Химическое оружие на международном уровне запрещали, как минимум, трижды — в 1899-м, 1925-м и 1993 годах. Почему первые две попытки сорвались, объяснять, наверное, не нужно: человечество стояло на пороге мировых войн. В период после Второй мировой войны этому помешало тотальное недоверие между ведущими державами. К тому же существовала формальная логика: Советский Союз накопил почти 40 тыс тонн, а США — чуть больше 30-ти. В СССР исходили из того, что обнуление химических потенциалов означает со стороны Москвы большие уступки, чем со стороны Вашингтона, — а это для дипломатов почему-то важно и чаще всего неприемлемо.
Фото: Павел Смертин, Коммерсантъ / купить фото
К 90-м годам ситуация изменилась. В должной мере развив ядерное вооружение, сверхдержавы воспринимали химическое оружие как наследие вчерашнего дня. Из глобальных войн второй половины XX — начала XXI веков его использовали лишь в не самых славных для всех сторон войнах — вроде вьетнамской, йеменской, ирано-иракской или нынешней сирийской. Владение химическим оружием не усиливало обладающие им вменяемые страны, а, наоборот, делало их более уязвимыми — никто не застрахован от техногенных катастроф, террористов или элементарной халатности. Химическое оружие является сегодня скорее громоздкой, нежели эффективной частью военного арсенала. А история применения химического оружия на территории России в XX веке во время Гражданской войны (подавление Красной армией Тамбовского и Ярославского восстаний) особой гордости за обладание химическим арсеналом не сулило.
Поэтому в Москве довольно легко пошли в 93-м году на подписание, а в 97-м — на ратификацию соглашения об уничтожении химического оружия и взятие обязательства завершить весь процесс к 2009-м. Казалось бы, вопрос снят с повестки дня. Оказалось, однако, что к настоящему времени уничтожено только 76% российских запасов — а процесс уничтожения остального отдаляется до 2015-года (а по другим оценкам, — до 2017–2018 гг.).
Подключение к этой теме полпреда Михаила Бабича стало сюрпризом. Хотя он не чужд военной тематике, функционал полпреда, казалось бы, делал тему далекой от полпредского функционала. Однако серия выступлений господина Бабича на совещании в Москве и конференции в Гааге показала, что это — не появление нового ньюсмейкера, а свидетельство более системного подхода к теме уничтожения химического арсенала.
Заявленные полпредом Бабичем инициативы можно разделить на три блока.
Первый связан с тем, как ускорить процесс уничтожения. Основные сложности вызывают высокотоксичные зарин и зоман — с ними требуется повышенная осторожность. Серьезно ускорить этот процесс должен ввод в действие современного завода в Кизнере (Удмуртия), который ожидается в ближайшее время. Кроме того, требуется повышение контроля за текущими мощностями. А из шести действующих (не считая Кизнера) предприятий четыре расположены в Приволжском федеральном округе — в поселке Мирном «Горный» (Саратовская область), «Камбарка» (Удмуртия), «Мирный» (Кировская область) и «Леонидовка» (Пензенская область).
Вторая задача — снизить общественные страхи, сопряженные с уничтожением химического оружия. Хотя в школе химию проходят все, любой даже вполне мирный разговор об этой отрасли порождает у обывателя страхи — пусть и не всегда мотивированные. Еще с детства все запоминают школьный кабинет химии как самый потенциально опасный, огораживаемый особой дверью. Самый проверенный способ снизить эти страхи — привлечь к процессу наблюдателей, в том числе международных. Особенно это важно для Поволжья с его хрупкой экологической системой. Как следует из выступления господина Бабича в штаб-квартире Организации по запрещению химического оружия в Гааге, российские власти это отчетливо понимают и не будут списывать естественное желание международных партнеров отследить экологичность процесса уничтожения на происки «иностранных агентов».
Есть и третий блок проблем. Чем ближе дата окончательного уничтожения химического оружия, тем выше тревоги жителей городов, где это происходит: не забросят ли их после завершения процесса, как это много раз случалось с шахтерскими поселками или «неперспективными» деревнями. Возможно, самый важный для Поволжья из обозначенных полпредом Бабичем приоритетов — ставка на перепрофилирование существующих предприятий с указанием на недопустимость их закрытия. Поэтому государство должно уже сейчас заняться поиском потенциальных инвесторов, которые после санации территории могут заняться перепрофилированием производств. Первые сигналы уже есть со стороны бизнесменов, занимающихся нефтепереработкой, агропромом, целлюлозно-бумажной промышленностью. Одновременно речь идет о строительстве в «химических» поселках объектов жилья, детских садов, школ, медицинских учреждений. Как известно, федеральный бюджет предусматривает опережающее развитие социальной инфраструктуры в районах проведения работ на общую сумму до 10% от объемов капвложений на строительство объектов по уничтожению химоружия.
Если заявленный комплекс мер удастся реализовать на практике, полпредству удастся снять, как минимум, два риска: волну общественных тревог вокруг экологичности процесса уничтожения химоружия и опустошение целого ряда поселков после завершения процесса. А оптимистический сценарий и вовсе дает основания рассчитывать и на появление новых конкурентоспособных производств и создание дополнительных рабочих мест.