Школьную программу по русскому языку и литературе необходимо изменить. Такое мнение высказал Владимир Путин, выступая на Российском литературном собрании. Член совета межрегионального профсоюза работников образования "Учитель" Всеволод Луховицкий и заведующий кафедрой русской и зарубежной литературы МГПУ Михаил Павловец ответили на вопросы ведущего Бориса Блохина.
Фото: Григорий Собченко, Коммерсантъ / купить фото
Президент предложил увеличить количество часов, отведенных на изучение этих предметов в школе. Он отметил, что у молодежи снижается уровень владения русским языком, равно как и интерес к литературе. Виной тому — развитие цифровых технологий.
— Всеволод Владимирович, как вы считаете, нужно ли действительно менять программу преподавания русского языка и литературы? Каким образом?
В.Л.: Я считаю, что дело не в изменении программ и даже в увеличении часов. То явление, на которое указал Путин, это действительно явление общее, глобальное, оно никак не связано ни со школьной конкретной программой, ни с увеличением часов. Я подозреваю, что если бы проходил не съезд писателей, а, например, собрание физиков, то Владимир Владимирович, там выступая, обязательно бы сказал, что у нас недостаточно хорошо идет обучение физике и что тоже надо подумать над изменением программы.
— Но тогда что в этом случае имел в виду господин Путин, когда он сказал, что именно школьную программу по русскому и литературе необходимо изменить?
В.Л.: Трудно сказать. Да, конечно, по литературе, особенно в старших классах, все учителя говорят, что мало часов. Но у кого забирать эти часы? Почему надо забрать их, например, у биологов, или физиков, или математиков? Это непонятно.
— Михаил Георгиевич, вы как считаете, если менять школьную программу, в частности, по русскому и литературе, то что, в первую очередь, необходимо в ней изменить? Чего это должно касаться?
М.П.: Я думаю, что менять надо не столько программу, сколько нужно менять свое понимание, что такое литература как школьный предмет, это прежде всего, зачем нужен он школьнику, что он формирует, что он дает. Если мы с этим определимся, тогда, собственно, и изменение программ произойдет само собой. Если же государство будет диктовать сверху, какие бы изменения оно хотело произвести в школьной программе, это будет только имитация их деятельности, и никакого серьезного результата не даст. Навредить может. Но мы будем иметь по-прежнему мало читающую молодежь или молодежь, которая очень хорошо читает, но читает вовсе не то, что бы хотели, скажем так, вот эти вот реформаторы школьного образования. Поэтому я еще раз говорю: нужно менять свое отношение, свое понимание, что такое литература в нынешних условиях, в условиях информационного постиндустриального общества.
— А как вы считаете, именно потеря интереса к чтению связана с цифровыми технологиями, как сказал президент, или что-то здесь еще?
М.П.: Я думаю, что цифровые технологии, напротив, спасают чтение, потому что чтение уходит в формат электронный. И там, где ты не можешь достать книгу, тебе просто неудобно ее взять с собой, ты достаешь свой смартфон, ты достаешь электронную читалку и ты читаешь. Более того, электронные технологии спасают и письменную речь. Очень много претензий к интернет-языку, но обратите внимание: люди в какой-то момент перестали писать друг другу письма, и вдруг переписка возродилась в виде не только SMS-сообщений этих сверхкоротких, но и в виде писем по имейлу. Поэтому электронные технологии — это инструмент, а не зло. Это топор — топором можно убить, топором можно срубить дом, из топора можно сварить кашу, вопрос в том, как ты его используешь.
— Господин Луховицкий, вы как считаете, цифровые технологии виноваты в том, что теряется интерес к чтению у школьников?
В.Л.: Цифровые технологии модно обвинять, скорее, в другом: благодаря им ребенок меньше стал думать о том, как ему анализировать информацию. Например, ребенок приходит на урок, скачав огромный текст. Когда у него была, извините, только книжка, он в этом огромном тексте заложил себе 25 закладок, подчеркнул какие-то карандашиком слова, выбрал маленький кусочек. Вот сейчас такого типа работу делать, к сожалению, многие дети не умеют. Они думают, что они нашли полный, большой какой-то материал. И этого достаточно. Но с этим тоже можно работать. И, кстати, над этим работают, я знаю, учителя и русского языка, и самых разных других предметов.
— На этом литературном собрании прозвучало предложение создать фонд поддержки литературы, по типу существующего Фонда кино. Как вы считаете, нужен такой фонд?
В.Л.: Я думаю, что такой фонд совершенно необходим. Особенно учитывая то, что сейчас прошло сообщение, что в Ставропольском крае прокуратура предложила изъять из школьной библиотеки Есенина и Набокова, я думаю, что надо защищать литературу, в том числе от таких прокурорских проверок.
— Михаил Георгиевич, вы как считаете?
М.П.: Я бы сначала посмотрел устав этого фонда, кто его будет создавать. Потому что фонд — это тоже инструмент. Его можно использовать и во благо, и, наоборот, во зло, поэтому я бы посмотрел сначала устав и персоны тех людей, которые будут его создавать.