно сместилась из Парижа в Москву. В столице «нового мира» играют будущие чемпионы Ботвинник, Смыслов. Страна болела шахматами даже больше, чем футболом. В 1934—1935 годах в Музее изящных искусств устроили первые крупные международные соревнования. А в 1936-м—Московский шахматный турнир в Колонном зале Дома союзов. Он и стал судьбоносным для Лилиенталя. Здесь он встретил первую жену—очаровательную блондинку Евгению, с которой не расставался 50 лет—до ее смерти. Тогда же решил остаться в СССР.
В 1939-м Лилиенталь принял советское гражданство, еще через год стал чемпионом Союза. По его словам, тот чемпионат СССР был потруднее иных чемпионатов мира: Лилиенталю пришлось играть сразу с двумя будущими чемпионами Ботвинником и Смысловым. Его имя стало символом успехов Союза: в 1937-м в Свердловске он установил мировой рекорд, сыграв одновременно 201 партию.
Новая война обернулась эвакуацией в Куйбышев: лекции раненым бойцам, военные чемпионаты СССР в Москве и Баку. После войны—снова турниры. Но по возвращении из эвакуации чемпиона СССР Лилиенталя не захотели прописывать обратно в Москве—в паспорте в графе «национальность» стояло «венгр», а с венграми только что воевали. Кто-то из знакомых посоветовал обратиться к всемогущему Берии—терять-то нечего. До Берии не дошли, встретил его секретарь, которому чемпион без прописки изложил суть дела, на следующий день Лилиенталь стал москвичом еще на 30 лет. Он снова выступал в чемпионатах СССР, занимал призовые места, много играл за сборную против США, Великобритании и даже Венгрии, работал тренером со Смысловым и Петросяном.
Мог ли Лилиенталь стать чемпионом мира? Наверное, мог. Ведь он обыгрывал практически всех официальных чемпионов—от Капабланки до Ботвинника. Что помешало? Друзья и близкие говорят—мягкий характер. Давний друг Сало Флор пишет об этом так: «Когда в 1936-м Лилиенталь победил немца Ласкера, то чуть не прослезился от того, что он, 25-летний шахматист, «обидел» 68-летнего экс-чемпиона мира. Ну куда это годится?» Трудно, наверное, с таким характером драться «по-черному» за звания и награды. Но не оттого ли Лилиенталя так уважают и ценят шахматисты разных школ и эпох, не оттого ли в его скромной будапештской квартире любили бывать такие разные чемпионы—Фишер и Спасский, Карпов и Крамник? К нему прочно прикрепилось прозвище—«белый король шахмат».
РУССКИЕ ЖЕНЩИНЫ
Идея вернуться в Венгрию возникла в 70-е, когда эпоха Брежнева, сменившая хрущевскую оттепель, стала давала знать о себе. Шахматиста перестали выпускать за границу. В Британии обнаружился брат Лилиенталя, ставший известным танцором, в США—родной дядя Давид, председатель могущественного Атомного комитета... Чемпион СССР Андре Лилиенталь стал практически невыездным.
Помог одноклассник—Янош Кадар. Кадар и сам любил шахматы, частенько захаживал на турниры. Став в 1956-м первым лицом Венгрии, он помог «выбить» Лилиенталю приличную квартиру в Москве. А когда над ним тучи сгустились, Кадар снова вступился за однокашника: в конце 70-х Андре Арнольдович с женой Евгенией переехал в Будапешт. Венгерская шахматная школа набирала силу, жизнь била ключом. Но отношения Лилиенталя с Россией даже в застойные времена не прерывались.
—Без России я не могу, как без воздуха. Это ведь родина,—без всякого пафоса признается он.
Кстати, о шахматах он говорит тоже без пафоса. Они для него и сегодня работа: анализ партий, заметки для московского шахматного журнала «64». Его мнение по-прежнему весомо в шахматном мире.
Когда его спрашивают, в чем секрет, отвечает: русские женщины. «Нет лучше жен, чем русские. Я часто говорю иностранцам: хотите быть счастливым—женитесь на русской. Капабланка был женат на русской, Флор, Кальман, Пикассо, Леже...»
Со своей нынешней музой—Ольгой Александровной—Лилиенталь тоже познакомился в Москве, на лекции по сеансам одновременной игры. В Будапеште она—прекрасная хозяйка дома, секретарь-референт и продюсер в одном лице. На ней деловая переписка, телефонные переговоры и прием титулованных гостей-чемпионов.
На кухне Лилиенталей время летит незаметно—как в жизни. Он показывает старые семейные фото. Вот Ласкер, вот Капабланка, вот фото сестры-красавицы, она погибла в Дахау. А это уже Портиш, Смыслов, Петросян, Спасский. Вот Фишер на том самом диване. Карпов обнимается с хозяином дома. Крамник встречает 2001 год у Лилиенталей... Перед глазами—вся история шахмат ХХ века, плавно перетекающая в ХХI. Живое связующее звено—Андре Лилиенталь. Шахматы, как ни крути, это гораздо больше, чем e2—e4.
Фото: «64». ШАХМАТНОЕ ОБОЗРЕНИЕ; ИСААК ТУНКЕЛЬ/АРХИВ «ОГОНЬКА»; БОРИС КАВАШКИН/РИА; ИТАР-ТАСС; LASZLO BALOGH/REUTERS