Башня на память

В Мультимедиа Арт Музее открывается выставка, посвященная выдающемуся русскому инженеру Владимиру Шухову (1853-1939). Выставка — на Волхонке, но главный ее московский экспонат уже девяносто с лишним лет стоит в Москве на Шаболовке. Этот 160-метровый столп из гиперболоидных металлических конструкций называется Шуховской башней. Его строили как радиомачту для Коминтерна и живой укор Эйфелевой башне в Париже.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 6

Строительство башни для Радиостанции имени Коминтерна на улице Шаболовке в Москве. Подъем шестой секции, декабрь 1921 года

Фото: Фонд «Шуховская башня», личный архив В.Г. Шухова

Светопрозрачный потолок в здании Высших женских курсов в Москве на Малой Царицынской улице (сейчас Малая Пироговская), 1913 год

Фото: Фонд «Шуховская башня», личный архив В.Г. Шухова

Строительство Брянского (Киевского) вокзала в Москве, 1916 год

Фото: Фонд «Шуховская башня», личный архив В.Г. Шухова

Строительство музея слепков имени Императора Александра III (сейчас ГМИИ им. А. С. Пушкина) со светопрозрачными перекрытиями залов, 1911 год

Фото: Фонд «Шуховская башня», личный архив В.Г. Шухова

Одна из стереопар Владимира Шухова, с помощью которых он добивался иллюзии объемного изображения. Завод Строительной конторы инженера А. В. Бари (в дальнейшем — завод «Парострой», позже — завод «Динамо»). Прокатно-штамповочный цех, 1910-е годы

Фото: Фонд «Шуховская башня», личный архив В.Г. Шухова

Строительство Брянского (Киевского) вокзала в Москве, март 1915 года

Фото: личный архив В.Г. Шухова

Шуховская башня могла бы быть 350-метровой, но советская власть и сестра ее разруха башню уполовинили. В итоге строительства антенна поднялась на 160 метров, инженер товарищ Шухов получил от Совнаркома звание героя труда, а от ВЧК — приговор "условный расстрел". Первое — за ударное выполнение планов партии, второе — за случившуюся при этом аварию, которой не удалось избежать. Под этим условным расстрелом Владимир Шухов ходил до самой смерти в 1939 году, но умер не в тюрьме, а свободным человеком, академиком, в больнице, после тяжелых ожогов — глупый несчастный случай дома.

Владимиру Шухову сначала очень повезло. Он родился в очень правильное время, именно тогда, когда Россия готовилась стать индустриальной страной. Советская статистика, которая потом сравнивала все цифры с 1913 годом, лукавила: сопоставление русского XIX века с тринадцатым годом было бы не менее впечатляющим. Сын финансиста, чиновника, переезжавшего с семьей из города в город, он с детства повидал страну. Учился в лучшем в те времена Императорском московском техническом училище (сейчас оно называется МГТУ имени Баумана, хотя товарищ Бауман, в отличие от господина Шухова, заканчивал Казанский ветеринарный институт). Туда нелегко было попасть — Шухова взяли туда сразу же после гимназии как блестящего ученика. Да и диплом свой он не защищал, а получил его в 1876-м по совокупности реальных заслуг, а потом провел год в США, изучая американскую технику.

Он вернулся настоящим русским американцем, приверженцем прогресса, любителем театра, страстным велосипедистом и неплохим фотографом — что, кстати, и делает его замечательной фигурой для Мультимедиа Арт Музея, дома фотографии. В Америке он познакомился со своим будущим компаньоном Александром Бари, выходцем из России, приехавшим на родину, чтобы поучаствовать в царской индустриализации.

Бари стал хозяином конторы, Шухов — главным инженером. Они отлично понимали друг друга. Даже тогда, когда Шухову выгоднее было бы проклясть американца-капиталиста, он отдавал ему должное: "Говорят, А. В. Бари эксплуатировал меня. Это правильно. Но и я эксплуатировал его, заставляя его выполнять мои даже самые смелые предложения".

Шухову пришлось решать едва ли не все инженерные задачи, которые в то время появлялись: строительство железных дорог, разработки новых архитектурных конструкций, усовершенствование техники нефтедобычи. Нефть дала природа, все остальное добавил Шухов, которому приписывают первый нефтепровод на бакинских приисках, расчет металлических резервуаров и изобретение самого процесса крекинга, сделавшего нефть кровью цивилизации на век вперед. Речные танкеры, гиперболические конструкции, использовавшиеся повсюду — от водонапорных башен и мачт русских броненосцев до мебели и корзин для бумаг,— все это Шухов. Не было ни одной крупной стройки, где не понадобились бы шуховские конструкции. Их использовали в здании Верхних торговых рядов (нынешний ГУМ), и в пассаже Фирсановой (нынешний Петровский), и в Музее изящных искусств (нынешний ГМИИ),— в этом он похож на Эйфеля, который тоже оставил свои следы повсюду в Париже. Но точно так же, как Эйфеля, Шухова знают по его башне.

После революции контору Бари национализировали и рабочие выбрали Шухова директором. Я думаю, в этот момент он подумал о том, что к власти наконец-то приходят инженеры, но заблуждение едва ли продлилось долго. В логике романа Алексея Толстого "Гиперболоид инженера Гарина" инженер Шухов не мог быть прототипом главного героя. Забытым в тайге Манцевым, возможно, мог бы. Но его талант потребовался в Москве большевикам, которые собирались заговорить напрямую с пролетариями всех стран. Радиостанции Коминтерна нужна была мачта для коммунистической пропаганды — и Шухов ее построил.

В то время инженер и вправду стал главной фигурой прогресса. Недаром товарищ Сталин назвал писателей "инженерами человеческих душ", а не врачами или комиссарами. В последующие десятилетия понадобились больше комиссары, которые рассадили инженеров по шарашкам, чтобы они делали для них танки и самолеты. Говорят, что Шухов старался этого не замечать, прятался в работе и почти не выходил из дома. Отныне за него с миром говорила его башня, ставшая ему прижизненным памятником.

Мультимедиа Арт Музей, до 10 ноября

Алексей Тарханов