Вчера президент России Владимир Путин и премьер-министр Италии Энрико Летта встретились в итальянском Триесте, чтобы объясниться по поводу происходящих на Украине событий и признаться друг другу в том, что рабочие места, в том числе и несуществующие,— это самое дорогое, что есть у двух стран. С подробностями из Триеста — специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ.
В итальянском городе Триесте с огромным нетерпением ждали приезда Владимира Путина. Дело в том, что этот приморский (как, по-моему, и все итальянские) городок был наводнен полицией, как само Средиземное море — водой. (Поэтому жители так хотели, чтобы скорее приехал Владимир Путин: чем раньше прилетит, тем раньше улетит.)
Местные газеты накануне визита не называли Владимира Путина президентом России, а совершенно серьезно и уважительно писали: "Csar Putin". В большинстве местных СМИ (а их тут невыносимо много) сообщалось, что Csar попросил как можно лучше охранять город во время его визита, и к его просьбе отнеслись со всеми почестями, присущими Csar`ю.
Другая, меньшая часть СМИ, утверждала, что это, наоборот, Энрико Летта, премьер-министр Италии, попросил усилить меры безопасности. Говорят, будто это связано с тем, что господин Летта опасается как-нибудь повторить судьбу Сильвио Берлускони, которому время от времени доставалось чем-нибудь из толпы.
Между тем стало известно, что накануне поздно вечером в Риме Владимир Путин встретился с господином Берлускони. Было бы, конечно, странно, если бы такая встреча не состоялась.
А одна из газет в Триесте вчера успела высказаться и по этому поводу: утверждают, что Владимир Путин предложит (если уже не предложил) Сильвио Берлускони российское гражданство и должность посла России в Ватикане (ее, правда, только недавно успел занять Александр Авдеев). Такой ход, а прежде всего дипломатический иммунитет, с ним связанный, убережет Сильвио Берлускони от бесконечного, кажется, уголовного преследования.
Будет интересно, если в этой шутке окажется только доля шутки.
Владимир Путин прилетел в Триест, когда ветер срывал не только шляпы с горожан, но и юбки с горожанок.
После переговоров с итальянским премьером, закрытых для прессы (прежде всего, на обед), было подписано несколько соглашений. Так, министр внутренних дел России Владимир Колокольцев и его итальянский коллега подписали "План действий по сотрудничеству... в борьбе с преступностью". В наушниках было слышно, как Владимир Путин что-то спросил у Владимира Колокольцева, пока тот подписывал документ, но господин Колокольцев не очень понял, увлеченный процессом. Действительно, такое соглашение между Россией и Италией выглядело, с одной стороны, совершенно законным, а с другой — неумолимо брутальным: русская и итальянская мафии получили, можно сказать, нож в спину.
— Нет, я имею в виду — в России кого-то из итальянцев поймали уже? — погромче уточнил Владимир Путин.
Господин Колокольцев смущенно пожал плечами.
Когда свое соглашение ("о взаимопонимании в области таможенного сотрудничества") подписывал глава Федеральной таможенной службы Андрей Бельянинов, Владимир Путин, выслушав какие-то его слова, негромко сказал что-то и ему. А потом погромче (хотя, конечно, и не для журналистов):
— Карьерист ты, говорю!
Сказано было с нескрываемым одобрением.
Удивительный документ, судя по его названию, подписали глава фонда "Сколково" Виктор Вексельберг и президент компании ENI Паоло Скарони: "Меморандум о взаимопонимании в отношении основных условий партнерства".
Сразу очевидно, судя по внушающей трепет обтекаемости формулировок и внутреннему их драматизму, что речь, должно быть, идет о деньгах. Но о каких, когда, кому, во сколько?! Нет, не узнают этого, кажется, даже подписанты. Деньги, конечно, любят тишину, но не такую же немоту.
Впрочем, есть еще один вариант: в таких случаях важнее подписать документ, чем не подписать, чтобы отчитаться тем самым о том, что отношения между странами развиваются бурными, буквально лихорадочными темпами. И всем будет понятно, что встреча в Триесте — не пустяковая. И чем больше такого рода соглашений будет подписано (а вчера их оказалось 26), тем очевиднее, что эти темпы еще и набирают оборот.
Пресс-конференция по итогам встречи имела все шансы получиться бурной, учитывая события, происходящие сейчас на Украине. Так она и начиналась. Господин Летта постоянно подчеркивал, что его правительство за почти восемь месяцев сделало невозможное для создания новых рабочих мест (то есть все-таки непонятно, появились они или нет) и встреча с Владимиром Путиным в Триесте — решающая в ряду этих мер.
Господина Летту можно было понять: через сутки правительству Италии предстояло пережить вотум доверия по закону о стабильности, а новые рабочие места в этом законе — залог такой стабильности и спасение для очередного итальянского правительства.
При этом известно, что господин Берлускони в связи с вотумом развил необычайную даже для него активность (это обстоятельство придавало особенный сладковатый привкус ночной беседе Владимира Путина и Сильвио Берлускони в Риме).
Но первый же вопрос корреспондента итальянского ТВ RAI вернул присутствующих к украинской действительности, где, наоборот, сейчас не до создания рабочих мест: они освобождаются в связи с появлением все новых и новых палаток в Киеве, которые сейчас создаются гораздо более быстрыми темпами, чем любые рабочие места в Италии.
— Глава украинской оппозиции в тюрьме,— рассказал корреспондент,— и обмен обвинениями по взаимному вмешательству в дела Украины между Россией и Евросоюзом нарастает. Как сделать так, чтобы Украина сама решала эти вопросы?
— Я согласен,— заявил господин Путин,— Украина сама должна решать. Но сначала я напомню нашу позицию по этому вопросу.
На это ушло около десяти минут. Удивительно, как господину Путину самому не надоедает в третий или четвертый раз за последние дней пять напоминать эту позицию. Но он делает это, полагая, видимо, что это имеет смысл хотя бы потому, что происходит в разных аудиториях.
— Я бы попросил,— закончил он,— моих личных друзей в Брюсселе, в Еврокомиссии (очевидно, среди них, прежде всего, числится его заклятый друг Жозе Мануэл Баррозу.— А. К.) воздерживаться от резких выражений. Что, нам, чтобы им понравиться, удавить целые отрасли российской экономики? Животноводство, сельскохозяйственное машиностроение, авиапром, автопром...
Список впечатлял, если, конечно, Владимир Путин не переоценивал экономическую мощь ЕС, способного одним своим появлением на украинском рынке разрушить начавшую вдруг снова казаться великой страну.
— Мы работаем,— прокомментировал и господин Летта.— Не может же быть и не должно быть такой альтернативы: или Россия, или Европейский союз!
Он и правда был осторожен до боязливости (это, конечно, шло на пользу стремительно развивающимся на этой пресс-конференции российско-итальянским отношениям).
Впрочем, и господин Путин предпочитал не обострять оценку событий, по крайней мере на этой пресс-конференции. На вопрос, правда ли, что он предлагал Виктору Януковичу пересмотреть газовые соглашения с Украиной (в комфортную для нее, разумеется, сторону) и обещал кредиты Украине на очень и очень хороших условиях, президент России отвечал непривычно, можно сказать, уклончиво, рассказывая, как закредитована Украина российскими банками (общая сумма — около $30 млрд) и что "Газпром" уже несколько раз подписывал неплохие для Украины дополнения к контракту на поставку российского газа. И закончил тем, что "надо продолжить работать над этим".
То есть те, кто хотел получить подтверждение тому, что господин Путин и правда все это пообещал господину Януковичу, могли чувствовать себя удовлетворенными в самых глубоких своих подозрениях.
А те, кто хотел в них усомниться, имел право отвергнуть их вообще.
Корреспондент газеты La Repubblica перешел к теме господина Берлускони:
— Думаете ли вы, что в стране, где закон один для всех,— обратился итальянский журналист к Владимиру Путину,— политик, преследуемый по нескольким уголовным делам и даже осужденный, должен уйти в сторону, а не призывать к перевороту и революции?.. Вы встречались с господином Берлускони. Вы давали ему какие-нибудь советы?
Вопрос звучал наивно (вряд ли можно было представить себе, что господин Путин, если даже и давал эти ночные советы, которые историки позже назовут "ноябрьскими", признается в этом и может даже раскаяться, что ли), но в данном случае интересовал не вопрос, а ответ.
Господин Путин рассказал, что отношения Италии и России носят, "как мы чувствуем", надпартийный характер, и "мы никогда не вмешиваемся во внутренние дела партнеров и не комментируем их внутренние дела (с этим многие западные лидеры могли бы поспорить, и в таком споре у них были бы хорошие шансы.— А. К.)... Между тем не секрет, что у нас с Сильвио Берлускони сложились добрые отношения, дружеские... И они не изменятся..."
Возразить было нечего. А главное, не хотелось. Очевидно, в этом и был смысл ответа.
А господин Летта, тоже решивший прокомментировать этот вопрос, закончил пресс-конференцию тем, с чего начал:
— Мы являемся страной, у которой драматическая необходимость в создании новых рабочих мест. Россия может помочь в этом (хотя, конечно, на всех рабочих мест не напасешься: себе бы хоть 25 млн создать.— А. К.). Я сейчас должен сконцентрироваться на этом... Тем более что остались 24 часа до вотума доверия по закону о стабильности... и поэтому не должно быть в стране хаотической ситуации,— вернулся итальянский премьер к усилиям Сильвио Берлускони.— Мы работаем над этим уже около восьми месяцев.
Для господина Летты, в отличие от господина Путина, это огромный срок.