Спустя полвека после Нюрнбергского процесса мир вновь озаботился проблемой военных преступлений. Учрежденный ООН три года назад Международный трибунал по бывшей Югославии в этом году начал процессы над первыми обвиняемыми. Но судя по промежуточным итогам деятельности этого органа международной юстиции, он — не более чем бледная копия "суда народов" полувековой давности. И это внушает подозрения в том, что утвердившийся после Нюрнберга принцип неотвратимости возмездия за преступления против человечности подвергся с тех пор существенному пересмотру. К тому же преступления совершались не только в Югославии. Подсудны ли они?
Преступления могут быть одни, наказания — разные
Вопрос о наказании виновных в военных преступлениях на территории бывшей Югославии был поднят в ООН почти четыре года назад, когда война в Боснии только еще начиналась. В октябре 1992 года решением СБ создана специальная следственная комиссия. Тогда вряд ли кто-нибудь мог предположить, что она превратится во второй Нюрнберг. Спустя полвека после завершения суда над лидерами нацистской Германии мысль о том, что в Европе опять может случиться нечто подобное тому, что легло в основу обвинительного заключения в Нюрнберге, могла родиться лишь в больном воображении. К "виновникам" того, что невероятное все же произошло, как ни странно, можно отнести и СМИ. Суд в Гааге собрался во многом благодаря репортажам CNN, продемонстрировавшим миру, что уроки Нюрнберга основательно подзабыты. Кадры, запечатлевшие узников концлагерей и душераздирающие рассказы переживших этнические чистки, способствовали тому, что слово "геноцид" вспомнили вновь.
Геноцид — действия, совершаемые с намерением уничтожить какую-либо национальную, расовую или религиозную группу. "Классические" примеры: резня армян в Османской империи во время первой мировой войны, жертвами которой стали 1,5 млн человек, и уничтожение нацистами 6 млн евреев в Восточной Европе и на оккупированной территории СССР.
Впрочем, в отношении экс-Югославии этот термин долго старались не употреблять. Сложился стереотип: мол, подобного явления в "цивилизованном мире" быть не может. Деяния противоборствующих сторон в югославском конфликте в полном соответствии с принципами поликорректности называли "этническими чистками", что не меняет сути. Этот термин, первоначально возникший как газетное клише, прочно укоренился в международно-правовой лексике и употребляется не только применительно к событиям в экс-Югославии. Так, в резолюции СБ ООН от 12 июля по грузино-абхазскому конфликту власти Абхазии обвинены в этнических чистках. Вообще конфликты на территории бывшего СССР дают основания для судебных разбирательств по обвинению в военных преступлениях. Обвинения в геноциде могли бы быть предъявлены участникам конфликтов в Абхазии и Нагорном Карабахе. Впрочем, на практике реализовать это вряд ли удастся. Организация международного трибунала в каждом отдельном случае потребует серьезных затрат, а денег у ООН нет. Главная же причина невозможности проведения подобных процессов в том, что Россия, взявшая на себя функции главного миротворца в СНГ, в вынесении сора из избы не заинтересована.
То же касается и обвинений российских властей в военных преступлениях в Чечне. Полным бредом представляются высказывания представителей дудаевцев о том, что, например, Александр Лебедь и Вячеслав Тихомиров должны предстать перед трибуналом в Гааге — этот орган рассматривает исключительно дела обвиняемых в совершении военных преступлений на территории бывшей Югославии. Столь же невероятной выглядит и не раз высказывавшаяся представителями самопровозглашенной республики Ичкерия идея создания особого трибунала по Чечне. Во-первых, для этого нет достаточных юридических оснований — обвинения в геноциде и прочих военных преступлениях, как правило, предполагают совершения акта агрессии одного государства против другого и включают в себя понятие "оккупированная территория", о чем в случае с Чечней речи быть не может. И даже если в ООН найдутся поклонники чеченской независимости, Москва, обладая правом вето в СБ, сможет легко заблокировать не устраивающее ее решение.
Спонсоры мира как вершители правосудия
Размещенный в Гааге (Нидерланды) международный трибунал для осуждения лиц, виновных в совершении преступлений на территории бывшей Югославии, был учрежден в соответствии с резолюцией СБ ООН #827 в мае 1993 года. В отличие от постоянно действующего Международного суда ООН (созданного в 1945 году), обладающего юрисдикцией в отношении государств и выносящего не имеющие обязательной силы решения по международным правовым спорам, трибунал — орган временный, выполняющий функции уголовного суда над лицами, обвиняемыми в совершении военных преступлений, геноциде и преступлениях против человечности на территории экс-Югославии после 1 января 1991 года (то есть со времени распада СФРЮ). Трибунал осуществляет судопроизводство без участия присяжных. Он состоит из двух палат (по трое судей в каждой) и пяти членов апелляционного суда. В структуру трибунала также входит бюро прокуроров, члены которого проводят следствие и выступают обвинителями на процессах. Судьи и прокуроры утверждаются Генассамблеей и СБ ООН. В настоящее время президентом трибунала является итальянский судья Антонио Кассезе, главным обвинителем — прокурор из ЮАР Ричард Голдстоун, его 1 октября сменит канадка Луиза Арбур.
После Нюрнбергского и Токийского процессов это первая попытка воплотить в жизнь принципы ответственности за тягчайшие международные преступления, впервые определенные в решениях суда над нацистскими преступниками. Правовой базой деятельности трибунала по экс-Югославии, кроме уставов Нюрнбергского и Токийского трибуналов, стал ряд международных договоренностей, в частности, конвенция о предупреждении геноцида и наказания за него 1948 года и конвенция 1968 года о неприменимости срока давности к военным преступлениям.
В правомерности сравнения событий полувековой давности с нынешними судебными разбирательствами в Гааге можно усомниться. Дело не только в том, что они несравнимы по масштабам — в конце концов, жизни 250 тысяч жертв балканской войны не менее ценны, чем жизни десятков миллионов погибших во время Второй мировой. И не в юридических расхождениях, продиктованных изменившимся со времен Нюрнберга пониманием принципов гуманизма — нынешним военным преступникам смертная казнь не грозит (максимально — пожизненное заключение), им не может быть вынесен приговор заочно, как, например, скрывшемуся Мартину Борману. Основное различие — в понимании самого термина "справедливость" применительно к прошлым и нынешним военным преступникам. Сомнения в справедливости Нюрнбергского суда (мол, не одни немцы повинны в развязывании войны и нарушении общепринятых норм ее ведения, скажем, варварских бомбардировках городов авиацией противника) возникли спустя десятилетия после его завершения. А в 1940-х годах победители, при всех разногласиях, занимали практически одни и те же позиции по вопросу о том, кого судить и за что. Нынешняя ситуация диаметрально противоположна. Победителей в югославской войне, которые смогли бы диктовать побежденным свою волю, в том числе и в утверждении "новой справедливости", не было. Роль победителей и побежденных играют не участники конфликта, а "спонсоры" мирного урегулирования. В зависимости от этих ролей и разнится их отношение к тому, насколько справедливой является деятельность международного трибунала.
Скамья подсудимых
Душан Тадич, 40-летний владелец кафе и тренер по каратэ, обязательно войдет в историю как первый человек, представший перед судом по обвинению в военных преступлениях, совершенных не в годы второй мировой войны. Процесс над ним, начавшийся в мае, выявил главный недостаток работы трибунала — отсутствие собственных полицейских сил и действенного механизма выдачи военных преступников. Тадич оказался на скамье подсудимых случайно. Арестованный в ФРГ за мелкое правонарушение в феврале 1994 года, он был выдан трибуналу, с радостью обнаружившему, что спустя год после его основания один из подозреваемых оказался в пределах досягаемости. Если процессы над прочими обвиняемыми будут идти такими же темпами, как и суд над Тадичем, можно предположить, что первые осужденные появятся нескоро. Адвокатам Тадича пока удается довольно успешно отвергать все доводы обвинения. В обвинительном заключении Тадич представлен садистом, повинным в массовых убийствах и пытках мусульман и хорватов в ходе этнических чисток на севере Боснии, главным образом в концлагере "Омарска" (по этому же делу проходят 18 скрывающихся от суда сербов). Тактика защиты, которую представляют голландский и британский адвокаты Михаил Владимирофф и Стивен Кей, строится на стремлении представить Тадича невинной жертвой, тогда как истинные преступники находятся вне досягаемости трибунала. Свидетелей, опознавших в Тадиче сербского офицера, повинного в страданиях узников концлагерей, адвокаты прямо обвиняют во лжи, которую объясняют их жаждой мести всем сербам. На руку защите, как ни странно, и широкое освещение событий вокруг югославского кризиса в электронных СМИ — свидетельства очевидцев преступлений теряют свою убедительность, когда адвокаты просят их ответить: не "опознали" ли они Тадича по фото, представленным следователями, лишь после того, как увидели его в телерепортажах. В отсутствие прямых доказательств вынести Тадичу обвинительный приговор будет трудно. Обвиняемый это понимает, и этим, видимо, объясняется его уверенное поведение на суде.
Пример иного рода — процесс над 24-летним офицером армии боснийских сербов, хорватом по национальности Драженом Ердемовичем, который недавно признан виновным в участии в массовых убийствах мусульман после взятия в июле 1995 года мусульманского анклава Сребреница. Правда, заслуги трибунала в том, что Ердемович был осужден, нет. От правосудия он не скрывался и на суде полностью признал свою вину — сознался в убийстве 70 мусульман на территории бывшего колхоза в окрестностях Сребреницы, причем поделился этим фактом своей биографии даже с французской газетой Le Figaro. Чистосердечное признание и согласие сотрудничать с трибуналом (обвиняемый готов предоставить трибуналу информацию, касающуюся личного участия лидеров боснийских сербов Радована Караджича и Ратко Младича в трагедии Сребреницы), возможно, поспособствуют тому, что приговор Ердемовичу будет относительно мягким.
Но это пока единственный пример явки с повинной обвиняемого в военных преступлениях. Следственный изолятор трибунала в Гааге пустует — из 24 камер занято лишь семь. К настоящему времени обвинения выдвинуты против 75 человек: 54 серба (один из них, генерал-полковник Джордже Джукич, был арестован мусульманскими властями и препровожден в Гаагу, но впоследствии освобожден по состоянию здоровья и скончался недавно в военном госпитале в Белграде), 18 хорватов и трое мусульман. Большинство обвиняемых скрываются от правосудия, пользуясь тем, что ряд стран игнорирует решения ООН, согласно которым все члены этой организации обязаны содействовать выдаче военных преступников. На днях на это вопиющее нарушение норм международного права посетовал координатор гражданской части операции по выполнению мирного соглашения по бывшей Югославии Карл Бильдт. По его словам, около 50 обвиняемых скрываются на территории боснийской Сербской Республики, 15 пользуются покровительством властей мусульманско-хорватской федерации, и трое нашли убежище в Союзной республике Югославия. Впрочем, основная часть ответственности за более чем скромные успехи трибунала лежит отнюдь не на этих странах. В игнорировании принципа неотвратимости наказания за преступления против человечности повинны в большей степени те, кто этот принцип установил ровно полвека назад.
Правосудие в пределах политической необходимости
Тогда, несмотря на идеологическую пропасть, разделявшую СССР и его западных союзников, они были едины по крайней мере в одном — в стремлении навсегда покончить с фашизмом. Раздел Германии на зоны оккупации давал прекрасную возможность для поимки военных преступников. Тем же, кому все-таки удалось избежать наказания, пришлось скрываться в местах, весьма удаленных. Продолжающаяся до сих пор небезуспешная охота за нацистскими преступниками стала возможна главным образом благодаря реальному международному сотрудничеству.
Опыт "второго Нюрнберга", напротив, демонстрирует отсутствие согласия между главными учредителями трибунала. Не секрет, что интересы основных участников процесса мирного урегулирования балканского кризиса (США, России и ЕС) сталкивались подчас столь остро, что еще пару лет назад в прессе появлялись рассуждения "аналитиков" на тему разгорающегося на Балканах пожара новой мировой войны. Несмотря на абсурдность подобных апокалиптических прогнозов, факт наличия у великих держав диаметрально противоположных интересов в регионе несомненен. И в отношении той или иной страны к деятельности международного трибунала отражаются ее геополитические пристрастия.
Особенно наглядно это проявляется в споре, иногда начинающем принимать черты громкого международного скандала, по поводу судьбы теперь уже бывшего президента Сербской Республики Радована Караджича и командующего армией боснийских сербов генерала Ратко Младича. Запад, прежде всего США, настойчиво добивается принесения их в жертву миру, Россия с неменьшим упорством настаивает на том, что выдача сербских лидеров трибуналу не только не будет способствовать примирению сербов, хорватов и мусульман, но и может привести к срыву мирных договоренностей, в частности, намеченных на 14 сентября выборов в Боснии. После выдачи в начале этого месяца международного ордера на арест Караджича и Младича ситуация еще более накалилась. Пока бывший глава американской дипломатии на Балканах Ричард Холбрук, энергией которого в немалой степени обусловлен успех переговоров в Дейтоне, пытался применить свои таланты в деле поимки военных преступников #1 (добиться выдачи Караджича и Младича ему так и не удалось), в Москве раздавались все более резкие оценки деятельности трибунала вообще и роли в его работе США в частности. Глава МИД России Евгений Примаков заявил в ходе прошедшей 17 июля встречи со своим датским коллегой, что насильственное задержание лидеров боснийских сербов является "одним из моментов, которые могут сорвать выборы в Боснии и Герцеговине". При этом российский министр прозрачно намекнул, что российский контингент, входящий в состав сил по выполнению мирного соглашения, участвовать в охоте за Караджичем и Младичем не будет. Что же касается международного ордера на их арест, то гипотетическую ситуацию, при которой разыскиваемые могли бы оказаться на территории России, Примаков рассматривать отказался — полученный по дипломатическим каналам ордер теоретически должен поступить в генпрокуратуру, которая обязана принять меры к задержанию указанных лиц в случае их обнаружения в России. Трибунал в Гааге Примаков обвинил в излишней политизированности. Еще дальше пошел анонимный "высокопоставленный представитель МИД", заявивший на днях "Интерфаксу", что трибунал "превращается из органа правосудия в некую политико-идеологическую структуру", и обвинивший США в использовании его в своих узкокорыстных интересах: "Кто платит, тот и заказывает музыку" (из-за бюджетных трудностей ООН трибунал финансируется США и рядом арабских стран). Что же касается подключения российских юристов к работе трибунала (это могло бы убедить тех же сербов в непредвзятости международного суда), то дальше разговоров дело пока не идет.
АНДРЕЙ Ъ-СМИРНОВ