На фестивале "Звезды белых ночей" состоялась последняя премьера этого сезона в Мариинском театре — "Кармен" Бизе. Режиссер-постановщик Эрик Виже работал в декорациях, созданных Георгием Месхишвили. Дирижировал Валерий Гергиев.
Подведем сначала итоги премьерного цикла. В этом году в нем многое покоилось на сделанном ранее: постановка "Катерины Измайловой" перешла по наследству к "Леди Макбет", хотя значение премьеры опальной оперы тем не умаляется, а "Игрок" со сценографией Георгия Цыпина стал новым спектаклем. Особое любопытство, естественно, вызвали постановки западных режиссеров — Джанкарло дель Монако и Эрика Виже. Нельзя сказать, что оно вполне оправдалось, но можно надеяться, что это не приведет к охлаждению интереса к западной режиссуре в целом. Мариинскому театру и фестивалю "Звезды белых ночей" петербургские завсегдатаи оперы обязаны уникальной событийностью майско-июньской программы: вместо четырех премьер 1995-го они получили пять в 1996-м, что в условиях нынешнего существования театра кажется чудом. Во всяком случае теперь преданным поклонникам Мариинки просто необходим длительный отдых, который и будет обеспечен им непосредственно после фестиваля в связи с окончанием театрального сезона.
Постановка "Кармен", завершающая премьерный марафон в Мариинском, предоставила убедительные доказательства (если в них вообще была нужда) того, что театр готов ставить спектакли на любой вкус и что разнообразию репертуара в нынешней Мариинке соответствует разнообразие концепций оперного спектакля.
Рядом с постановками, приучающими публику к новой эстетике, в театре по-прежнему есть место принципу "чтобы было красиво". О том, что новая "Кармен" относится к последнему типу, можно было догадаться, увидев заставку: красную розу размером в занавес (и это в сине-голубой с золотом Мариинке). Красная роза, как известно, эмблема. И после четвертого действия логично было ожидать розы черной. Предчувствия не обманули.
На этом можно было бы и остановиться, потому что нарядный, пестрый, "оперный" (в старом добром значении слова) спектакль не вызывает особой необходимости уточнять смысл сценографических и режиссерских ходов. Например, какую роль играет в испанской опере персонаж по имени Гаврош (очаровательный Айк Мартиросян) и слепой нищий, несут ли они некую символическую нагрузку или так просто погулять вышли? Дело не в символике, чаще весьма наивной, а в том, что переход к безвкусице совершается в постановке мгновенно, неуловимо и слишком часто. Скажем, сама по себе идея инсценировать музыкальные антракты ни плоха, ни хороша. Вряд ли стоило разрисовывать их так усердно: бурлящая жизнь Севильи, обстановка таверны и быт контрабандистов и без того подробно показаны в ходе действия.
Всеобщая занятость в массовке, обилие "локальных" сюжетов заставляют предположить, что французский режиссер прилежно изучал разработки Фельзенштейна по "Кармен" и детально знаком с рабочим графиком табачной фабрики и проблемой коррупции таможенников. Потому дублирующие действия мимические увертюры кажутся излишними и досадно отвлекающими внимание публики от оркестра. Но вот появляется нечто особенное и неповторимое: одноколесная тележка-бык и бычьи головы на стремянках. И тогда нужно решиться и что-то выбрать: если это фарс, он должен быть оформлен отчетливее, если нет — именно этого эффекта следовало бы избегать. Впрочем, Борис Покровский как-то сказал, что у "Кармен" всегда была однотипная удача или скорее всегда была неудача: даже самая неудачная постановка оставляет чувство неудовлетворенности.
Артисты Мариинского, однако, были убедительны и в этой постановочной ситуации. Самые сильные моменты спектакля — как в игровой, так и в вокальной части, — связаны с центральными его героями. Нужно поздравить театр с приобретением нового тенора и открытием меццо-сопрано. Кармен Марианны Тарасовой — безусловная удача певицы и спектакля. Великолепные внешние данные, пластика составляют единое целое с голосом, отдельные проблемы которого ("переходный" средний регистр) могут быть решены довольно быстро. Виктор Луцюк, дебютировавший на сцене Мариинского в "Мазепе", здесь оправдал все ожидания; особенно захватывающим получилось четвертое действие. Не только дуэт, но терцет и квинтет вышли отлично — голоса были хороши и сами по себе (неудивительно — Фраскиту пела Ольга Трифонова, заявлявшая о себе в каждой сольной реплике, а Данкайро — Владимир Самсонов), и в ансамбле.
ОЛЬГА Ъ-МАНУЛКИНА