Ветераны сцены
Эдуард Дорожкин, Tatler о торжестве классических образцов
"Ну как "почему не нравится"? — переспросил меня мой собеседник.— Все вроде и ничего, да только снег не идет". Так он ответил на мой вопрос о "Евгении Онегине" в постановке Дмитрия Чернякова на Новой сцене Большого театра, заменившем классическую версию Бориса Покровского: в сразу ставшей хрестоматийной сцене дуэли там и вправду шел фальшивый реквизиторский снег, меня, скажем, ужасно раздражавший. Галина Вишневская на нового "Евгения Онегина" отреагировала, как известно, со всей мощью своего необузданного нрава — демонстративно ушла из зала, написала письмо и даже отказалась отмечать на сцене позорного, с ее точки зрения, театра юбилей. Тогдашний директор Большого справедливо заметил в ответ, что каждый именинник имеет право выбирать, где ему отмечать собственный день рождения. "Многие вообще празднуют дома" — эта фраза Анатолия Иксанова стала крылатой. Ответ его был хорош по форме, однако по сути был неверен. Дело в том, что сторонники и проповедники нового искусства — да и вообще всего нового — привыкли разговаривать с поклонниками "преданий старины глубокой" тоном, которым воспитатели детского сада делают внушения особо непонятливым карапузам.
Фото: DIOMEDIA / Lebrecht Music & Arts
Фото: DIOMEDIA / Lebrecht Music & Arts
Фото: РИА НОВОСТИ
Вопрос о ценности современного искусства, с точки зрения новых людей, не может обсуждаться всерьез, ибо жизнь без искусства невозможна, само оно не стоит на месте, развивается, а потому мы все должны заткнуться и ходить на филармонический абонемент "Веселый бемоль с Жанной Дозорцовой", начало концерта — в 11:00, а они вечерами будут играть в БЗК концерт для "флейты водосточных труб" из одной ноты в семи частях. Художники Илья и Эмилия Кабаковы занимают такое же важное место в сегодняшнем дне, какое Боттичелли занимал во второй половине XV века, уверяют они. Меж тем на экскурсии по зданию Главного штаба в Санкт-Петербурге, где разместится теперь эрмитажный отдел современного искусства, я допустил нелепейшую из ошибок. По полупустым залам нас водил сам руководитель этого мощного отдела — безупречный молодой человек в отличном Comme des Garcons. Желая сказать ему что-нибудь приятное, я произнес следующее: "Ну понятно, что еще где-то мусор не убран, но это ничего, ни одна не то что стройка, а банальный ремонт в однокомнатной квартире не обходится без свалки".— "Вы что имеете в виду?" Я указал на груду строительного мусора, какие-то безобразные банки из-под краски, валявшиеся в центре величественного зала. Оказалось, что помойка, устроенная на территории Государственного Эрмитажа, является лучшей из работ Кабаковых, приобретенных музеем. Я человек совестливый, и потому мне стало неловко. Хотя вообще-то неловко должно было стать тем, кто пронес этот хлам в стены главного музея страны.
Проблема всего нового — которую производители нового и их верная паства стараются не замечать — заключается прежде всего в том, что оно новое. Прекрасен отель "Метрополь" в Монте-Карло: уютный, с фантастически вкусным рестораном Жоэля Робюшона, с зоной спа, переделанной вездесущим Карлом Лагрефельдом, с Анастасией Мыскиной за завтраком. А отель De Paris, ровно напротив, возможно, совсем не так уютен — ибо 150 назад, когда он распахнул свои двери, о комфорте были иные представления. Но это было 150 лет назад. Время в отличие от множества других неосязаемых категорий величина объективная. Боттичелли прекрасен уже пять веков — и уже одно это, разумеется, делает его в моих глазах выше упомянутой инсталляции Кабаковых.
Матильда Кшесинская и Николай Солянников в спектакле "Пробуждение Флоры", Мариус Петипа, 1907
Фото: РИА НОВОСТИ
В еще одном лазурнобережном отеле — Du Cap-Eden Roc — мне только что довелось наблюдать ралли старинных автомобилей: ну это же просто не оторвать глаз что такое. Понятно, что с тех пор вверх взмыли скорости, эргономичность достигла астрономических показателей, человек полетел в космос, и даже простой обаятельный застройщик Василий Клюкин туда собирается, но в эстетическом смысле это было развитие в обратную сторону — от элегантного к серенькому, средненькому.
Говорят: не надо противопоставлять старое и новое, они должны идти рядом. Разумеется, есть сферы, в которых это возможно. Одни покупают, как заведенные, проверенные миллионами печенок бордосские вина, другие охотятся за напитками Нового Света, третьи разыскивают биовина, и их даже не смущают страшноватые этикетки, обычно нашлепываемые на этот продукт. Но существуют области, в которых такое радостное сосуществование возможно в значительно меньшей степени. Вот, скажем, даже самые выдающиеся танцовщики современности после репетиций с Начо Дуато его "Ромео и Джульетты" в Михайловском театре стали отчаянно косолапить. Танцевальный язык большого современного хореографа находится в жесткой противофазе c требованиями балета классического. И это противоречие из числа тех, которые разговорами о конвергенции, взаимодополняемости культур не разрешить. Тут надо принимать административное решение в пользу того или иного варианта.
В Большом театре, на несколько лет ставшем местом для хореографических экспериментов, многие из которых, кстати говоря, оказались удачными, сейчас снова повернулись лицом к классическому балету. Сработала коммерческая жилка: народ сметает "Спартака", "Жизель", "Лебединое озеро" и не желает, хоть ты кол ему на голове теши, приобретать даже за минимальные деньги "В комнате наверху" и "Симфонию псалмов", хотя "Симфония" тоже признанная классика, а "В комнате наверху" — свежерожденный шедевр. Возможно, просто время таких балетов и билетов еще не пришло в Россию. И попытка протолкнуть их вне очереди, поперек, так сказать, батьки, не удалась.
"Лебединое озеро" в редакции Константина Сергеева, 1950
Фото: РИА НОВОСТИ
Тяга ко всему старинному — а значит, прочному, основательному, на века, причем не в метафорическом, а в самом прямом смысле слова — стремительно заменяет склонность к новейшим цветам, фактурам, сочетаниям. В богатых лондонских домах, разумеется, находится место для светильников-"калашниковых" Филиппа Старка — но стоят они на комодах XIX века, а входная дверь во всю эту роскошь приобретается на marche brocante во французской провинции.
Посмотрите на красное пальто в витрине Dior — вот он, важнейший символ современной моды, правда, выпуска 50-х годов прошлого века. Взгляните на манекены Chanel: слава богу, им не удалось далеко убежать от великой мадемуазель. Отели-"дворцы" плодятся по всему миру с немыслимой скоростью, оставив далеко позади модные еще пять лет назад "стекляшки". Народ слушает пластинки и рыщет по городу в поиске разваливающихся "Ренишей" и "Бозендорферов", которые еще совсем недавно отдавали бесплатно, за самовывоз. А все почему? Потому что стало понятно, что перенос сцены дуэли Онегина с Ленским с лесной поляны на кухню и замена "Теперь сходитесь!" на "Теперь входите!" — это как если бы Кабаковы в свободное от установки туалетов, вагонов и прочей дорогостоящей инсталляции время взяли бы да и подрисовали Венере с "Рождения Венеры" усы. Жест? Нет-нет. "Рождение Венеры" — жест, а это так, хулиганство.