Формула портрета

Ман Рей — фигура в истории искусства ХХ века настолько бесспорная, что даже неприятно. Про всех его друзей дадаистов и сюрреалистов говорили и продолжают говорить всякие гадости (один был слишком болтлив, другой утонул в самоповторах, третий вконец коммерциализировался, ну а Дали, так и то, и другое, и третье), а вот к Ману Рею ничего не прилипает. Он мало говорил, много делал, хорошо продавался, но сам умело этим управлял, в какой-то момент даже отказавшись от фотографии, которая в глазах американской публики перевесила его живопись.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 2

Катрин Денев, 1968 год

Фото: © Man Ray Trust ARS-ADAGP / DACS

Ава Гарднер, 1950 год

Фото: © Man Ray Trust/ADAGP/DACS

Он был среди первопроходцев в таком количестве начинаний (и в искусстве реди-мейда, и в кинетическом искусстве, и в экспериментальной фотографии, и в кино, и в сюрреалистических штудиях), что этих его начинаний хватило бы с лихвой на несколько артистических карьер. А ведь еще он был просто хорошим художником — выросшим на лучших образцах нарождающегося американского модернизма в виде опусов нью-йоркской "Школы мусорных ведер" и пережившим солнечный удар модернизма европейского на эпохальной выставке Armory Show в 1913-м. Он перепробовал все, что можно,— от здорового "реализма" до аналитического и синтетического кубизма, от фовизма до абстракции. Все очень чистенько и правильно, но слишком чистенько и правильно. Так было ровно до того момента, когда он, вняв урокам своего наставника Альфреда Стиглица и разговорам с новым другом Марселем Дюшаном, отпустил вожжи и перестал стесняться того, чего после чувственных импрессионистов было принято стесняться: абсолютной интеллектуальности своих художественных порывов.

Ман Рей — художник от головы. Все его шедевры — это прежде всего "изобретения". И пусть яйцеголовые искусствоведы выводят все ман-реевские утюги, вешалки, манекены, швейные машинки из детства Эммануэля Рудзицкого, сына осевшего в Бруклине каунасского портного, которым был некогда Ман Рей. Но каждая кнопка, впаянная в ощетинившийся утюг, каждая "встреча швейной машинки и зонтика на операционном столе" (цитата из Исидора Дюкасса, графа Лотреамона, с блеском обыгранная в одном из первых в мире реди-мейдов Мана Рея), каждая "Птичья клетка", увиденная в скелете дамского корсета, есть опыт блистательного ума, способного превратить художественное произведение в математическую формулу.

Выставка в ГМИИ берется вроде бы за самого "простого" из возможных Манов Реев: за Мана Рея-портретиста. Более 100 снимков, снятых за 60 лет — с 1916-го по 1976 год. Портретный иконостас знаменитостей первого сорта: Жан Кокто, Макс Эрнст, Сальвадор Дали, Поль Элюар, Пабло Пикассо, Пегги Гуггенхайм, Ли Миллер, Коко Шанель, Катрин Денев, Тристан Тцара, Марсель Дюшан, Дора Маар и десятки других. Почтенное происхождение — из собрания лондонской Национальной портретной галереи. Но какая может быть простота в случае с Маном Реем?

Вроде бы все эти портреты можно разделить на "экспериментальные" (читай — высокохудожественные) и "коммерческие", сделанные на заказ снимки. Вроде бы и сам Ман Рей видел тут границу. Однако общего в них куда больше, чем различий. В первую очередь, конечно, это техническое совершенство и техническое новаторство, которые в случае с Маном Реем были частью его художественного языка. Недаром то, что он делал с фотобумагой, химикатами, да и с самим фотоаппаратом, все эти рейограммы, соляризации, двойные экспозиции, рисование по фотопластине, пачканье объектива, движение фотоаппарата во время съемки и куча подобных опытов, заставляло содрогаться любого нормального профессионала. Но куда важнее оказывается здесь позиция художника: мало кто в истории фотографии может сравниться с Маном Реем в абсолютной холодности. Все его модели, будь то страстная любовница Кики, звезда Монпарнаса, уподобленная "скрипке Энгра", или четкая как иероглиф Коко Шанель, или снежная королева французского кино Катрин Денев, да и он сам на многочисленных автопортретах, все они уподоблены слагаемым той самой сложносочиненной формулы, каковой являются все работы Мана Рея. И тут справедливее будет сказать, что нет у Мана Рея никаких портретов, есть галерея натюрмортов — идеальных логических загадок, разгадать обман которых мечтает каждый начинающий фотограф. Сам Ман Рей к такой своей славе руку, конечно, приложил. На его могиле на кладбище Монпарнаса значится: "Беспристрастный, но неравнодушный". Таким хотели видеть Мана Рэя все его женщины. Сам он культивировал лишь первую часть своей эпитафии.

Музей личных коллекций, с 30 октября до 19 января 2014 года

Кира Долинина