Русский джентльмен
Сергей Полотовский о национальных нравах
"Русский мужчина" звучит излишне надрывно. "Русский джентльмен" — практически как "монгольский космонавт", хотя и те и другие в природе встречаются, это факт. Назовем нашего героя Степаном. Имя народное, но не чуждое европейской и литературной традициям: Стивен Хокинг, Стивен Фрай, не единожды подстреленный святой, наконец, Стива Облонский. Именно он, а не идеализированный до неправдоподобия Левин — приукрашенный толстовский автопортрет — есть стопроцентный русский человек, ошибающийся, увлекающийся, обаятельный даже в непотребстве.
Итак, Степан.
Степан любит рассказывать анекдоты. И страшно не любит, когда его перебивают или потом рассказывают свою версию. Еще в компании Степан играет на гитаре. Даже если не умеет. Даже если гитары нет.
Степан может выпить водки. При необходимости. Степан может любить хорошее вино, разбираться в купажах и миллезимах, бредить терруарами с немыми гласными в названии, но знает твердо: придет час, когда надо будет выпить водки. Под борщ, например. Под уху. В принципе под любой суп. Или с ребятами. Степан продолжает любить вино, но внутренне готов к подвигу. Под капустку опять же.
Это как налог в виде здоровья. Дань обществу. Страна тебя взрастила, так и ты изволь соответствовать. Степан и не спорит. Надо значит надо.
А так-то насчет напитков он занимает принципиальную позицию. Если Степан не пьет виски, то обязательно будет называть его самогоном и каждый раз удивляться: "Да как вы эту дрянь выносите?" Если же пьет — замучит ритуалами, попросит в баре именно "своего" и примется сокрушаться, если не нашлось.
Пустую бутылку Степан сразу же уберет со стола, даже если в приметы не верит. Хотя верит, конечно.
Степан не сразу переходит на "ты" с малознакомыми мужчинами, не с первой секунды. Для начала он использует промежуточные фигуры речи: "Привет", "Давай". Затем короткое, как будто случайно вырвавшееся: "Будешь?". Потом надо что-нибудь такое про "этих", например про правительство. Потом уже "ты", а потом "ты" и по отчеству, причем без имени.
Здоровается Степан со всеми по-разному. Тут целая палитра — от простого кивка головой до объятия с крепкими мужскими поцелуями и взъерошиванием вихров. В промежутке располагаются рукопожатия, они же с похлопыванием по спине, они же с легким соприкосновением правых плечей.
Степан критически относится к власти. Он давно усвоил, что ничего хорошего ждать от нее не приходится. Он не то чтобы против, но, вообще-то, да, против и осуждает. Пока, разумеется, туда не позовут. Не намекнут, что были бы рады видеть Степана у себя. Не дадут понять, что такая ситуация в принципе не невозможна. Что Степан же умный парень, с образованием, такие же нужны, да?
Степан не очень понимает, как вести себя с прислугой, особенно с официантами. С официантками-то понятно, тут включается другой культурный код. А вот когда мужик тебе долго несет, а потом наклоняется доверительно, как его воспринимать? Степан может быть в ресторане вежлив или груб, щедр или скуп, но он не может не принимать этот аспект во внимание, не отслеживать свои отношения с обслуживающим персоналом, не принимать их в расчет. Это всегда некий issue. Степан, кстати, любит иностранные слова и страшно уважает людей, которые их знают в большом количестве.
Степан несколько раз в жизни подумывал об эмиграции, но чего ему там делать? Кто его там ждет? Язык опять же.
Иностранцев Степан не понимает. Жизни их не понимает, мироустройства. Степан ездил за границу и любит истории про то, какие они там другие. Граждане малых стран смешные, граждане больших — еще и неприятные.
Степан прекрасно водит машину, а все остальные водят как уроды. Даже если у Степана нет водительских прав и даже если он не водит.
Степан в молодости совершил какое-то безрассудство. Что-то связанное с риском для жизни или хотя бы для здоровья. Спрыгнул с моста, воровал арбузы с бахчи, крутил с женой начальника. Теперь Степан об этом с удовольствием вспоминает, но больше так не делает.
К деньгам у Степана особое отношение. Религиозное. Но не в смысле благоговения. А в смысле некоего фатализма. Степан уверен, что количество денег никак не коррелирует с объемом и интенсивностью проделанной работы. Что деньги не от этого берутся. Что это от Бога. И надо сказать, жизнь подтверждает Степанову правоту.
У Степана есть любимые кошмары. Как он угоняет самолет из плена и сажает его по коротким указаниям с земли. И вот идет Степан по летному полю, а все бегут ему навстречу поздравлять. Или как Степан сам себе вырезает аппендикс где-нибудь в Антарктиде. Или про тюрьму. Чаще про тюрьму. Вот как он себя там поведет, как поставит себя в камере, заслужит ли уважение новых товарищей? Тут как с водкой: Степан не хочет в неволю, но внутренне готов. Не исключает такой возможности. Не будет при случае хлопать ресницами и вопить: "Почему я?!" А почему, собственно, не ты? Самый умный, что ли? Степан не самый умный.
С женщинами Степан обходителен. Женщин надо пропускать в общественном транспорте и не ругаться при них вслух. Ну, или заменять запретное слово на созвучное и извиняться.
Если у друга Степана появилась девушка, а у Степана почему-то нет, Степан обязательно скажет: "А пусть приведет подругу". Чаще всего ничего такого не происходит, или подруга оказывается совсем страшной, но просто сказать это уже приятно.
С друзьями Степан любит обсуждать историю. Что-нибудь про Маннергейма, про Киссинджера, про то, какие лычки носили в пятом политуправлении. Лучше — про масштабные события: разделение Индостана на Индию и Пакистан, холодную войну, империалистическую политику США. Насчет США у Степана вообще много споров с друзьями. Важная же тема, важнее не сыскать. Одни говорят, что оттуда все зло, другие — что это неизбежно и глупо ругать сверхдержаву за стремление блюсти свой интерес. Все споры приводят к вопросу: а ты бы как себя повел на их месте?
Степан сидит на крыльце своей дачи, на небе висит Луна, в пруду квакают лягушки. Степан курит в одиночестве и все думает: а как бы он повел себя на месте американского правительства? Потом тушит окурок сигары, произносит незлое ласковое слово и идет спать.