Очередной российский парадокс: граждане страны в большинстве критически относятся к судебной системе, но при этом все охотнее судятся. И друг с другом, и с государством. Количество дел, поступающих на рассмотрение гражданских судов, с каждым годом прирастает чуть ли не на 20 процентов, а по числу обращений в европейский суд россияне — едва ли не самые активные на континенте. Юристы впервые подсчитали, с какими спорами мы чаще всего идем в суд, а "Огонек" выяснил, что в присяжные люди идут охотно, хотя к российской Фемиде имеют массу претензий
Доверие россиян к судам стремительно падает. За последние три года, согласно опросам "Левада-центра", количество граждан, которые считают, что решения своих проблем легче всего добиться в суде, сократилось на 8 процентов и достигло исторического минимума — 33 процента. То есть две трети соотечественников предпочли бы искать справедливости где-то еще. Отношение к судьям противоречиво. Когда сотрудники ФОМа спросили: "Как вы в целом представляете себе российских судей?" — выяснилось, что 17 процентов опрошенных верят в "честных, справедливых и неподкупных" слуг закона, а 15 процентов видят исключительно "коррупционеров, взяточников и вымогателей". Нейтральных вариантов вроде бы и нет. Эксперты понимают это так: суд перестает восприниматься в качестве работающего института.
Но есть и другая сторона. Если речь идет не о восприятии и оценках, а о каждодневной практике, оказывается, что россияне — заядлые сутяжники. Год от года количество дел, поступающих в суды общей юрисдикции, растет. Недавно опубликованная статистика Верховного суда РФ гласит, что за первые 6 месяцев этого года на рассмотрении судов оказалось 6 543 863 гражданских дела, в то время как полугодие прошлого года дало менее 5,3 млн дел. Прибавка более чем на миллион во всяком случае заставляет задуматься о масштабах неизученной гражданской активности: население прямо-таки штурмует "правовое поле" — несмотря на прогнозируемые рытвины и ухабы.
— Когда россияне говорят о своем недоверии к судам, они все-таки чаще ориентируются на громкие процессы, исход которых кажется им несправедливым,— считает Андрей Федотов, ведущий эксперт Центра правовых и экономических исследований НИУ ВШЭ.— Они видят малообъяснимые вещи: явных коррупционеров держат на свободе, а случайным людям дают огромные сроки — и все это вызывает возмущение. Но объективно говоря, работа низовых судов, разбирающих стандартные гражданские тяжбы, за последние годы мало изменилась. Она как была терпима, так и осталась. Масштабы коррупции там сильно ограничены невысокими доходами массы населения. И довольно часто, когда на судью не давят сверху, он выносит оправданные решения. Поэтому масса россиян успевает войти во вкус судебного разбирательства.
Выдать на-гора
Статистика судебных тяжб граждан, впервые опубликованная Национальной юридической службой, дает представление о том, за что россияне готовы биться до последнего. Самый распространенный повод обратиться в суд — это жилищный или имущественный спор. Следом идут споры, связанные с наследованием или разделом имущества: то есть квартирный вопрос остается актуальнее некуда, тем более что ипотечные программы в последние годы стали дополнительным стимулом для его раскрутки. Помимо проблемных ипотек соотечественникам не дают покоя дела семейные: вторая по популярности категория судебных тяжб — это как раз все, что связано с взысканием алиментов и расторжением брака. А вот защита чести и деловой репутации мало кого интересует, на такую роскошь тратят свое время в суде менее 2 процентов россиян.
— Довольно часто россияне судятся не друг с другом, а с юридическими лицами и различными органами власти,— рассказывает Игорь Федотов, ведущий юрист Национальной юридической службы.— И специфика этих споров может многое рассказать о нашем обществе. Очевидно, например, что пик обращений в суды с жалобами на действия публичных органов случается вскоре после избирательных кампаний: люди оспаривают действия избиркомов. В обычное время, как правило, самые распространенные претензии к исполнительной власти касаются получения льгот, социальных выплат и установления инвалидности. Что касается исков к юрлицам, то там велика доля индивидуальных трудовых споров. Индивидуальных — это важное уточнение. Коллективные трудовые споры, инициируемые профсоюзами, в России по-прежнему редкость: большинство работников сильно разобщены и бессильны перед работодателем, поэтому идут в суд как в первую и последнюю инстанцию, способную им помочь.
Столь большие надежды, возлагаемые на суд, далеко не всегда остаются оправданными — отсюда, в частности, кризис доверия. Гражданские суды, с работой которых люди сталкиваются чаще всего, формируют практический взгляд населения на российское правосудие. И оказывается, что здесь помимо коррупции хватает поводов для жалоб. Прежде всего, согласно соцопросам, нарекания россиян вызывают неповоротливость судебной машины и необходимость впустую тратить массу времени, то есть все те прелести посещения госучреждений, которые знакомы каждому человеку, оформлявшему больничный в поликлинике или устраивавшему ребенка в детский сад.
— Это понятно: ведь основная проблема судебной системы сегодня — перегруженность судов как гражданскими делами, так и спорами между гражданами и государственными органами, муниципальными образованиями, должностными лицами,— поясняет Ирина Лукьянова, старший научный сотрудник Сектора гражданского права, гражданского и арбитражного процесса ИГП РАН.— Судьи, перегруженные делами в 5-10 раз выше разумных норм, нередко вынужденно нарушают правила судебного разбирательства, стремясь за 10-15 минут рассмотреть дело, которое требует нескольких часов. Во главу оценки работы судьи у нас поставлен критерий соблюдения сроков рассмотрения дела. Поэтому понятно, что под угрозой наказания за нарушение сроков судьи рассматривают дела в ущерб качеству: нет времени исследовать по всем правилам все доказательства, выслушать стороны, предоставить сторонам возможность высказать свои аргументы, даже просто подумать над вынесением решения и его аргументацией.
Принцип, согласно которому главный признак эффективной работы — выдавать на-гора максимальное количество решений (возбужденных дел, пойманных преступников, обученных детей, обслуженных пациентов и так далее — подставить нужное), давно уже стал определяющим в жизни отечественных госслужб. К каким последствиям он приводит в случае с полицией, говорилось много, но с судами дело обстоит ничуть не лучше. Сама система подталкивает слуг закона забыть о качестве и ориентироваться на валовые показатели.
— Конечно, встречаются и толковые, грамотные судьи, вникающие в суть дела и понимающие ее. Но они существуют не столько благодаря системе, сколько вопреки ей,— считает доктор юридических наук Константин Скловский, один из разработчиков Концепции развития гражданского законодательства, член Совета при президенте по кодификации гражданских законопроектов.— Близкое знакомство с текущей практикой рассмотрения гражданских споров, особенно сколько-нибудь важных или сложных, создает впечатление несправедливости, невысокой компетентности, произвола и безысходности.
Реформы и сигналы
Некоторые попытки гуманизировать гражданский процесс в России предпринимались, но большинство из них закончилось "как всегда". Например, чтобы снизить нагрузку на судейский корпус, депутаты разрешили мировым судьям не мотивировать свои решения, если стороны специально об этом не попросят. Мол, меньше бумажной работы — больше успеете. Стоит ли пояснять, что немотивированные решения быстро превратились в "штампованные", вызвали возмущение истцов и снизили качество разбирательства еще на порядок.
— Впрочем, сам институт мировых судей вводился как раз с целью разгрузить суды общей юрисдикции,— поясняет Сергей Пашин, заслуженный юрист РФ, федеральный судья в отставке.— В свое время мировые суды взяли на себя около 60 процентов гражданских дел. Но поскольку населению за справедливостью больше некуда идти, кроме как в суд, количество обращений снова стало расти. Есть еще один проверенный способ разгрузки судов — институт посредников, медиаторов. Соответствующие законы у нас приняты, но на постоянной основе этот институт пока не работает. Между тем в тех же США медиаторы (которыми становятся, как правило, бывшие судьи) помогают решать массу споров. Если вы придете в суд с иском до 2 тысяч долларов, вам сначала порекомендуют обратиться к медиатору, и только после него — в гражданский суд.
— В России сегодня часто говорится о том, что суды рассматривают много незначительных споров, которые хорошо бы урегулировать на досудебном уровне,— рассказывает Ирина Лукьянова.— Но ведь никто не определял, какие споры являются малозначительными: если вдруг какую-то категорию дел перестанут принимать к рассмотрению, это вызовет колоссальное общественное недовольство. В Москве спор из-за 5 тысяч рублей — малозначительный, а в сельской местности, где нет работы, это значительная сумма. Поэтому любые операции над отечественным правосудием требуют кропотливого предварительного анализа.
Как показывает практика, тратить время на такой анализ у нас не принято. Даже масштабные преобразования, как, например, слияние Верховного и Высшего арбитражного судов, совершаются, минуя широкое экспертное обсуждение. Массе населения тем более остается только догадываться о последствиях инициируемых реформ.
— За отсутствием продуманной аргументации приходится многие реформы воспринимать как знаки, сигналы обществу,— считает Константин Скловский.— Ликвидация Высшего арбитражного суда, названная "слиянием судов", на мой взгляд, как раз такой сигнал. ВАС был наиболее цивилизованной частью судебной системы. И по-хорошему это Верховный суд должен был бы внедрять те подходы, которые Арбитражный развивал более 20 лет: постоянная и сплошная переподготовка всех судей, прозрачность всех процедур с широким внедрением сетевого мониторинга, открытого для всех желающих; высокая степень предсказуемости решений, высокая степень гарантированности исправления ошибок вышестоящими судами и так далее. А вышло наоборот — не практики ВАС расширяются, а его поглощают. Те немногие юристы, которые поддерживают это, ссылаются на принцип "единства судебной системы". Однако такого принципа нигде в мире нет, в том числе и в Конституции РФ. Напротив, везде суды развиваются путем специализации и умножения числа высших судов: в ФРГ их, скажем, пять. Поэтому здесь, мне кажется, идет речь об отказе от самой идеи модернизации судебной системы и возвращении к судебным практикам стран третьего мира.
Разумеется, неизбежности нет: в конце концов, формально ничто не мешает и Верховному суду, и всем судам общей юрисдикции в России внедрить прозрачность процедур, чтобы не только компании, но и граждане могли активно отслеживать, как рассматриваются их дела. Но это потребует совсем иного отношения к качеству судопроизводства и — что важнее — внимания к простым истцам. До последнего времени россиян чаще упрекали в низкой правовой культуре, чем обеспечивали им простой и понятный доступ к честному суду. С каждым годом потребность в таком суде возрастает: и странно будет, если удовлетворение этого общероссийского ходатайства откатится еще на десятилетия вперед.