В Петербурге завершился первый Зимний международный театральный фестиваль. Центральным событием нового форума стал показанный на сцене "Балтийского дома" спектакль Люка Персеваля "Каждый умирает в одиночку", поставленный в театре "Талия" по одноименному роману Ганса Фаллады. Смотрела ЕЛЕНА ГЕРУСОВА.
В Советском Союзе роман перевели в начале семидесятых и всегда считали антифашистским. Но Люк Персеваль заставил прочитать эту историю по-новому
Спектакль Люка Персеваля получил особое звучание на фестивале. Чуть ли не все собранные в программе работы имели в той или иное степени камерное звучание. Театр "Талия" приехал в Петербург с постановкой, имеющей потенциал эпического звучания. "Каждый умирает в одиночку" — важная часть немецкой национальной рефлексии. Роман написан по свежим следам Второй мировой, в 1947 году. Сюжет романа вытекает из документальных событий, свидетелем которых был сам автор. Действие разворачивается в Берлине в годы войны. В центре истории супруги, потерявшие на войне сына и в отчаянии пишущие антивоенные открытки-листовки и разбрасывающие их по городу: "Наш сын убит. Ваш — будет следующим". Их ищет гестапо.
В Советском Союзе роман перевели в начале семидесятых и всегда считали антифашистским. Но Люк Персеваль заставил прочитать эту историю по-новому.
Сценограф Анна Курц оставила сцену почти пустой, в глубине разместив огромный коллаж, собранный из десятков тысяч реальных бытовых предметов 1940-х годов. Все эти мелкие свидетельства множества чужих жизней собраны и почти неразличимы под маскировочной сеткой-картой, напоминающей вид военного города сверху, c высоты самолета. Но часть этих вещей, беспомощных, нелепых и трогательных, лежит у подножья карты. В моменты трагического напряжения происходит оптический фокус, и очертания карты размываются, а брошенные под эту карту, выраженные в этих тысячах мелочей осколки чужих жизней выходят на первый план, становятся рельефными и очень индивидуальными.
С сюжетом густонаселенного романа Фаллады одиннадцать актеров "Талии" справляются своим составом. Переодеваясь, меняя парики и даже накладывая буффонные толстинки. Персонажи, представляющие машину фашистского режима, решены режиссером в стиле политического кабаре. Люк Персеваль почти отказывается разбираться в их человеческой природе, показывая персонажами карикатуры, при этом самых отъявленных мужчин-гестаповцев в спектакле играют женщины. И в этом отходе от реализма, помимо театральной гротескной природы, есть и послание. Люк Персеваль перечеркивает политическую страницу истории карикатурой и не удостаивает фашизм нового серьезного разговора. В этом отказе от реалистичности изображения, от права быть показанным в нормальном человеческом облике суть — отказ фашизму на право существования.
Вместе с тем, и личное сопротивление режиму в спектакле представлено подвигом Антигоны. Подвигом трагическим и прекрасным, но ничего не меняющим в борьбе с режимом.
Более значимой для фламандца Люка Персеваля оказалась тема пацифизма в качестве нормы жизни, в которой проявлениям фашизму места нет, тогда и борьба с ними не нужна. Лирическими героями спектакля стали покинувшая Берлин и работающая в поле женщина и усыновленный ею мальчик. И это простая, очень фламандская мораль: один в поле должен быть не воин, а жнец. В финале все герои, за исключением совсем уж отъявленных подонков, cобираются в сельской повозке и едут куда-то к новой жизни. Картинка, неожиданно для Люка Персеваля, идиллическая. Но вполне можно предположить, что Ганс Фаллада в 1947 году куда как больше думал о счастье мирной жизни, чем о пропаганде антифашизма.