Ъ обратился с просьбой прокомментировать закон о реституции, принятый Государственной думой в пятницу вечером, к заместителю министра культуры России МИХАИЛУ ШВЫДКОМУ.
Этот вариант закона с неба не свалился. Его все давным-давно знали, обсуждали и не очень верили в его осуществление. Впервые он появился около полутора лет назад, еще в той Госдуме. К его тексту имели непосредственное отношение два старейших сотрудника Института государства и права — гг. Усенко и Ушаков. Вскоре после появления их варианта, несколько консервативного, продиктованного с позиции силы, были представлены еще несколько контрпроектов — как прогрессивно ориентированных, так и нейтральных. Но по большей части — технически не совершенных, не доведенных до ума. Еще той Думой было решено вынести все эти варианты на обсуждение согласительной комиссии. Но Госдума вскоре завершила свою работу, так и не приняв закон.
После выборов в новую Думу законодательный реституционный процесс возглавил Николай Губенко. Реанимировав тот самый первый (без учета альтернативных) вариант проекта и добавив некоторые замечания, Дума быстро приняла его в первом чтении. Что означало возможность вносить только незначительные поправки, в целом не меняя концепций, основных положений закона.
В итоге 5 июля Дума приняла в третьем чтении закон по сути антиправительственный. Во внимание не были приняты многие конкретные предложения, в том числе и выдвигавшиеся Министерством культуры и МИД. Помимо того, что закон в некоторых местах противоречит сам себе, он имеет несколько крупных юридических просчетов.
Главное — национальный закон, который фактически объявляет государственной собственностью те или иные спорные (особенно с точки зрения наших зарубежных партнеров по переговорам) ценности в одностороннем порядке, не может никогда достигнуть желаемого результата. Его принятие мне напоминает старый анекдот о больном, который считал себя зерном и очень боялся курицу. Больного вылечили, и врач ему говорит: "Вы — свободны, вы — здоровы, вы — не зерно". — "Да я понимаю, что я не зерно, но знает ли об этом курица?"
Давайте представим себе, что начнется, если закон будет утвержден Советом федерации и президентом. Достаточно будет объявленную национальной собственностью ценность вывезти, скажем, на выставку за рубеж (будь то Болгария или Франция) — тут же грозит арест и длительное разбирательство. Получается очевидный тупик: вещами, объявленными федеральной собственностью, государство будет не в состоянии оперировать.
Согласно тексту закона, почти все, что находится у нас на территории России, имеет шанс стать федеральной собственностью: нет разделения ценностей по их происхождению. И это давний предмет наших разногласий с коллегами из Госдумы. Мы считаем, что надо проводить различия между государствами антигитлеровской коалиции, противниками и третьими странами. К союзникам и третьим странам надо применять режим наибольшего благоприятствования. Предлагаемый же закон по-прежнему оперирует понятием "вражеские государства". В то время как во всем мире стараются такой терминологии вообще избегать.
Национальный закон, который не гарантирует сохранности вещей на международном уровне, не годится в качестве закона.
Национальный закон, не отличающий бывших врагов от бывших друзей и использующий некорректную терминологию, не годится в качестве закона.
Национальный закон, нарушающий конституционное разграничение властей, не годится в качестве закона.
Национальный закон, который ссорит Россию с большим числом государств, — очень опасный закон.
И учтите, что это все говорю я, у кого в Германии репутация "твердого ястреба". Но национальные интересы государства — понятие сложное. При всей своей "ястребиности" я убежден: для России сегодня выгоден диалог. А этот закон отбросит многие процессы — и политические, и культурные — далеко назад.
Еще один важный нюанс: теперь мы имеем дело с железобетонной позицией с обеих сторон. Немцы ведь считают, что надо все вернуть им — без компенсации и каких-либо условий. Дума диктует прямо противоположное. Но жесткий нажим на немецкую сторону может вызвать вполне определенную реакцию: перелом в мировом общественном мнении от взвешенной позиции к безоговорочному сочувствию Германии.
Для всех очевидно, почему сегодня принят этот закон: вдогонку выборам последовал некий "политический укус" в адрес президента — чтобы ухудшились его отношения с зарубежными партнерами, от которых сейчас во многом зависит благополучие страны. Как хорошо сказал когда-то Евгений Сидоров: эти люди любят свою любовь к России, а не Россию.
Уверен, что этот закон не должен и не может стать государственным.