11 октября в РАМТ состоится премьера спектакля Юрия Грымова. "Цветы для Элджернона" — это инсценировка романа американского писателя Дэниела Киза. Накануне премьеры с режиссером Юрием Грымовым встретилась обозреватель "Коммерсантъ FM" Арина Мороз.
Фото: Оксана Капитан, Коммерсантъ / купить фото
Главный герой спектакля Чарли — умственно отсталый молодой человек, который принимает участие в научном эксперименте. После хирургической операции слабоумный Чарли должен стать абсолютно нормальным. Но что есть норма в нашей жизни? На этот вопрос и пытаются ответить создатели спектакля.
— Уже через несколько дней у вас премьера. Что в этой истории для вас самое важное?
— Мне кажется, в театре очень важная составляющая – это эксперимент. Без этого не существует театра. И я не вижу смысла, чтобы зритель приходил, если на сцене нет какого-то эксперимента. Сегодня кино утратило возможность эксперимента, поэтому я в театре. Говорю об этом со слезами на глазах, потому что полное отсутствие индустрии кино в России, именно системы — мы же вписались в мировую индустрию ВТО и так далее.
— Что на премьере зритель увидит?
— На премьере зритель увидит очень интересное произведение Дэниела Киза. Я считаю, что можно с правом говорить: это мировой бестселлер, потому что он издается и переиздается, и в топ-10 уже лет 20. Это официальная премьера в России, мы связывались с Дэниелом Кизом, получили права на постановку, написали пьесу и выходим на сцену РАМТ.
— Кстати, а вот выбор театра как произошел?
— Алексей Владимирович Бородин, худрук театра, позвонил и пригласил меня что-то поставить. Естественно, была полная свобода действий: что хотите, то и ставьте. Я сказал, что мне интересно поставить эту книгу, которую я буквально недавно прочитал. У меня такой маленький есть грех перед худруком театра Бородиным. Когда он меня пригласил, и я решил ставить Дэниела Киза, он говорит: "Да, пожалуйста". Написали пьесу. Я ему говорю, что, наверное, мне нужен будет только черный бархат и табуреточка. Он говорит: "Да, пожалуйста". Прошла неделя, и мне понадобилась вторая табуреточка, через неделю мне захотелось стол... Это самый дорогой спектакль в РАМТе.
— Кстати, каков бюджет?
— Нет, я не знаю.
— Эти вопросы вас не волнуют?
— Дирекция стонет, что очень дорого получилось. И все это так навернулось, создалось, я не хочу раскрывать все секреты декораций, да и это технически очень сложно. Сейчас все мои переживания не столько за артистов — потому что они прекрасные артисты — сколько за техническую службу, потому что очень сложно.
— А какие артисты заняты в этом спектакле?
— Тут вообще мечта случилась у меня. Это дебют молодого артиста Максима Керина. То, что вы увидите, невозможно будет не увидеть — это очень большого размера артист. И рядом с дебютантом просто замечательные артисты разного возраста. Это уникально, когда этот бульон заваривается: дебют и большой опыт. Тут возникает как раз тот самый нерв, который в театре просто необходим. Знаете, я сегодня думал: почему люди так активно ходят в театр? Сейчас уже билеты распроданы на месяц вперед, а мы даже не рекламируемся. Все очень просто: люди в театр приходят, чтобы увидеть себе подобных. Это такое счастье. Вот, например, когда вы приходите в кино и видите не очень развитых подростков, потому что смотреть это "г" на экранах очень сложно стало, скажу вам честно. Я вышел из этого возраста. Потом у них постоянно с мочевым пузырем проблемы в кинотеатрах: только ходят, постоянно жуют, и жрут, жрут. Это зритель кино. Поэтому оттуда нормальные люди уже ушли. И куда им идти, бедным, было? В театр. Почему? Потому что это про вас, это не про него — этого мальчика. И, поверьте, вы будете плакать про себя.
— Чо происходит с кино? Сейчас началась настоящая битва за финансирование, в которой, как я понимаю, вы не участвуете?
— На самом деле, вы правильно сказали касаемо битвы, потому что по-другому это не назвать. Битва-то идет не за то, чтобы реализовать свою идею, а за получение бесплатных денег от государства. Читаю книжку 1949 года, по-моему, когда Калатозов ездил в Америку, и путешествие по Голливуду было — он там абсолютно описывает все то, что сегодня случилось с Россией. Он тогда уже писал про американский кинематограф, понятно совершенно, что не оскорбляя, а возвышая те фильмы, которые достойны в Америке, но сама система, как саранча, съедает многие страны. Большая индустрия Америки — это и внешняя политика государства. Мы ее проиграли. Государство должно выйти из категории денег и прямого финансирования. Надо создать условия, чтобы кино снимать было выгодно. Я писал открытое письмо Путину по поводу реформы из 25 пунктов того, что необходимо сделать, чтобы сохранить национальное кино. Очень много людей не могут получить финансирование. Я обратился в Госкино единственный раз – сейчас. И получил отказ. Я хотел снимать детский фильм. Я считаю, что государство имеет право просить деньги только на детское кино и на историческое. Почему? Потому что это две категории убыточных картин. Хотя детское кино не возвращает деньги, оно необходимо. Сегодня наших детей воспитывает американское кино. Поверьте, у меня дочь, я вижу, что она смотрит, я вижу, как она одевается, я вижу, как она рассуждает, я чувствую это влияние. Я хотел снимать по Портеру — это уникальная книга о нравственности, о девочке, радости — "Полианна". Мы не прошли комиссию, хотя там больше половины за нас проголосовало. А потом я получил письмо от Министерства культуры о том, что уникальный проект предлагает Грымов, мол, мы не смогли его поддержать, но проект уникальный, разработан подробнейшим образом — я три года его разрабатывал — и мы будем всячески содействовать, чтобы вы нашли деньги.
— А как?
— Вот, а как? Я прихожу, мне говорят: "Нет, мы не дадим вам деньги". Нет проблем. Но потом я получаю от них письма, они просят другие государственные органы мне помочь с финансированием — все хорошие ребята просто. Поэтому ходить у государства просить деньги я больше не буду. Точка. А вообще надо изменить систему координат. Почему министерство культуры и вся система построены таким образом, что все приходят туда и унижаются? Я знаю массу людей, в том числе Абдурашидова, который давно не снимает. Почему государство не обеспокоено тем, что люди, которые могут это делать, сделают качественно и интересно, не снимают? А у нас получается, что все те ушлые, которые приходят... Поверьте, я специально говорю это слово, потому что знаю, как все происходит, я знаю практически всю комиссию, и я знаю как получаются деньги, и как договариваются. У нас как деньги получают, посмотрите внимательно: государство выделяет деньги на кино компаниям успешным, они называются теперь "менеджерами", им выделяют деньги. Если они делают успешное кино, гениальные продюсеры, то почему не берут кредит в банке, не зарабатывают деньги, не платят налоги государству? Может быть, нужно помогать авторскому кино, детскому кино, дебютам? Посмотрите, что творится: ребята не могут до сих пор даже короткометражки снимать в институтах.
— С другой стороны, вы свой шаг сделали, вы написали программу, вы написали письмо. Был ли какой-то ответ, реакция?
— У нас реакция всегда есть в государстве, я получил тоже письмо: "Большое спасибо за проделанную работу, учтем".
— Хорошо, но режиссер живет здесь, сейчас и сегодня. Тогда что делать режиссеру, если он в этой стране хочет все-таки снимать кино?
— Конечно, нельзя опускать руки. Поэтому я пришел в театр. Снимать можно и на мобильный телефон, я сейчас не шучу. Но есть другая ситуация, которая, мне кажется, тоже как бы важна, чтобы вы не испытывали иллюзии: никто вам деньги уже не даст, поверьте. Нужно пытаться снижать себестоимость картины. Нужно выходить на зрителя, минуя прокат, потому что 90% кинотеатров принадлежит американским прокатчикам, интернет, потому что сейчас начинают за это платить, и телевидение. Посмотрите, что произошло в американском кинематографе: он просел сильно, но поднялся уровень сериалов. Туда пришли серьезные режиссеры, серьезные артисты и адекватные бюджеты. Почему? Потому что зритель сам голосует кнопкой, долларом, платное телевидение... Поэтому телевидение — это единственное спасение, где может появиться серьезное кино. Поэтому телевидение.