Титры решают все

"На грани сомнения" Майка Фиггиса

Премьера кино

Фото: Filmz.ru

В украинский прокат вышел эротический триллер "На грани сомнения" (Suspension of Disbelief), который в исполнении английского искателя новых форм Майка Фиггиса никак не может остаться обычным нео-нуаром, а превращается в "кино о кино", в том числе и благодаря тому, что главный герой — сценарист. О том, что британский режиссер не снимает фильмы о каких-то более простых людях, сокрушается ЛИДИЯ МАСЛОВА.

Мало есть в мире режиссеров, кому чаще бы адресовали упреки в претенциозности и чрезмерном пристрастии к деконструкторским выкрутасам, чем Майку Фиггису, и "На грани сомнения" эту тенденцию только подтверждает. Однако и в потрясшем публику новаторством "Таймкоде" (Timecode), и в не менее формалистском "Отеле" (Hotel), при всей их претенциозности, было чему отдать должное, и сквозь авторское самоутверждение все-таки просвечивала какая-никакая история. Теперь же понтовая выделка не может замаскировать вторичное качество сюжетной овчинки, тем более что и режиссерских понтов как-то поубавилось, по сравнению, скажем, с действительно дерзкой идеей разделить в "Таймкоде" экран на четыре части и вести повествование одновременно с четырех точек зрения.

Когда-то безрассудно смелый, Майк Фиггис на этот раз немного трусливо с самого же начала прикрывается чужим авторитетом: чтобы зритель не догадался (во всяком случае, сразу), что его дурят, автор ссылается на Карла Густава Юнга, открывая картину длинным титром, объясняющим, что такое в понимании швейцарского психолога "мистическое участие". Майк Фиггис переносит этот термин в сферу художественного творчества, где, по его мнению, иногда случается, что сочиненный писателем вымысел становится для читателя реальным, непосредственно переживаемым фактом его жизни, так что у него не остается и тени сомнения в реальности происходящего, настолько он погружен внутрь рассказываемой истории. К сожалению, сам фильм "На грани сомнения" — не тот случай.

В новой фиггисовской картине встречаются его излюбленные сюжетные мотивы, отчасти напоминающие те, что в "Таймкоде" служили подпоркой для формального эксперимента. У известного сценариста (Себастьян Кох) 15 лет назад бесследно исчезла жена, зато теперь он знакомится с роковой француженкой (Лотте Вербек), которая, правда, сразу гибнет при криминальных обстоятельствах, однако оставляет вместо себя практически идентичную сестру-близнеца, вступающую в интересные отношения не только с героем, но и с его 25-летней дочкой (Ребекка Найт) — актрисой, снимающейся в фильме по папиному сценарию. Полицейский инспектор (Кеннет Крэнем), выясняющий обстоятельства таинственной гибели француженки, утонувшей в канале, подозревает сценариста в убийстве, а заодно, пользуясь случаем, просит его глянуть сценарий, который накропал на досуге. Вообще, чтение сценария становится одним из лейтмотивов фильма, и иногда вместо того чтобы показывать картинку, Майк Фиггис заставляет и зрителя немного почитать, например, пуская по экрану титры: "1. Самолет взлетает. 2. Самолет садится. 3. Мартин берет напрокат машину". Это еще довольно лестный для публики прием, как бы показывающий, что режиссер верит в силу зрительского воображения, способного представить взлетающий самолет. Но во многих других случаях Майк Фиггис к нашим умственным способностям относится довольно снисходительно, примерно как его герой — к туповатым студентам, которым он преподает драматургическое мастерство в киношколе. В ответ на наивные вопросы будущих сценаристов, например "почему мы испытываем настоящие эмоции к героям фильмов?", Майк Фиггис снова выписывает по экрану поучительные титры типа "character is plot", то есть "персонаж — это сюжет", а когда на экране впервые появляется ключевой женский персонаж, который по идее и должен обеспечивать всю сюжетную динамику, его сопровождает титр "Анжелика", как бы намекающий: "Смотри в оба!" Однако чем больше автор фильма семафорит нам своими вербальными предупреждениями, тем труднее концентрировать внимание на том, в чем разница между двумя идентичными девушками, морочащими голову герою, и где пролегает граница между жизнью и кинематографом, которую Майк Фиггис в конце пытается окончательно размазать, проецируя финальные титры прямо поверх живых людей.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...