Проходящий в Петербурге пятый международный фестиваль "Дягилев P.S." представил многожанровую программу, в которой центральное место заняли балеты гастролеров: "Ночи" Анжелена Прельжокажа в исполнении его труппы из Экс-ан-Прованса и "Боги и собаки" Иржи Килиана, показанные Баварским национальным балетом. Рассказывает ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.
Французские «Ночи» обрели в Петербурге легитимность художественного манифеста и были увенчаны пылкими овациями
Фото: Виктор Васильев, Коммерсантъ / купить фото
Благодаря довеску P.S. петербургский дягилевский фестиваль вправе не связывать себя темами и авторами, напрямую относящимися к великому импресарио. "Постскриптум", следуя знаменитому дягилевскому принципу "Удиви меня!", включает в программу любые нашумевшие новинки. На сей раз, наряду с друзьями Дягилева композиторами Дебюсси и Стравинским (их балеты "Игры" и "Весна священная" прозвучали в Смольном соборе в непривычном переложении для четырех роялей, сделанном голландцем Мартеном Боном), вместе с музыкальным спектаклем "Стравинский и Коко" и фотовыставкой "Русский Лос-Анджелес", основными персонажами которой стали эмигрировавшие в Америку дягилевцы, главными героями фестиваля оказались хореографы Анжелен Прельжокаж и Иржи Килиан. Их работы хоть и не относятся к дягилевскому кругу, однако, как в свое время и премьеры "Русских сезонов", возмутили европейский покой.
В первую очередь это относится к спектаклю Прельжокажа. Его "Ночи", впервые показанные во Франции этой весной, шокированные парижские критики окрестили ночным кошмаром. Вдохновленная историями Шехерезады, поставленная на музыку, специально написанную Наташей Атлас и Сами Бишаем, эта серия эротических номеров-новелл, бесспорно, далека от изысканности арабского первоисточника. По-эстрадному броские и напористые массовые танцы поставлены с демократической простотой, сексуальные радости изображены с физиологической наглядностью и, несмотря на разнообразный состав пар — гетеро- и гомосексуальных, выглядят не слишком изобретательно.
Возможно, это не самый удачный балет Прельжокажа. Но, вполне может статься, именно такие брутальные банальности и отвечали задаче хореографа, сочинившего свой спектакль о девальвации чувств в современном мире, о любви, ставшей расхожим товаром, средством порабощения или способом добиться власти. Кажется, именно такую версию принял аншлаговый зал Александринки, благоговейно поглощавший сцены с полуобнаженными одалисками, томно извивающимися в банном мареве, или красноречивый танец мышц голой женской спины, или эпизод с силуэтами гурий, принимающих соблазнительные позы на горле огромных кувшинов, или жесткие сцены продажного секса городских трущоб. Показанные в академичнейшем театре, упакованные в эффектное оформление (сценограф Констанс Гиссе), французские "Ночи" обрели в Петербурге легитимность художественного манифеста и были увенчаны пылкими овациями.
В отличие от "Ночей", "Боги и собаки" Иржи Килиана были безоговорочно признаны очередным шедевром живого классика еще в 2008 году, когда их впервые станцевала молодежная труппа Нидерландского театра танца (NDT II). В двадцатипятиминутном балете четыре танцовщика (а может, четыре ипостаси одного персонажа), одетые в штаны от больничных пижам, вступают в мучительные диалоги с самими собой и своим уязвленным подсознанием, материализующимся в виде хрупких изломанных женщин. Хореограф Килиан, пригласивший композитора Дирка Хаубриха прорезать жутковатыми диссонансами фа-минорный Струнный квартет Бетховена, исследует пограничные состояния сознания ("Мне интересны границы между нормальностью и сумасшествием, между здоровьем и болезнью, и нормы, которые определяют то и другое"), и знаменитая чарующая кантилена килиановских движений рвется в клочья. Ясные прыжковые всплески, протяжные линии адажио, навороты пируэтов здесь перебиваются зигзагами сломанных поз, скрюченными поддержками и партерными конвульсиями. Границей, за которой кроется небытие беспамятства, служат металлические цепочки заднего занавеса, переливающиеся заманчивой стальной волной. Над сценой — сначала крохотным снежком, потом белой собакой Баскервилей — мчится компьютерный пес безумия, настигая свои жертвы; огромные тени танцовщиков, спроецированные на задник, застывают в отчаянной беспомощности.
Этот балет, безысходный, переполненный человеческой болью и сочувствием к ней — один из самых трагичных спектаклей Иржи Килиана, таким запомнили его москвичи после гастролей NDT II. В петербургском Михайловском театре в исполнении солистов Баварского балета "Боги и собаки" выглядели по-иному. Нет, конечно, хореографический текст остался неприкосновенным. И танцевали артисты, что называется, на разрыв аорты, и мюнхенские солистки — точные и точеные — были удивительно хороши в дуэтах. В том, что "Боги и собаки" утратили значительную часть своей пронзительной беззащитности, повинна лишь психофизика солистов-мужчин — мускулистых, ловких, сильных, точно выпрыгнувших из кадров "Олимпии" Лени Рифеншталь. Несмотря на разверстые в безмолвных криках рты, на диссонансы комбинаций, на поникшие плечи и подламывающиеся ноги танцовщиков-атлетов, трудно было проникнуться их душевной болью. Баварцы исполнили Килиана как балет-преодоление. Примерно с тем же эффектом, как если бы сто лет назад дягилевского Петрушку вместо аутиста Нижинского станцевал бы московский мачо Мордкин. Впрочем, зрители, принявшие "Богов и собак" с пылким восторгом, подмены не заметили: гениальная хореография сыграла вместо актеров.