Чтобы не погас

Каково это — нести олимпийский факел?

Андрей Колесников

Компания, в которой мне предстояло бежать с факелом, была хороша, причем в прямом смысле: достаточно сказать, что в ней были Марина Александрова, Ксения Алферова и Светлана Бондарчук. Я не говорю про Егора Бероева, братьев Кристовских и Андрея Малахова. А что про них скажешь?

Мы все были прикреплены к одному этапу, за номером 273. Он принадлежал команде "Боско ди чильеджи". Это называлось "групповой слот". Такие слоты практикуются в мировом эстафетном движении. Вообще многое позволяется бегунам. Можно оборачиваться, кивать, размахивать руками. Нельзя, как было сказано на тренинге в шатре на Васильевском спуске, ронять факел. Понятно: такие инструкции составляются по прецедентам.

Девушки, конечно, волновались. Одни успевали опасаться замерзнуть, другие — угореть: оделись все по-разному. Надежнее всех чувствовала себя Марина Александрова: она призналась, что надела термобелье, которое, по идее, в жару остужает, а в холод греет (правда, потом выяснилось, что оно на самом деле работает только в одну сторону: на обогрев).

Факел у нас был один на всех. Нести его придумали парами и договорились сыграть в "ручеек": бежим по двое, несем факел, как оживившиеся рабочий и колхозница, передаем его идущим вместе за нами (в нашем со Светланой Бондарчук случае это были Андрей Малахов и Марина Александрова), потом уходим "под факел"... Сложная конструкция этот ручеек. Никто еще не занимался этим с факелом в руках. Мы репетировали.

На этапы развозили в микроавтобусе на 17 человек. В нашем не хватало только одного человека: Владимира Жириновского. Его долго ждали, но потом выяснилось, что он приедет на место старта на своей машине. Форму с факелом ему, очевидно, отвезли туда же. Все-таки это была всецело российская эстафета.

Факел, который нам в конце концов тоже принесли, вызвал, по понятным причинам, ажиотаж в нашей группе. Всем хотелось не то что потрогать его, а понять, почему он время от времени гаснет. Организатор, который отвечал за нас, рассказал, что на самом деле все очень просто. Есть факелоносцы, которые бегут очень медленно, и тогда газ в факеле просто заканчивается. А есть поджигатели факелов, которые не до конца открывают газовую трубочку перед тем, как тебе уже бежать, и тогда газ все равно может иссякнуть, хотя его там еще много.

Наш старт был назначен на 19.51, то есть когда уже стемнеет. Стартовали мы, не побоюсь этого слова, с Болотной площади. То есть не просто с Болотной площади. А именно с того места на Болотной, которое стало роковым для участников "дела 6 мая". Ну это как если бы... Впрочем, лучше остановиться. А то хуже будет.

— Ну а что? - виновато пожимала плечами одна из участниц эстафеты.— Все-таки отсюда началось, можно сказать, освободительное движение.

Я подумал, что здесь оно и закончилось. Но не сказал ей об этом. Не стал расстраивать ее в такой день.

Как-то темновато кругом оказалось. Людей почти не было, да и машин: движение по обе стороны моста, а также выезды на него уже перекрыли. Я ничего не мог поделать и представлял, что я сижу сейчас в одной из этих машин.

Но почему все-таки не было людей? Я спросил одного из полицейских (а их здесь было, похоже, столько же, сколько и 6 мая), не перекрыли ли и пешеходам дорогу сюда.

— Могли,— подумав, резонно сказал он.

Меня это беспокоило гораздо больше, чем его. Уже вышли из метро и должны были идти сюда, на финиш этапа, мои дети Маша и Ваня, 10 и 12 лет, с их мамой, и вот судьбой детей я и был прежде всего озабочен. Они так хотели посмотреть, как их отец несет факел. А разве я не хотел посмотреть, как они будут смотреть на то, как я буду нести факел? Да только этого я и хотел.

Но судя по тому, что на Болотной площади было темно и пустынно, им могли и правда перекрыть вход.

Я вспомнил, как это было четыре года назад в пригороде Ванкувера за день до старта Олимпиады. Мне повезло тоже поработать там факелоносцем. Старт тогда был назначен на пять утра. Вдоль коридора, по которому я должен был бежать, люди в какой-то безымянной деревушке стояли в несколько шеренг. Они были совершенно упоены видом олимпийского огня. Они пели песни и гимны. Они аплодировали так, что закладывало в ушах. Да они точно даже не ложились спать. Они обнимались со мной на финише не как с родным, а как с любимым.

Здесь было тихо и пустынно. Да что там — все вымерло. И где Маша и Ваня?

Честно говоря, я так и не понял, откуда в конце концов взялись люди. На нас вдруг налетели человек тридцать веселых юношей и девушек и несколько человек с телекамерами. Кажется, это все-таки была группа поддержки Андрея Малахова. Они нашли своего кумира и теперь находили в нем себя, размахивая флажками и, кажется, в самом деле наслаждаясь жизнью.

Немного отпустило. Впрочем, вокруг все было так же пустынно. Болотная площадь и Большой каменный мост напряженно ждали появления олимпийского огня.

Неожиданно я увидел Ваню с Машей. Они успели. Не перекрывали ничего пешеходам. Просто никто не пришел. Да и не знал никто, куда идти. Да и не пошел.

Они стояли за ограждением, Маша на всякий случай плакала. То есть она все понимала.

Можно было бы написать, что от волнения я плохо помню, как мы бежали по мосту. В отличие от подавляющего большинства факелоносцев,— в горку, между прочим. Но я это очень хорошо помню. Бежали, кажется, не медленно и не быстро. В какой-то момент мы со Светланой Бондарчук возглавили шествие. И тут я услышал, как рядом со мной кто-то прокричал:

— Быстрее, блин! Щас погаснет! Бегите быстрей!!!

Ну я и побежал. Надо отдать должное Свете и всем остальным: они не отстали. А бежал я, как умел (то есть, тоже, конечно, не быстро, но как умел все-таки). Да, мы рванули. Я не хотел, чтобы этот факел снова угас именно на мне (хотя, кажется, почему бы и нет?).

И он не угас. Я потом спросил этого человека в темно-синей спортивной форме, что же он так орал-то. Неужели велика была опасность?

— Да вы с вашим ручейком... Двигались, по-моему, назад уже, а не вперед. Разволновался...— виновато сказал он.

Мы стояли на мосту, за нами был Кремль. С нами был факел. Ну что еще человеку для счастья было надо? Все-таки что-то еще надо было.

Потом приехал автобус, который нас развозил, и поехал по этапам собирать нас. Под мостом мы остановились, чтобы забрать очередного участника эстафеты. Он был окружен телекамерами (зрителей, впрочем, здесь не было вовсе). Мы ждали его, пока кто-то не сказал:

— Да это же Жириновский!

Это и правда был он.

— Не дождемся, боюсь,— озабоченно сказал Андрей Малахов.

Все согласились, что этому автобусу с ним не по пути.

И тут я снова увидел Ваню. Он все это время бежал за автобусом. Он только слегка запыхался. Маша, видно, отстала.

Он сдержанно кивнул мне: все под контролем. Махнул митенкой.

Вот это он и запомнит: как бежал, когда уже не надо было, за олимпийским автобусом, где сидел его отец, и как догнал его под мостом у Кремля.

Пройдут, как говорится, годы.