С их слов записано верно

Каково быть следователем в современной России?

Дмитрий Пашинский

Следственный комитет России (СКР) стал крупным ньюсмейкером: расследование уголовных дел, вызывающих широкий резонанс, приковывает к нему особое внимание. Парадоксально, что в общественном мнении СКР и источник коррупции, и последняя надежда в борьбе с ней. Но что за люди работают в этой структуре и как воспринимают свою работу, широкой публике неведомо: к откровенности с журналистами сотрудники СКР не расположены. "Огоньку", однако, повезло: рассказать о себе и службе на условиях анонимности согласились следователи нескольких уровней — вполне можно составить представление о жизни на разных "этажах" силового ведомства.

"Неугоден тот, кто высказывает свою точку зрения"

Петр, 36 лет, майор

Вечер пятницы. Мы сидим в облаке сигаретного дыма многолюдного кафе. На Петре куртка, которую он не снимает, чтобы не привлекать внимания. Под курткой темно-синяя форма сотрудника СКР с погонами майора юстиции. "Почему я выбрал эту профессию? У меня отец работал в органах, других нравственных ориентиров не было. Может, если бы отец был бандитом, я бы свернул на эту стезю",— смеется он.

В 2002 году выпускником юридической академии Петр пришел в прокуратуру (СК еще не существовало) и по контракту должен был отработать пять лет. Потом перешел в СК. "В начале нулевых никто в следствие особо не рвался. Сегодня же оказаться в структуре непросто",— говорит он.

Работа на износ. Нагрузка не соответствует заработной плате. Зарплата майора, например, 40 тысяч плюс премиальные около 15 тысяч, которых за любую провинность могут лишить. "Не пришел на суд в форме, опоздал на службу — получаешь замечание или выговор — лишен премии",— поясняет он. Большинство расследуемых им преступлений имеют общеуголовную направленность, реже экономическую или должностную: взятки, превышения полномочий. Официального разделения по специализациям среди сотрудников нет, но опытные начальники, как правило, знают, кому и что поручить. "В одном из отделов два следователя постоянно занимались расследованием заказных убийств, и коллеги прозвали их "братья-киллеры"",— вспоминает Петр.

Следователь, по рассказам Петра,— кабинетный работник умственного труда. В фактических задержаниях он не участвует, но ему полагается табельное оружие. Мой собеседник свое никогда не получал. "Даже если случаются командировки на Кавказ, то ездишь в сопровождении роты охранников,— рассказывает он.— Резона от этих поездок нет ни у кого, кроме ФСБ. Им даже за 1-2 дня пребывания на Кавказе в личное дело вносится — "участник боевых действий"".

Идею объединить все следственные органы в единую структуру Петр поддерживает, но добавляет, что реализация этого начинания оставляет вопросы. Согласно УПК следствие ведут: СКР, ФСБ, МВД и ФСКН. "Правильно, что за основу взяли прокурорское следствие, оно всегда считалось элитным,— говорит Петр.— Но для любого органа реорганизация — это возможность руководителю избавиться от неугодного работника. А неугоден тот, кто высказывает свою точку зрения. Многие из таких людей уходят сами, попадают под сокращение или оказываются на должностях ниже".

В качестве примера он приводит 2007 год, когда произошло фактическое отделение комитета от прокуратуры. "Созданный комитет оказался ослабленным, нагрузка увеличилась, а народу не хватало,— рассказывает он.— Следствие до сих пор находится на низком уровне из-за отсутствия опытных специалистов".

В уголовном судопроизводстве следователи являются процессуально самостоятельными лицами. У них есть полномочия противопоставлять себя руководству и обжаловать те решения, с которыми они не согласны. Но на деле, как признается Петр, это мертвая норма и случается подобное крайне редко. На его веку такое было лишь однажды — в деле Расула Мирзаева. Им занимался следователь Виталий Ванин. "Вся история происходила на моих глазах,— говорит он.— В то время я был командирован в ГСУ (Главное следственное управление Москвы.— "О"), куда меня пригласили расследовать одно громкое дело".

Полковник юстиции Ванин работал в 1-м, "бандитском", управлении ГСУ по расследованию особо важных дел. В управлении служили настоящие профи. Таких следователей, утверждает Петр, по Москве всего человек 20. "Никаких намеков на коррупцию там не было,— говорит он.— Не то что на уровне районов и округов — там зачастую следователи через адвокатов могут изменить меру пресечения или убрать один из эпизодов. Здесь же одному следователю предлагали взятку в 50 тысяч долларов за назначение психологической экспертизы. Закон, кстати, позволял ее назначить. Но он отказался, зная, что экспертиза была "заряжена" и признала бы невиновность подсудимого".

Так вот, продолжает Петр, Мирзаев проходил по статье 105 УК РФ (убийство). Но проведенная экспертиза установила, что это классическое причинение смерти по неосторожности, и Ванин отправил дело в суд именно по этой статье --109-й УК РФ. Судья, получив дело, была готова отпустить Мирзаева под залог. Но руководство обеспокоилось таким решением, боясь повторения второй "Манежки", тем более на фоне грядущих мартовских выборов. После этого преступление квалифицировали по статье 111 часть 4 УК РФ (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть) и снова хотели поручить его Ванину. Тот отказался. И был в итоге уволен: сначала его понизили, переведя на Северо-Запад столицы, а через два месяца подготовили реорганизацию его отдела.

В связи с увольнением Ванина сотрудники управления писали руководству коллективные письма. Подписали почти все коллеги, кроме одного, который откровенно сказал, что сюда приехал карьеру делать и борьба за правду его не волнует.

Петр убежден, что эта ситуация прекрасно иллюстрирует, как следователей делают ручными. "Увидев, как поступили с Ваниным, мы поняли, что так могут поступить с каждым. С тебя начинают требовать принятия решений, которые создают тебе вилку: идти на сделку с совестью или попасть в опалу и ждать, пока изживут из системы. У следователей управления даже тост есть — за дела без политики",— грустно улыбается мой собеседник.

"На службу приходят совсем неопытные люди"

Илья, 32 года, капитан

В начале интервью капитан просит не включать диктофон. "Я понимаю, что для расшифровки, но вдруг вы его потеряете, а у меня будут неприятности,— объясняет он.— Вообще, я привык, что нас постоянно пишут — адвокаты, свидетели, а иногда и коллеги для создания компромата".

Илья не скрывает: неформальное общение с журналистами может послужить веским поводом для увольнения сотрудника. Во избежание утечки информации в СКР существует официальный документ, запрещающий контактировать со СМИ, а также раскрывать детали следственных материалов даже среди коллег из других отделов. Это обусловлено тайной следствия. Но, по словам Ильи, отследить и пресечь утечки невозможно — есть ведь общение в кулуарах. Кроме того, любую информацию при желании можно купить. Например, в ходе расследования обстоятельств смерти актера Андрея Панина известный портал желтых новостей предлагал работникам одного из отделов 10 тысяч долларов за снимок мертвого тела. "Те, конечно, отказались. Шумихи вокруг его смерти было много, как и версий о случившемся. Но Панин умер сам,— говорит следователь,— в заключении эксперта написано, что смерть наступила от удара головой о кафель в результате падения с высоты собственного роста без вмешательства внешнего ускорения, то есть толчка",— поясняет он.

Илья вырос в семье врачей и с детства готовился к поступлению в медицинский, но провалился на вступительных экзаменах. Ушел в армию, а через два года поступил на юридический факультет МГУ по льготам, которые университет предоставляет военнослужащим. Оттуда — в прокуратуру, а затем в СКР. Зарплата капитана юстиции составляет 35 тысяч рублей. Стаж работы почти 9 лет, с 2004 года. Долгое время работал "на земле" в межрайонном отделе, но потом перешел в окружное управление.

Всего в СКР работает около 24 тысяч человек. По мнению Ильи, этого недостаточно для страны с таким высоким уровнем преступности. "Нагрузка растет с каждым днем, а на службу приходят совсем неопытные люди. Раньше молодым специалистом считался следователь в течение двух лет, а сейчас любого могут назначить сразу в округ на ставку следователя по особо важным делам. Это вопрос денег и связей,— рассказывает он.— Мне повезло застать времена, когда учили работать, а сегодняшнее поколение никто не учит, только положительную статистику требуют".

У каждого органа, разъясняет Илья, свой механизм учета. У следствия — это количество направленных в суд дел. У полиции — количество задержаний. Отсюда происходят коррупционные сделки, поймать на которых кого-либо почти нереально. Как это происходит? До отправки дела в суд следователь заполняет статистические карточки. При возбуждении уголовного дела он должен записать, какое именно подразделение выявило преступление. На профессиональном сленге это называется "палка". Большинство дел расследуется при содействии полиции. "Знакомые менты звонят и спрашивают — нет ли у вас свободных "палок"? Что за это хотите? Есть и тариф с каждого, кто входил в опергруппу,— говорит Илья.— Чаще всего подобное происходит при экономических преступлениях".

К каким последствиям приводит гонка за такой статистикой, он рассказывает на примере громкого дела о серийном убийце: "Когда в Москве нашли очередной женский труп, оперативники привлекли по делу парня, не имея достоверных данных о его причастности к убийству. Парня звали Федор. Он был из неблагополучной семьи, выпивал, покуривал, состоял на учете — такой живет в каждом дворе. Его доставили в отделение, привязали к стулу и при помощи известных методов стали выбивать показания. Били пластиковой бутылкой с водой, чтобы следов не оставалось. Говорили, если признаешься, будет самооборона и дадут два года условно. Он признался. На месте совершения преступления рассказал, как убивал и показал, куда выбросил нож. Нож при этом не нашли, но на основе признательных показаний и следственного эксперимента суд вынес обвинительный приговор, и Федор уехал в Томск сроком на 14 лет. А через некоторое время повторная генетическая экспертиза, в проведении которой суд долго отказывал защите, установила, что кровь на его одежде не от трупа. В итоге Мосгорсуд отправил дело на дальнейшее расследование по вновь открывшимся обстоятельствам. По ним и привлекли настоящего убийцу, признавшего вину. К этому времени Федор отсидел более трех лет строгого режима. Его освободили, выплатив денежную компенсацию".

"В отношении неустановленных сотрудников полиции, сфабриковавших это дело, велось следствие,— продолжает Илья.— Но привлечь их к ответственности не удалось по причине круговой поруки, царящей в органах. Эти сотрудники работают по сей день и продолжают, наверное, ломать людям судьбы, "улучшая" свою статистику",— уверен он.

Есть и другие тонкости в ремесле. "Каждый опытный следователь,— говорит Илья,— в большинстве случаев заранее в курсе, какое дело развалится за недостаточностью доказательств. Он обсуждает этот вопрос с руководством и получает зеленый свет. Но сообщить об этом адвокату обвиняемого неправильно, ведь тогда тот может содрать с клиента круглую сумму — мол, договорился со следствием, прокуратурой или судом. Поэтому следователь передает ему визитку своего адвоката и рекомендует проконсультироваться с ним. После чего два адвоката встречаются на нейтральной территории и договариваются. Следователь обезопасил себя тем, что все переговоры ведет адвокат и деньги тоже адвокат берет. Стоит это от 2 до 20 тысяч долларов". Таких следователей, говорит Илья, называют "решальщики".

"Для нас достать ксиву вне службы — последнее дело"

Юрий, 29 лет, старший лейтенант

Нередко у следователя входит в привычку просыпаться среди ночи от телефонного звонка: "У меня сына с наркотой задержали. Можешь помочь? Там всего несколько грамм. Я этого м... потом сам прибью, но в тюрьму ему никак нельзя". "И в ответ ты, конечно, обещаешь своему знакомому похлопотать, хотя заранее знаешь, что впрягаться за какого-то малолетку-торчка не будешь. Иногда человеку полезно узнать, что такое нести ответственность по всей строгости",— считает Юрий, старший следователь одного из районов столицы. Он возмущен, что их воспринимают как людей, в руках которых закон становится пластилиновым, в то время как в комитете еще остались сотрудники с принципами. К таковым причисляет себя и Юрий. Его друзья часто спрашивают, берет ли он взятки. Услышав "нет", одни не верят, другие удивляются, зачем он вообще пошел в следователи. "Пошел, чтобы ловить злодеев,— поясняет Юрий.— В детстве я читал очень много книг и несколько идеализировал свое представление об окружающем мире. А эта работа позволяет осуществить юношеские мечты о борьбе добра со злом, как бы сентиментально это ни звучало". Разумеется, он не отрицает, что некоторые из его коллег от финансовой безнадеги попадаются на взятках: "У людей появляются семьи, дети, надо на что-то жить... Но мы ведь прекрасно понимали, куда идем и сколько будем получать". Впрочем, "нытье о низких зарплатах" следователь считает сильно преувеличенным, потому как оклад в будущем году обещают поднять на 175 процентов.

Он родился и вырос в Сибири, откуда 12 лет назад приехал в Москву учиться. "Учился плохо, прогуливал, а на пятом курсе записался на практику в следственный комитет, потому что брали туда без проблем,— рассказывает он.— Та практика кардинально изменила меня и заставила взяться за ум. Спустя месяц я уже точно знал, что останусь здесь". По его словам, для трудоустройства на службу тогда и сегодня необходимы лишь две вещи: диплом о юридическом образовании и желание работать. "У нас ежегодно стажируется уйма бестолковых студентов, в чем отчасти виноваты преподаватели, оторванные от реальности и не умеющие заинтересовать профессией. Это нестрашно и можно исправить,— полагает Юрий, вспоминая в их возрасте себя.— Другое дело — ребята, которые приходят с сомнительными целями, увидев красивую вывеску. Они думают, что будут сидеть и плевать в потолок, а еще закрывать эпизоды за много нулей и махать крутой ксивой. Для нас вообще достать ксиву вне службы — последнее дело. Обычно говорят, вы ее в переходе купили. Хотя самые забавные ксивы у ФСБ. Никогда не видели? "Иванов. Начальник группы" — вот и вся информация",— иронизирует Юрий и поясняет, что реальная действительность для таких новичков оказывается гораздо прозаичнее: "Раз в пять лет мы сдаем аттестацию на подтверждение квалификации. Я сдавал такую лишь однажды при поступлении на службу. Это что-то вроде собеседования, где ты рассказываешь о достигнутых результатах. И очень часто глупый, а чаще подозрительный сотрудник ее не проходит. Любому начальнику отдела он может стоить погон, поэтому тот "рекомендует" комиссии его завалить. Но случается и так, что аттестацию просто используют, когда надо избавится от "мешающего" следака".

В ближайшем будущем Юрий планирует вернуться домой, оформив перевод. В регионах, по его мнению, намного проще продвигаться по службе: конкуренция меньше и нагрузка не столь высока. Единственный минус — медленный профессиональный рост по причине однообразности дел. Типичный сценарий преступления в провинции выглядит так: группа в составе следователя, оперативника и криминалиста выезжает на место происшествия. Там с окровавленным ножом сидит мужчина и ревет, потому что зарезал жену по пьяни. "Чтобы раскрыть эту банальную бытовуху, особых талантов в области дедукции не требуется. А в крупных городах совершаются запутанные экономические и должностные преступления, где нужно интеллектуально работать и выстраивать доказательства",— говорит Юрий. Именно это, на его взгляд, и есть наиболее любопытная сторона в профессии. Одним из эффективных способов добычи информации по делу является проверка на полиграфе, хотя суд не признает законными доказательства, собранные с его помощью. Но он используется следствием как попытка проверить подозреваемого: говоришь "правда", тогда почему отказываешься пройти? "Детектор есть только у ФСБ и на него огромная очередь",— объясняет Юрий.

Юрий убежден, что дел, имеющих политически заказной характер, не существует ни на одном из уровней системы. "С позиции следствия эти дела отличает лишь повышенное общественное внимание. Лично я за годы службы ни разу не слышал от руководства приказа кого-то насильно закрывать или обязательно доказывать его вину. Находим состав преступления и пытаемся его доказать. Такая у нас работа".

"Современный следак — продолжение пишущей машинки"

Яна, 25 лет, лейтенант

В МВД Яна пришла около трех лет назад, но, разочаровавшись, уволилась и перешла на службу в Следственный комитет, где успела разочароваться еще больше. "Я была полна романтизма, когда шла в следователи, но столкнулась с гнилой системой и теперь работаю только ради получения необходимого стажа",— говорит она. В будущем Яна планирует уйти в судьи. "Каждый раз, встречаясь с ними, вижу перед собой действительно умных специалистов, и мне с трудом верится в то, что о них говорят". А говорят, оказывается, вот что: якобы стать районным судьей даже в регионах без занесения взятки почти нереально. Спрашиваю про "тарифы" в СКР. По словам Яны, она об этом слышала, но устроиться ей самой помогли не деньги, а связи отца, который отработал в системе больше 20 лет, а теперь занялся адвокатурой.

Со времен работы ее отца, как считает Яна, следователи стали бесправнее. "Нам запрещено пользоваться даже социальными сетями, хотя я на практике убедилась, что в расследовании они полезны,— говорит она.— Но главное — нам запрещено спорить с руководством. Раньше между следователем и начальством шла профессиональная дискуссия, а теперь только инструкции и их четкое выполнение. В общем, современный следак — продолжение пишущей машинки",— шутит Яна. Хотя утверждает: звонки с указанием начать или прекратить дело в отношении кого-либо поступают нечасто. "Однажды расследовалось дело о хищении бюджетных средств в особо крупном размере — 500 млн рублей, которые выделили на строительство дорог,— рассказывает она.— Обвиняемым был депутат гордумы. Он не один их украл, но так как проект курировал он, то всю ответственность повесили на него. Какое-то время депутат приходил на следственные действия с толпой крутых адвокатов, а потом поступил звонок сверху — и дело отправили в архив". По словам Яны, называются подобные эпизоды в профессиональной среде "принципом неотвратимости архива".

В производстве у каждого следователя в среднем находится по 8-10 дел, которые часто распределяются по гендерному признаку. "Как правило, мужчины расследуют преступления против личности, а женщины — экономику,— говорит Яна.— Насколько объективно выносятся судебные решения — сказать сложно. Но сейчас наблюдается тенденция к тому, чтобы освобождать под залог — государству это выгодно. Я уже несколько десятков дел в суд отправила, а арестовали лишь троих. Думаю, это правильно для страны, где отсутствует механизм социальной адаптации после тюрьмы".

Довольно часто Яна принимает участие в оперативно-розыскной работе. Получить саму информацию не составляет труда. Для этого существуют и технические средства, и куча осведомителей. Проблематичным остается наделение ее статусом законно собранных доказательств, поэтому важно проведение успешного допроса. "В полиции в порядке вещей применение физического воздействия, и соревноваться с ними по эффективности допросов невозможно. У нас же "37-й год" никто не устраивает. Записываем так, как говорят",— делится Яна.

Наиболее сложные отношения у следствия, по ее словам, складываются с ФСБ в связи с "126-й проверкой". "Эта проверка кадровая и носит секретный характер. Нам до конца неясно, что она выясняет: наличие родственников за границей, употребление наркотиков или участие в политике. Проверка длится несколько месяцев, и это очень нервный период. Многие из моих коллег оказались уволенными, не пройдя "126-ю",— говорит она.— К тому же чекисты нас за людей вообще не считают и ведут себя так надменно, будто за соседним столом с Путиным работали".

Напоследок Яна признается, что согласилась на интервью, потому как хочет, чтобы какая-нибудь девушка прочитала его и передумала идти в следствие. "В силу занятости про личную жизни приходится забыть. Большинство моих коллег-женщин одиноки,— откровенничает она.— И построить карьеру довольно сложно, ведь "у генерала тоже есть дети". Единственное преимущество профессии — юридический опыт, который потом стоит направить в другое русло — в судейское или адвокатское. Многие хорошие адвокаты пришли из следствия. Они владеют защитой, научившись обвинять и зная процесс изнутри".

"Пресс-хаты в СИЗО до сих пор в ходу"

Вадим, 28 лет, старший лейтенант

Вадима я жду в коридоре суда. Из зала судебных слушаний раздается монотонный женский голос: "...продлить срок содержания под стражей..." Пожилой мужчина, обвиняемый в педофилии, нервно откашливается. Он якобы неоднократно пытался изнасиловать 6-летнюю девочку, живущую с ним по соседству. В детском саду она вылепила фигурку и назвала ее "дядя Слава". Воспитателей обеспокоило наличие интимной детали. Так начался этот процесс.

"Очень страшно допрашивать ребенка о том, что с ним сделали. В такие моменты я ненавижу свою работу",— признается Вадим. Он давно заметил, как тема педофилии, нагнетаемая телевидением, используется людьми в корыстных целях. "Обычно приходит женщина и заявляет, что муж на протяжении многих лет насилует дочь. Начинаешь разбираться и выясняется, что супруги развелись и делят имущество,— рассказывает он.— А закрыть человека по этой статье проще простого". Самый большой срок (12 лет) при нем получил мужчина как раз за развратные действия сексуального характера в отношении лица, не достигшего 16 лет. Вадим не исключает, что мужчину подставили путем дачи взятки судье. "Я настоял, чтобы его содержали в одиночке, иначе до суда бы он не дожил. А многие мои коллеги, напротив, убеждены, что давление со стороны сокамерников помогает следствию, поэтому пресс-хаты в СИЗО до сих пор в ходу,— говорит он.— Я даже диссертацию хочу написать о том, как пребывание подсудимого в камере влияет на расследование, но времени на это пока нет".

Рабочий день следователя начинается в 9 утра. Первая половина посвящена бумажной волоките. "Когда я шел в следствие, то представлял погони, слежки, перестрелки, но вместо "бондианы" меня ожидал письменный стол с горой документов",— с улыбкой вспоминает Вадим. Вторая половина отводится совещаниям, очным ставкам и допросам. Допрос проводится одним сотрудником, перекрестный допрос в стиле "доброго — злого полицейского" законом запрещен. "В основном он проходит в споре с адвокатом, если тот грамотно строит защиту,— говорит следователь.— Адвокатов мы делим на "бандитских", затягивающих дело ради денег, и "небандитских"".

Процедура обыска также осуществляется одним следователем в присутствии понятых. Обыск бывает двух видов: с разрешения суда и неотложный, материалы по которому потом идут в суд для определения его правомерности. Именно поэтому обыски зачастую лишь средство устрашения. "Следаки сами не знали, что делать, и просто нагоняли жути по команде начальства. Дана команда создать картинку, будто по комнатам прошел ураган. Но на деле у мелких преступников фантазия слабая и сразу ясно, где искать: под ванной часто прячут или внутрь дивана вшивают",— говорит Вадим.

Вместе с ним в отделе работает около 10 сотрудников. Для трудоустройства достаточно прийти на практику, а вот продвижение по службе уже предполагает наличие связей. Плюс в комитете существуют национальные квоты, противодействующие кумовству, из-за чего лицам нерусской национальности довольно трудно устроиться.

Основная претензия — к зарплате. Начинающий специалист получает 20-25 тысяч рублей. Вадим полагает, что в рамках борьбы с коррупцией следователи должны получать в три раза больше. "Можно заработать на конвертах, но это рискованно. Хотя при мне за взятки не судили ни одного действующего следователя. Их увольняют и судят как отставных сотрудников".

"Чаще всего приходится расследовать бытовые убийства и изнасилования, но многое зависит от района,— рассказывает он и приблизительно описывает криминальную карту Москвы: — Юг — самая преступная часть города. Большая плотность населения, проживает свыше 2 млн человек. Много мигрантов. Там и грабежи с разбоями, и автоугоны, потому что на юге проходит трасса, идущая на Кавказ. Восток — наркоторговля и убийства. Трупы находят каждую неделю. На западе много заказных убийств, квартирных и барсеточных краж, так как это богатый район. Север и юго-запад относительно спокойны. Самый безопасный район, судя по последней статистике, северо-запад. А центр — это должностные преступления: взятки, хищения. Но это и понятно — Кремль близко",— смеется Вадим.

Все громкие дела ведутся на городском и федеральном уровнях. Попасть наверх самому непросто, но молодого сотрудника могут подключить к расследованию, как это происходило в рамках "дела 6 мая". "Когда формировали группу следователей по "Болотному делу", то из районов и округов пригласили многих сотрудников. Нужно было определить круг подозреваемых и предъявить им обвинения. Сейчас группа значительно уменьшилась и делом занимаются приезжие следователи. Для них это и опыт, и возможность карьерного роста",— объясняет Вадим.

Со своими убеждениями Вадим мог бы гармонично смотреться на любом оппозиционном митинге. Но в дни, когда они случаются, у него, как правило, дежурства...