Когда последним перед входом президента в уже заполненный Георгиевский зал вошел Путин в сопровождении земляков Миронова с Грызловым, в зале кто-то робко хлопнул в ладоши, затем аплодисменты окрепли и, когда радость видеть Владимира Владимировича стала всеобщей, зал встал. Правда, не весь и не сразу. В любом случае, репетиция оказалась успешной, и ко входу через пару минут действующего президента вскочили быстро и аплодировали дружно.
Несмотря на якобы утечки в прессу положений будущего послания, впечатление от него на слушающих было достаточно сильным. В принципе, Медведев не сказал ничего такого, что противоречило бы утвержденному им самим образу президента-правоведа и человека, предпочитающего либеральные ценности. Но одно дело знать это в принципе, другое—услышать: «государственная бюрократия, как двадцать лет назад, не доверяет человеку и его свободной деятельности», «сильное государство и сильная бюрократия—это не одно и то же», а государственный аппарат в России сегодня «сам себе и суд, и партия, и в конечном счете народ».
Кто-то подсчитал, что аплодисменты Медведеву звучали во время речи 56 раз. Но интересно, что на разных местах его речи они возникали в разных местах зала. Когда президент говорил о том, что свобода слова должна быть обеспечена технологическими новациями—цифровым телевидением и расширением интернета, аплодировать начали руководители СМИ. Когда он сказал об ответных НАТО военных мерах (радиоэлектронное подавление и комплексы «Искандер» в Калининградской области и нерасформирование ракетного полка в Козельске), аплодировать начали совсем в другом конце зала. А на предложение о шестилетнем президентском сроке сидящие впереди нас одним рядком конституционные судьи, кажется, вовсе не аплодировали.
Нормально, что в полуторачасовой речи люди в зале и у телевизора, возможно, самое важное увидели по-разному—каждый, наверное, хочет прочесть президента поближе к собственным представлениям о жизни и стране. Медведев встревожен, но не боится кризиса, значит, и нам можно жить поспокойнее. Другим было важнее, что и так здорово потесненная российская демократия не станет жертвой антикризисных мер: не будет огосударствления, не будет притеснения политических свобод граждан, их частная собственность неприкосновенна. Можно сказать, что в речи Медведев еще шире развернул свой тезис о том, что «свобода лучше несвободы». Нужно быть в немалой степени идеалистом, чтобы увидеть в сегодняшней России возможное «сообщество свободных людей».
За полтора часа Медведев сделал много серьезных заявок. Например, говорил он о том, что несправедливо к 5 000 000 проголосовавших отсутствие близких им по мировоззрению партий в парламенте. Хорошо бы, мол, снизить барьер и нескольких депутатов все-таки допустить… Допустят ли после этих слов вменяемую оппозицию к телеэкранам, как первому шагу на пути к парламенту, осталось за рамками речи.
Конечно, послание президента в первый год руководства страной очень отличается от того, что он будет говорить через два или три года. Речь не о содержании, а о том, что 5 ноября Медведев представил скорее себя и собственное видение российского будущего. А через пару лет в послании скорее всего, как и Путин, будет давать задания и усилится цифрами. Многие говорят, что к посланию-2008 Медведев готовился долго и тщательно. Но главная сенсация—предложение увеличить президентский срок до шести, а депутатский—до пяти лет, по кремлевским слухам, появилась буквально в последний перед выступлением день, когда Медведев уже самостоятельно дорабатывал документ. Возможно, и поэтому предложение это звучит в некотором диссонансе с остальной речью, в которой многократно по разным поводам говорилось о приверженности Конституции. И вот впервые за пятнадцать лет первое лицо государства предложило внести изменение в Основной закон. Предложение Медведева выглядит болезненным прежде всего для тех, кто, как и он сам, обеспокоен сцементированностью бюрократии, симптомами общественной несвободы, плохо работающими социальными лифтами. Президент не привел очевидных мотивов для принятия своего предложения. Благородство шага лишь в том, что думает Медведев не о себе. В России, как известно, закон не имеет обратной силы. Как правило, не имеет.
Фото СЕРГЕЯ ГУНЕЕВА/РИА НОВОСТИ