"Я бы хотел понимать, что делать, если не бить машины"

В некоммерческой галерее Random на Поварской улице идет выставка "Спаси свет!" Арсения Жиляева — одно из самых тонких и острых высказываний в русском политическом искусстве последнего времени. Название выставки взято из кампании в защиту одного из обвиняемых по делу 6 мая Владимира Акименкова, теряющего в тюрьме зрение. Жиляев в ней представлен как куратор, в самой же экспозиции — работы неизвестного украинского авангардиста Василия Бойко, американского абстрактного концептуалиста Эда Рейнхарда и британской группы "Альянс прекарных изображений". Все они так или иначе посвящены слепоте, и все они — созданы самим Жиляевым. Игорь Гулин поговорил с художником о недостаточности активистского искусства, кризисе политики и о возможных выходах из него.

Твоя выставка кажется довольно неожиданным поворотом в современном русском политическом искусстве, шагом в сторону как от акционистских, так и традиционно-критических вещей в сторону концептуализма, своего рода метаполитического искусства. Как бы ты описал этот поворот?

У меня, наверное, получился проект в стиле "Санитар леса". Это искусство, которое указывает на то, что есть проблема, и одновременно на то, что эту проблему невозможно разрешить привычным способом. А именно — правильной выставкой на острую политическую тему. Но и амбициозного, шокирующего проекта здесь тоже будет недостаточно. После двух лет наблюдения за искусством в ситуации общественной мобилизации, как мне кажется, для всех стали очевидны границы активистского и шокового акционистского творчества. Для того чтобы действительно начались изменения, недостаточно шоковой терапии. После того как больному сделали электрический разряд в сердце и он приходит в себя, ему нужно заново учиться говорить и жить в целом. И вот это "учиться говорить" сильно отличается от словаря искусства прямого действия. Да, шоковый разряд нужен. Но нужна и тихая работа по возращению к жизни. Люди, которые вынуждены выживать, угнетенные люди, не готовы с ходу к активному политическому участию. И одновременно их бессмысленно провоцировать или дополнительно мобилизовывать. Им нужно открыть возможность соучастия и веры в изменения через собственную активную позицию. Тут есть два варианта — или бить машины, отражая тотальную лживость властей, и называть это искусством, или пытаться учиться говорить, обнажая собственную лживость искусства. Я бы хотел понимать, что делать, если не бить машины.

С "пытаться говорить" сейчас сложная ситуация. Вот был расцвет политического искусства — полтора года после начала протестов. Сейчас кажется, что оно в кризисе. Есть ощущение, что оно дается слишком легко, слишком легко стало производить образы, комментарии, реакции. Раньше политическое искусство давало ответы, сейчас эти ответы схлопнулись — то же самое произошло в медиа с жанром колонки. Мне кажется, что твоя выставка — она определенным образом реагирует именно на эту ситуацию.

Я согласен, что ощущается спад. Но мне кажется, тут есть объективная причина, и она связана с динамикой протестной деятельности. Внутри такого политического события, как протесты, режим существования искусства меняется. Люди больше занимаются не производством произведений искусства по заданным лекалам, а коллективной творческой деятельностью, связанной с усилием по трансформации реальности. Но этот утопический горизонт, в котором соединяются искусство, политика и жизнь, как показывает практика, существует очень ограниченное количество времени. Энергия надежды действительно повлияла на бум политического искусства. Но как только меняется общественно-политический фон, все искусство, которое завязано исключительно на общественной мобилизации, тут же схлопывается. На выходе из утопического режима сверкающая карета вновь превращается в тыкву.

Мы с Ильей Будрайтскисом в качестве инициаторов "Педагогической поэмы", художественного проекта, имевшего форму образовательной программы, попали в пик мобилизации — 2012 год. Но у нас была отличная от акционистского, даже классического активисткого искусства позиция — более тихая. Мы выступили в роли людей, которые пытаются заниматься невидимым для СМИ процессом — обучать и вместе со слушателями обучаться быть свободными и вместе делать историю. В принципе выставка "Спаси свет!" в какой-то степени продолжает эту линию. Но в каком-то смысле, по отношению к активистскому искусству, ее уже можно назвать "постполитической". В Третьяковке у меня уже была ситуация, когда я разрывался между непосредственно политической активностью и производством искусства в институциональных рамках. Тогда же я попытался для себя сформулировать идею искусства в режиме парадокса лжеца. Если мы находимся на территории искусства, значит, мы находимся на территории искусственного, лживого, но в этом и есть истина. "Музей пролетарской культуры", посвященный переосмыслению традиции народного творчества, заканчивался манифестом "Оккупай Абая" — как примером коллективного творчества истории. Был и стенд Абая. Но этот текст и стенд не позиционировались как непосредственное политическое событие, они не подменяли собой жизни, а, наоборот, всячески обнажали свою условность. В "Спаси свет!" есть привязка к кампании в поддержку Володи Акименкова, и она работает по той же схеме.

Мне как раз кажется, здесь есть проблема. Твоя выставка, как я ее понимаю,— о политической немоте, о блоке привычных способов активистского, политического реагирования. Но привязка к процессу Акименкова вновь выводит ее к ситуации комментария. И даже если финальный вывод — о неадекватности, устарелости ситуации комментария, появляется некоторый этический вопрос. Насколько эту критическую конструкцию можно разворачивать на материале чужого мучительного опыта, человека, который сейчас сидит в тюрьме? Ведь ты используешь его слепоту как метафору нашей.

Я бы не говорил о ситуации комментария. Амбиция плохого политического искусства, да и вообще искусства, не в комментировании, а в делании политики, в производстве истины. Я хотел этого избежать — пытаться не производить истину напрямую, как это делает большая часть художественного мейнстрима — а указывать ее по контуру, описать политику апофатически, через негативные определения. И в этом смысле ситуация с Володей и "узниками Болотной" в целом — это тот чудовищный фон реального, который всегда сейчас присутствует и по сравнению с которым любая наша деятельность является недостаточной и банальной. Этот опыт, который нам недоступен, своей брутальностью уравновешивает конструкцию выставки, сотканную из иллюзий, как правило — иллюзий свободы и художественной независимости.

Но если говорить не о выставочной композиции, а именно об этике реальной жизни, то идея была в том, чтобы, показав институциональный тупик искусства, все же сказать о том, что когда ты выходишь из галереи, выходишь из роли зрителя и становишься гражданином, то именно здесь у тебя открывается потенция для того, чтобы что-то сделать с историей Акименкова. И я безусловно продолжаю биться за эту возможность и верить в нее. То есть для зрителя с ангажированной позицией вывод из такого рода выставочных историй в признании того, что, да, искусства недостаточно. Но если мы сталкиваемся с этим фактом — значит, нам необходимо искать какие-то другие инструменты для изменения ситуации.

Но при этом твоя выставка довольно герметична, она не предлагает выходов.

Мы мало говорили об искусстве, хотя, наверное, "Спаси свет!" — история прежде всего про искусство. Про его границы и нереализованные амбиции, про невозможность дотянуться до реальности, до спасения. Моя надежда в том, что этот выход должен быть найден зрителем самостоятельно. И должен быть найден не на территории искусства. Он не может быть дан на территории искусства, потому что в таком случае сам немедленно становится искусством, попадает в систему кривых зеркал. Это как анекдот про то, что легче всего искать под фонарем. Я попытался направить фонарь в лицо. У меня есть свой ответ, но не знаю, подойдет ли он каждому, и я пока не вижу адекватной возможности для воплощения его в жизнь. Мой рецепт против спада и кризиса — искать солидарности с политическими организациями или же строить их самим. Думаю, что в момент, когда фактически вся несистемная оппозиционная политика обнулилась, возникает возможность построить что-то новое. В такой момент воображению нечего терять кроме своих цепей. И, возможно, через какое-то время спектр видимых реальных политических альтернатив станет чуточку шире выбора между Путиным и введением виз для рабочих мигрантов.

"Спаси свет!". Галерея Random, до 30 октября