В Московском музее современного искусства на Гоголевском бульваре открывается первая в России ретроспектива Юрия Альберта.
Эстетические ориентиры Юрия Альберта (на фото) обычно размещаются на самом видном месте
Фото: ММСИ
БУКВГлавным занятием концептуалиста Юрия Альберта, если не делом всей его жизни, является выяснение состава и плотности простого человеческого чувства — тоски по настоящему, большому искусству. Это чувство не разбирает возраста и пола, накатывает внезапно и властно, как океанская волна, и заставляет восклицать: "Где же Рембрандты? Где же Рафаэли? Где же, наконец, великие традиции?" Понятно, что неизбывное стремление к великому антиисторично: Рембрандты с Рафаэлями родились в трудных условиях антисанитарии, высокой детской смертности и отсутствия типографских станков с высоким качеством печати, поэтому спрос на таких гениев обратно пропорционален доступности репродукций с шедеврами. А жажда тонкой живописи, начавшаяся с импрессионистов, и сейчас утоляется сотнями художников разной степени талантливости. Хорошо, однако, там, где нас не было. И свидетельством тому — музеи, в которых не пахнет навозом, не слышно ругани заказчиков и нет опасности заразиться чумой или испанкой. Тоска по былому напрямую связана с тем, на какой пьедестал оно вознесено, и неудивительно, что Альберт начал изучение того, как искусство стало высоким, именно с музеев.
Еще студентом Альберт попал в мастерскую к основателям соц-арта Комару и Меламиду. Там, среди сатирических работ, выставляющих напоказ швы разлагающейся советской пропаганды, он и нашел свой метод. В 20 лет Альберт сделал первую концептуальную работу — банку с воздухом из Третьяковской галереи. Закупоренная пустота положила начало многолетним поискам искусства вне искусства, фиксации многочисленных условностей, выражающих наши переживания по поводу былого. И Альберту удалось выдержать очень сдержанную и убийственно остроумную линию. Многие его работы состоят из фраз, замещающих изображение. Самая, пожалуй, известная гласит: "В моей работе наступил кризис. Я смущен, растерян и не знаю, что теперь делать". Это художественный аналог парадокса лжеца: является ли холст, на котором написана фраза, свидетельством кризиса, а сама работа, следовательно, неудачной?
Большинство работ Альберта по-настоящему смешные, но в них есть лишь доля шутки. "Отдаться на волю волн" и "погрузиться в магию искусства" нам в принципе ничто не мешает, но, видя в Шишкине современника, мы слишком многое забываем: сколько лет прошло, где мы находимся сегодня, кто, в конце концов, перед нами этого Шишкина поставил и зачем. Забвение ведет к консерватизму, когда безобидному, а когда и воинственному. В последнее время чаще встречается второй. Альберт показывает, что искусство, как любая иллюзия, требует аккуратного и ответственного обращения. В инсталляции "Moscow Poll", получившей два года назад премию Кандинского, Альберт предлагает зрителям ответить "да" или "нет" на несколько вопросов. Один из них звучит так: "Считаете ли вы, что хорошее произведение искусства может изменить нашу жизнь к лучшему?" Голоса в виде бумажек плавно опускаются в два прозрачных ящика, так что, какой вариант ни выбери, видно, что есть и противоположное мнение. Эта демократическая процедура с помощью иронии возвращает нас к свободе выбора и отказу от догмы: несмотря на то что искусство вроде как считается областью вольного воображения, все, что нарастает вокруг него, зарегулировано донельзя. Но и вопросы, которые кажутся принципиальными, тоже дело вкуса — до тех пор пока вкус никто не навязывает. Метафорой выбора на ретроспективной выставке, подготовленной вместе с куратором и критиком Екатериной Деготь, станет зал с реконструкцией супермаркета в натуральную величину — с кассами, полками и так далее, где работы будут воткнуты прямо в торговые ряды. В этом жесте Альберт достигает очередного уровня самоиронии: даже мудрость может выглядеть товаром, одним из многих и не самым, кажется, востребованным.