Президентская кампания дала хлеб не только монстрам российской политической социологии, но и многочисленным региональным социологическим службам. Как выяснилось, их, условно говоря, близость к народу отнюдь не гарантирует большей достоверности прогнозов — местные социологи попадали в "молоко" ничуть не реже своих столичных коллег.
Работать в ходе нынешней президентской кампании региональным социологам было одновременно и легче, и сложнее, чем общероссийским социологическим службам. С одной стороны, парламентские выборы 1993-го и 1995 годов вполне четко выявили политическую окраску всех регионов страны, что давало ученым в их расчетах надежную опору. С другой — если явные проколы столичных социологов в одних субъектах федерации нередко компенсировались попаданием в десятку в других (общероссийские опросы обычно охватывают несколько десятков регионов), то у провинциальных исследователей такого пространства для маневра попросту не было.
Тем не менее в определении принципиальной расстановки сил — по крайней мере в отношении мест, занятых двумя главными кандидатами — многие местные социологи не ошиблись. Причем это касается даже тех регионов, где нынешние результаты оказались отличными от результатов декабрьских выборов в Госдуму. Например, в Приморском крае, еще недавно считавшемся откровенно оппозиционным, выявилось лидерство Бориса Ельцина. Это уже в конце мая показали опросы Дальневосточного информационного социологического агентства. Правда, конкретные данные о предполагаемой поддержке кандидатов оказались несколько заниженными: социологи сулили нынешнему президенту победу с результатом 25 на 20 процентов, тогда как 16 июня это соотношение было 30 на 25. Но эти расхождения вполне можно списать на последние недели предвыборной кампании, когда сделали выбор ранее не определившие свою позицию избиратели. Кстати, то же самое произошло и с прогнозами в отношении Александра Лебедя. Предсказав его общее третье место (что удалось очень немногим местным исследователям), приморцы недодали ему почти 10%, что вполне естественно, учитывая активную пропаганду генерала именно в последние перед голосованием дни.
Гораздо проще было социологам таких известных оплотов реформаторства, как Санкт-Петербург или Екатеринбург. Хотя число голосов, отданных за основных кандидатов, оказалось в действительности несколько большим, чем в прогнозах, предсказать уверенное лидерство Ельцина и его многократный отрыв от Зюганова не представляло никакого труда. Зато социологам отнюдь не столь "благонадежных" Калининградской, Томской или Иркутской областей пришлось, по-видимому, проявить немалое мужество, чтобы спрогнозировать в этих небеспроблемных регионах победу президента. Однако избиратели их принципиальность оценили, "отблагодарив" ученых даже более внушительной, чем предполагалось, поддержкой Ельцина.
Впрочем, в провинциальной социологии не обошлось и без крупных провалов. Например, новосибирские профессиональные провидцы полагали, что после нынешних выборов их область сменит окраску с красной на реформаторскую: по данным проведенных в конце мая опросов, шансы президента и его главного соперника оценивались как практически равные (26,4% против 26,2%). Однако у простых граждан на этот счет оказалось явно иное мнение, доказательством чему стало лидерство Зюганова с отрывом почти в десять процентов. Единственным утешением стал тот факт, что президент набрал в области именно прогнозировавшиеся 26%.
Но в самую большую лужу сели ученые мужи суверенной Татарии. В конце мая социологическая лаборатория при правительстве республики провела опрос, в соответствии с которым за Ельцина были намерены голосовать 37,5% избирателей Татарии, а за Зюганова — 22,5%. Высокую достоверность прогноза, казалось бы, гарантировал и впечатляющий даже по общероссийским меркам охват респондентов — были опрошены две с половиной тысячи жителей различных районов республики. Поэтому можно себе представить, как чувствовали себя местные социологи, когда после подсчета двух третей голосов в Татарии преимущество Зюганова достигло восьми процентов (41 против 33). Правда, после этого члены избирательных комиссий, судя по всему, стали считать бюллетени гораздо тщательнее, поскольку на исходе вторых после голосования суток (и, как разъяснил избирком, после обработки данных по реформаторски настроенной Казани) Ельцин все же обошел своего оппонента. Но и получившееся в итоге микроскопическое преимущество президента (39,43% к 39,18%) оказалось слишком далеко от прогнозировавшихся 15%.
Озадаченные социологи поспешили объяснить столь откровенный прокол тем, что в Татарии открытая поддержка коммунистов считается в последнее время моветоном со всеми вытекающими отсюда последствиями, и избиратели могли просто постесняться (или побояться) признаться в своих симпатиях. К тому же исследователи, по их словам, учитывали итоги декабрьских выборов, когда НДР практически вдвое обошел КПРФ, и мнение президента республики Минтимера Шаймиева, которое, как показывает практика, рассматривается подавляющим большинством глав администраций как руководство к действию. Однако на этот раз социологи и власти, видимо, попали в классический заколдованный круг: первые понадеялись на активную позицию вторых, а те, в свою очередь, усыпленные оптимистическими прогнозами ученых, решили немного передохнуть.
ДМИТРИЙ Ъ-КАМЫШЕВ, АНДРЕЙ Ъ-ГОГОЛЕВ