Звуковой обряд

Шесть лет назад московский концерт группы Nurse With Wound выглядел так. В левом дальнем углу сцены — бессменный лидер проекта Стивен Стэплтон, хмурый мужичок с небольшой жесткой бородкой, похожий на фермера, который зашел после тяжелого дня в паб пропустить пинту-другую. Перед ним — некие диковинные электронные приспособления, над которыми он колдовал полтора часа кряду, не поднимая головы. С противоположной стороны — сразу трое: суровая женщина с длинной толстой косой, мужчина в чем-то вроде противогаза и еще один, который с обезоруживающей глуповатой улыбкой то опускал тяжеленную цепь на подзвученный лист металла, то водил барабанной палочкой по обрезку сантехнической гофры. По центру же — главный соратник Стэплтона на протяжении многих лет Дэвид Тибет из Current 93 в своем привычном декадентском образе: цветок в петлице, шляпа набекрень и бокал красного вина, который он слабеющими пальцами подносил ко рту, чтобы сделать маленький глоток. Даже в отрыве от музыки — мощнейшей, неслыханной в этих широтах ни до, ни после выступления Nurse With Wound,— сама описанная картина способна дать исчерпывающее представление о методиках проекта. Все они замешаны на одном из главных принципов любимого Стэплтоном сюрреализма — сочетании несочетаемого.

В буклете диска "The Sylvie & Babs Hi-Fi Companion" — одного из примерно полусотни альбомов, записанных ансамблем в разных его конфигурациях за тридцать с небольшим лет,— опубликована пожелтевшая газетная вырезка (наверняка "сфабрикованная" заправским мистификатором Стэплтоном), в которой сообщается, что-де в возрасте 19 лет его оштрафовали за необычную провинность: будущий идеолог Nurse With Wound в музыкальном магазине на Оксфорд-стрит вытаскивал пластинки из конвертов и менял их местами. Музыка проекта периодически звучит как результат подобного рода диверсии: вот, скажем, на фоне сумрачного дроун-эмбиента внезапно возникает фортепианная тема в стиле рэгтайм (это альбом "Spiral Insana"), а вот изнурительный шумовой эпик разрешается веселеньким пульсом диксиленда (это концовка знаковой пластинки "Homotopy To Marie"). В сырье для всех этих опытов у Стэплтона никогда не было недостатка: фанатичный коллекционер разного рода звуковой эзотерики, он уже к самому первому лонгплею ансамбля присовокупил так называемый NWW-list, внушительный список источников вдохновения — для собирателей всяческих музыкальных древностей это на долгие годы стало бесценным справочником, а полноценный доступ ко многим упомянутым в перечне позициям появился только в интернет-эпоху. Среди фигурантов списка — французские авангардисты и немецкие краут-рокеры (с группой Guru Guru Стэплтон одно время даже ездил на гастроли в роли мальчика на побегушках), пионеры электроники и апологеты так называемой "конкретной музыки", даже экспериментальный детский радиоспектакль про большую злобную свинью и трех маленьких кротких волчат. Сам Стивен Стэплтон взялся свести все это в единый грандиозный звуковой коллаж — и, если воспринимать таковым всю обширную дискографию Nurse With Wound, очевидно, в задуманном преуспел.

Альбом, к которому прилагался NWW-list, в переводе на русский назывался "Случайная встреча швейной машинки и зонтика на анатомическом столе": так предтеча сюрреализма французский поэт Лотреамон определил когда-то понятие красоты. Диск и впрямь был во многом случайным: Стэплтона вообще-то наняли маляром — разукрасить фасад здания студии BMI, но он подружился с штатным звукорежиссером и в неурочное время привел друзей "поджемить". Впоследствии, впрочем, пластинки Nurse With Wound, как правило, представляли собой итог кропотливой редакторской работы: скажем, "Homotopy To Marie" был скомпонован из пленок, записанных за целый год в режиме "по шесть студийных часов в неделю". На момент образования проекта Стэплтон толком не умел играть ни на одном инструменте — но и время тогда было такое: в Германии, например, появилась группа самопровозглашенных "гениальных дилетантов", а виртуозность хард- и прог-рока 1970-х стремительно выходила из моды. Поэтому в соответствии с духом эпохи Nurse With Wound сосредоточились на исследовании самой текстуры звука: на различных способах его рождения, на сопоставлениях тембров и частот, на ручной манипуляции и деформации тонов и созвучий; примерно так и сюрреалисты комбинировали предметы на холсте или слоги и слова в поэтических строчках, достигая на базе хорошо знакомых элементов некой абсолютно новой выразительности. На одной из ранних пластинок Nurse With Wound записана пьеса под названием "Ostranenie" — и действительно, каждый привычный уху звук, от грохота чугунной цепи до сладкой мелодии из музыкальной шкатулки, как будто услышан Стэплтоном со стороны: разъят на части острым аналитическим умом и затем собран заново, отчего меняется не только его тембр и прочие сугубо звуковые характеристики, но и сама его функция, сам поставляющийся с ним в комплекте ассоциативный ряд.

Именно это кажется главным в долгой и славной истории Nurse With Wound. Среди жанровых пространств, которые Стэплтон посещал в процессе своих опытов,— авант-рок, индастриал, эмбиент, даже диковинное техно (таков, к примеру, диск "Rock'n'Roll Station"); его проект везде оставил свой след. Пожалуй, здесь стоит вспомнить и практику семплинга, в которой Nurse With Wound были среди пионеров: чужие звуки и отзвуки в их коллажах тоже вовсю шли в дело. Но в преддверии концерта важно прежде всего поистине гипнотическое воздействие, которое оказывает музыка проекта на ее вольного или невольного свидетеля: ведь гипноз как раз и подразумевает внезапную возможность взглянуть на окружающий тебя мир с иной, непривычной точки обзора, увидеть в знакомых объектах новые детали и свойства. Шесть лет назад все было именно так: вроде бы на сцене просто мужик в противогазе, а присмотришься — и выяснится, что из противогаза торчит труба.

"Москва Hall", 20 октября, 20.00

Лев Ганкин