Кто там шагает правой?

Истинным патриотам, озабоченным престижем России на международной сцене, следовало бы обратить свое пристальное внимание на галерею Тейт в Ливерпуле. Каковы негодяи! Попросту говоря, нас опять обокрали! Что пишут? ""Искусство левеет" — первая выставка, исследующая, как левые политические ценности, от Французской революции до наших дней, влияли на производство и восприятие искусства". То есть как это первая? Да практически вся советская официальная история искусства именно это и исследовала — в книгах, журналах, постоянных экспозициях и временных выставках. Причем начинать полагалось не с 1789-го, а с палеолита и первобытного коммунизма, хотя с 1789-го было куда сподручнее: Давид, Делакруа, Домье, Курбе — и пошло-поехало вплоть до полного и окончательного расцвета самого прогрессивного в мире искусства, социалистического реализма, в СССР. В самом что ни на есть гегельянском духе. И на тебе, Тейт Ливерпуль: начинают с того же гражданина Давида, оплакивающего смерть гражданина Марата, и заканчивают блистательной современностью. Вернее, не заканчивают, а больше всего о ней, понятой весьма широко, как весь XX и начало XXI века,— и модернизм, и актуальное искусство,— и говорят.

Тут, правда, надо заметить, что художники той блистательной современности, какую мы можем увидеть в Ливерпуле, если и попадали в поле зрения советского искусствознания, то лишь в качестве фигурантов книг вроде "Кризиса безобразия". Ведь даже коммунистический, как полагали нацисты, Баухаус (на тейтовской выставке его представляют Вальтер Гропиус, Ласло Мохой-Надь, Лионель Файнингер, Отто Линдиг и Анни Альберс) оказался у нас под подозрением, как, впрочем, и идейно близкий ему советский авангард, и был предан вместе с идеалами Коминтерна. Вообще, может показаться, что "Искусство левеет" скроено по нашим советским лекалам, но на антисоветский — в понимании эпохи развитого застоя — фасон. То есть никакого соцреализма — ни настоящего, made in U.S.S.R., ни тех, кого настоящий записывал в единомышленники, как то Отто Дикса и Георга Гросса,— нет. Зато есть немного революционного советского авангарда: Александр Родченко, Любовь Попова, Эль Лисицкий, Густав Клуцис. Есть Комар и Меламид как разоблачители языка соцреализма — они попадают в компанию таких же интеллектуалов-насмешников из соцлагеря, преимущественно почему-то югославского: хорвата Брацо Димитриевича, словенской группы IRWIN и боснийской группы Zvono. Есть вездесущие "Что делать" — единственные из художников нового века, грамотно примкнувшие к левому интернационалу, где с глобальным капитализмом плечом к плечу сражаются Франсис Алюс, Джереми Деллер и прочие знатные "коллаборационисты", то есть мастера коллективного и партиципаторного творчества. Практики хождения в народ, коллективного производства и агитпропа здесь в фаворе. Тем не менее четверо авангардистов, Комар и Меламид, "Что делать" — вот, получается, и весь наш вклад в дело левого искусства. Это, конечно, очень обидно, но, исходя из логики выставки, справедливо.

Добро бы англичане хотели подчеркнуть или преувеличить свою национальную роль в левом художественном движении. Нет, ничуть не бывало: социалист-утопист Уильям Моррис со своей дизайнерской лавочкой, идеями артистизации труда предвосхитивший Йозефа Бойса; моррисовский соратник Уолтер Крейн; движение Mass Observation, проект по архивации современности силами масс, стартовавший в 1937-м и отчасти напоминавший пролеткультовские инициативы; его главный художник Джулиан Тревельян, переводивший "массовые наблюдения" в коллажи; еще несколько имен. Дело вовсе не в национальных первенствах и превосходствах. Дело в том, что для кураторов левая идея — это то, чем дышал революционный 1968-й, и дыхание его осталось легким, чистым и свободным, без кровавой отрыжки ГУЛАГа. И конечно, "Искусство левеет" не расскажет нам историю о поступательном движении и неуклонном прогрессе, как сделали бы советские искусствоведы, напротив, оно лихо скачет от якобинца Давида через анархиста Максимильена Люса к триумфу 1968-го. Вдохновители, герои и наследники студенческих революций — вот комсомольский актив выставки. Урбанистическая утопия всемирного "Нового Вавилона" Константа; фильмы Ги Дебора; акции "Ситуационистского Интернационала" и "Флюксуса"; плакаты Atelier Populaire, которыми был заклеен революционный Париж ("Красота — на улице", гласил один из них); плакаты OSPAAAL (Организация солидарности народов Азии, Африки и Латинской Америки); графика Эмори Дугласа, "министра культуры" "Черных пантер"; феминистские провокации Guerrilla Girls; социальные интервенции Group Material. Сплошной интернационализм, равноправие и стремление к миру и справедливости — все, что было записано в конституции одной отдельно взятой страны. Где 1968 год, однако, означал не студентов на баррикадах Парижа, а танки на улицах Праги.

"Искусство левеет. Как ценности меняли производство. 1789-2013". Тейт Ливерпуль. До 2 февраля

Анна Толстова