Балетный сезон Михайловский театр открыл "Ромео и Джульеттой" в постановке Начо Дуато. Как и год назад, честь дать старт сезону доверили приглашенной балерине Полине Семионовой. Рассказывает ОЛЬГА ФЕДОРЧЕНКО.
Вежливость Ивана Зайцева (Ромео) слегка обескуражила Полину Семионову (Джульетта), но профессионализм помог ей довести любовное напряжение до нужного градуса драматизма
Фото: Пресс-служба Михайловского театра
Мировая звезда Полина Семионова с прошлого года является приглашенной балериной Михайловского театра. Однако "Ромео и Джульетта" Начо Дуато — лишь второе ее выступление в Санкт-Петербурге с этой труппой. Год назад тончайшая интуитивная балерина открывала сезон "Жизелью" в паре с Марсело Гомесом и произвела небольшую культурологическую встряску — прежде всего, невиданной интенсивностью взаимного партнерства, которое, казалось, рождалось в сплетении взглядов. Однако полноценные спектакли больше в Михайловском она не танцевала.
Балету "Ромео и Джульетта" Начо Дуато, поставленному относительно недавно (премьера состоялась в декабре 2012 года), свойственна чрезмерная эмоциональная и пластическая интенсивность, а Джульетта задумана и воплощена постановщиком не в виде рафинированной ренессансной барышни, но отменно плотской и чувственной девицы. В спектакле Дуато при всей его умозрительной и довольно рациональной хореографии все же доминирует телесная осязательность: Ромео и Джульетта сталкиваются нос к носу, идя на запах; два танцовщика зримо воплощают дурман рокового зелья; героиня время от времени тычется носом то в подмышку родителю, то в рубашку Ромео, то припадает к нянькиной груди.
Джульетта Полины Семионовой ближе к классической традиции, воплощенной в спектаклях Лавровского и Макмиллана, — утонченная патрицианка, символизирующая вечную весну юности. Ее интуитивный танец процеживает целомудренную классическую интерпретацию через тактильную хореографию Начо Дуато. Джульетта Полины Семионовой привязывает себя к внешнему миру нитями взглядов: именно так она зацепляет Париса (Михаил Сиваков) — мгновенным и крепким контактом, возникшим из взаимного погружения глаза в глаза. И этот Парис уже ни на шаг не отступится от Джульетты. Поэтому так неожиданно полнозвучно прозвучала в спектакле линия Джульетта — Парис, ставшая, как ни странно, в этот вечер ведущей. Именно этот Парис, с задатками английского короля-тирана Генриха VIII, мог бы стать достойным партнером Джульетте, если бы только не его страстно-эгоистичное стремление к единоличному обладанию. Героине же Полины Семионовой подобная назойливая привязанность тягостна, словно оковы. Ее вариация на балу интонационно созвучна монологу Ларисы из "Бесприданницы": "Я вещь, а не человек!"
Но развития тема не получила: Иван Зайцев, танцевавший Ромео, взгляд госпожи Семионовой не сосканировал и, лишь скользнув по ее лицу, педантично гнул танцевальную линию своей роли, красиво изображая влюбленность. Получилось, что этот Ромео не доверял своей Джульетте, и поэтому кульминационный момент сцены у балкона — неистовый бег влюбленных по кругу под огромным развевающимся полотнищем — напоминал олимпийский финал на стометровке. В какое-то мгновение показалось, что балерину подобная хореографическая вежливость чуть обескуражила, ибо начатое ею конструирование собственной темы грозило обрушением. Не оттого ли в третьем акте так грустна была ее Джульетта, сидящая на кровати после ухода Ромео и прижимающая к груди подушку: так ребенок обнимает плюшевого мишку, которому доверяет полностью и безоглядно. Но профессионализм взял свое: без выхода в параллельные миры, без куража, с дозированной концентрацией лиричности и драматизма Полина Семионова довела роль до конца — до бурных победных аплодисментов.