Борис Ельцин наложил вето на закон "О драгоценных металлах и драгоценных камнях". Главная причина этого шага состоит в том, что на добычу драгметаллов и драгкамней может распространиться режим production sharing, а в этом случае, как считает президентская команда, "до 60% добываемых драгкамней выводится из-под законодательства о валютном контроле".
Коллизия, возникшая вокруг закона "О драгоценных металлах и драгоценных камнях", достаточно серьезна. Суть ее в том, что в вероятном привлечении к разведке и разработке месторождений драгоценных металлов и камней крупных частных, прежде всего иностранных, инвесторов президентская администрация увидела опасность возникновения своеобразного Бермудского треугольника (его стороны — это закон "О драгоценных металлах и драгоценных камнях", закон "О валютном регулировании и валютном контроле", закон "О соглашениях о разделе продукции"), в котором может бесследно пропасть больше половины добываемых в стране драгкамней.
Попробуем разобраться. Главная цель закона "О драгоценных металлах и драгоценных камнях" — стимулирование золотого производства за счет ликвидации госмонополии. Эта идея, родившись более трех лет назад, когда золотой запас России был на исходе, пробивала себе дорогу с большим трудом. Совет федерации был полон решимости внести в закон статью, которая возвращала абсолютную госмонополию на добычу и обращение драгоценных металлов и камней. Согласительная межпалатная комиссия это предложение отклонила. Тем не менее лоббисты алмазной монополии (здесь наверняка можно отыскать следы не только "Алмазы России--Саха", но и De Beers) не остались без улова. В законе появилось положение о "государственной монополии на регулирование экспорта необработанных алмазов".
Строго говоря, эта фраза особой новизны не несет. Есть закон "О валютном регулировании и валютном контроле", который приравнивает драгоценные металлы и камни к валютным ценностям. Статья же 3 этого закона прямо фиксирует, что порядок совершения сделок с драгметаллами, природными драгкамнями и жемчугом устанавливается правительством.
Возмутителем спокойствия стал закон "О соглашениях о разделе продукции". Хотя его визитная карточка — это привлечение инвесторов (прежде всего иностранных) в российский нефтегазовый комплекс, закон не содержит прямых ограничений, которые бы закрывали для иностранного капитала золотодобычу. Это, кстати, одна из причин затянувшейся подготовки к вынесению на первое чтение закона, содержащего перечень месторождений, открытых для привлечения иностранных инвестиций на условиях раздела продукции. В результате кремлевские опасения относительно очередного (третьего в этом веке) неконтролируемого исхода золота из России можно понять. Но не разделить.
В самом деле, закон о соглашениях о разделе продукции имеет не одну страховочную сетку, защищающую государственные интересы. В конце концов тот же перечень объектов production sharing не случайно должен иметь статус федерального закона, и никто не мешает радетелям казны настоять на невключении в него золотоносных жил (алмазных копей, например, в нем не найти уже сейчас). Не стоит сбрасывать со счетов и закон "О валютном регулировании и валютном контроле", который делегирует установление режима ввоза и вывоза из России нерезидентами драгметаллов и драгкамней в том случае, когда они не были предварительно завезены в Россию, а значит, произведены на месте, главному органу валютного контроля — ЦБ. Да и сам закон "О драгоценных металлах и драгоценных камнях" предусматривает получение предприятиями, осуществляющими операции с драгоценными металлами и камнями, соответствующих лицензий.
Получается, что 60% добываемых в России драгоценных камней могут незаконно покинуть Россию, о чем бьет тревогу пресс-служба президента, только при прямом попустительстве законодателей, правительства и ЦБ.
ВАДИМ Ъ-БАРДИН