Искусство свободного времени
Анна Толстова о выставке альбомов в Музее Пушкина на Пречистенке
Все жанры хороши, кроме скучного — жанр выставки об истории жанра на первый взгляд из скучнейших, если только бахтинская "память жанра" не спешит на помощь кураторам. В этом случае поспешила. Невинная камерная затея галереи "Ковчег" превратилась в едва поместившуюся в залах усадьбы Хрущевых-Селезневых на Пречистенке энциклопедию альбома, где раздел пушкинско-жуковской поры составляла хранительница Музея Пушкина Лидия Карнаухова, модернизмом занимались "ковчеговцы" Сергей Сафонов и Игорь Чувилин, а за современное искусство отвечала независимый куратор Анна Романова. Казалось бы, какая связь между "уездной барышни альбомом", насмешливо воспетым нынешним хозяином усадьбы, и альбомами Ильи Кабакова? А связь, она же память жанра, меж тем есть.
Слово, так и просящееся к альбомам,— не столько уездных барышень, сколько столичных кавалеров, просвещенных и чувствительных, перенявших моду на книжицы с набросками и виршами из Европы, что оттачивала остроумие в изысканном обществе салона и воспитывала остроту зрения, снаряжаясь в Grand Tour "снимать виды" акварелью или же сангиной,— слово это — дилетантизм. Без отрицательных коннотаций, какими оно обросло уже, кажется, к середине XIX века, века профессионалов и специалистов. В том изначальном смысле, когда понятие dilettanti означало свободные художники, не скованные заказом и цеховыми предрассудками; единого прекрасного жрецы; счастливцы, посвятившие свои досуги чистому искусству; транжиры, не знающие цену свободного времени. Когда дилетантизм, в сущности, был синонимом творческой свободы. Этим возвышенным дилетантизмом отличается, например, альбом Алексея Оленина, президента Академии художеств и директора Публичной библиотеки, с рисунками князя Гагарина, ученика великого Карла, и самого владельца, из чьих художественно-археологических увлечений вырос русско-византийский стиль.
Андрей Белый. "Поэты и политики", рисунок в альбом Г. Головина
Историк культуры, возможно, поспешит сказать, что альбом, рожденный миром дворянской усадьбы, был обречен умереть после 1917 года. Что в тетрадях Алисы Порет, ученицы Филонова, зазнобы Хармса и подружки обэриутов, мы видим осколки этого мира и обрывки этого жанра. И что сегодня — в век всеобщей полуграмотности — мы наблюдаем вырождение светской забавы в девичьи песенники и дембельские альбомы. И все же неудивительно, что именно в XX веке, так часто попиравшем все, в том числе и творческие, свободы, свободное дилетантство альбома оказывается столь востребовано в профессиональном искусстве. Альбом с его приватностью и камерностью становится едва ли не последней бесцензурной зоной для подконтрольного и подневольного советского художника. Едет ли он в вояж по Каме, как Константин Истомин, дурачится в семейном кругу, как погибший в первые месяцы войны Никита Фаворский, сын Владимира Фаворского, или отпускает на волю эротические — это когда фотографа обнаженной натуры запросто могли посадить за порнографию — фантазии, как скульптор Иван Ефимов. Даже в сталинском лагере альбомное рисование дает глоток свободы, позволяя — хотя бы на бумаге — вернуться к человеческому, домашнему существованию. Таковы хранящиеся в коллекции общества "Мемориал" письма выдающегося метеоролога Алексея Вангенгейма: с виду типичные листы старинного альбома, с рисунками, шарадами и даже собранным на Соловках гербарием, эти познавательные послания предназначались для маленькой дочки ученого.
Неизвестный художник, 1810 год
И, разумеется, не могли пройти мимо вольнолюбивого дилетантского жанра художники, которым приходилось вести двойную — официальную и неофициальную — художественную жизнь. Альбомы Ильи Кабакова, вводившие целый ритуал просматривания-перелистывания, создали посреди советской коммунальной Москвы оазис независимого интеллектуального салона, и избранному кругу зрителей-собеседников, допущенных на территорию личной свободы художника, открывался, словно шагнувшему с балкона и "Полетевшему Комарову", безграничный простор, простор воображения. Такой же дверью в иные миры были и тонущие в бесконечных комментариях гроссбухи "Коллективных действий", фиксировавшие их поездки — побеги — за город. В этих несанкционированных вылазках в пространства свободной фантазии мастера неофициального искусства, сдавшие в издательства книжные иллюстрации, выполнившие оформительские заказы и сделавшиеся на время властелинами свободного времени, выступали истинными дилетантами — в том изначальном, высоком смысле слова.
"Альбомы нынче стали редки...". Государственный музей А.С. Пушкина, с 30 августа по 17 ноября