Магия ценной бумаги

Не так уж и трудно представить себе Бена Бернанке или, скажем, Эльвиру Набиуллину декламирующими отрывки из "Фауста" Гете. Им особенно знакомы соблазны, сопряженные с выпуском бумажных денег.

ЕЛЕНА ЧИРКОВА

"Бумаге служат в качестве заклада У нас в земле таящиеся клады. Едва их только извлекут на свет, Оплачен будет золотом билет",— обнадеживает канцлер императора страны с опустевшей казной в "Фаусте". На дворе времена, когда деньги — золото — из ничего пытались изготовить лишь алхимики.

Долго считалось, что прототип главного героя — доктора Фауста, ученого ищущего истину,— доктор Иоганн Фауст, реальный исторический персонаж, скитавшийся по протестантской Германии в первой половине XVI века. Чернокнижник, астролог, врач и естествоиспытатель, был он либо ловким шарлатаном, либо настоящим ученым. Современный швейцарский экономист Ганс Бинсвангер, автор книги "Деньги и магия. Критика современной экономики в свете "Фауста" Гете", утверждает, что его прототипом был шотландец Джон Лоу, создатель "Системы "Миссисипи"" — схемы введения в оборот бумажных денег во Франции.

В 1706 году Лоу предложил это в Шотландии, но понимания не нашел. А вскоре был вынужден покинуть страну: убил человека на дуэли, ему грозила тюрьма. Лоу скитался по Европе девять лет, предлагая свою "систему" в Турине, Вене, Гааге... Зарабатывал на жизнь, играя в азартные игры. В карты он играл великолепно, строя игровую стратегию на теории вероятностей, и ему удалось этим много заработать. В "Фаусте" есть сцена игры Фауста в кости с обезьяной, возможно, навеянная биографией Лоу.

Наконец Лоу попал во Францию, которой правил в те годы "король-солнце" Людовик ХIV. Праздно-богемный образ жизни монарха и двора был очень затратным для казны. Положение дел усугубила война за испанское наследство 1701-1714 годов. После нее годовые проценты по госдолгу Франции были вдвое больше разницы между доходами и непроцентными расходами бюджета. Государство израсходовало все налоги на три-четыре года вперед. Многим госслужащим задержали зарплату за несколько лет, король занимал деньги у ростовщиков как частное лицо. Государство не могло платить по долгам — часть списали, проценты на оставшиеся понизили. Кредиторы государства не могли расплачиваться по своим долгам, дефицит кредита привел в ступор экономику: земли не обрабатывались, торговля пришла в упадок, потребление сократилось вполовину по сравнению с довоенными годами.

В 1715 году "король-солнце" умер, страной в качестве регента при малолетнем Людовике ХV правил герцог Орлеанский. Он без розовых очков смотрел на состояние финансов страны и рассматривал возможность объявить Францию банкротом. Лоу предложил свою "схему" герцогу, когда тот еще не был регентом. Она предполагала создание банка, выпуск банкнот (обязательств банка), свободно обмениваемых на золото. А когда к ним будет сформировано доверие,— переход к бумажному денежному обращению. По мнению Лоу, от полного обеспечения банкнот золотом можно потом постепенно отойти, так как они будут обеспечены всем богатством страны, включая землю и недра. Идея была новаторской: в то время бумажные банкноты ходили только в Швеции, Голландии, Англии и некоторых итальянских городах-государствах. Схема предполагала избавление от внешнего долга за счет конвертации его в акции банка и сокращение процентов с 7% до 5% годовых. Герцог Орлеанский решил дать Лоу шанс. 1 мая 1716 года государственным вердиктом ему было позволено создать банк.

Не попадитесь сатане

В "Фаусте" Бог и Мефистофель (Сатана) спорят, сможет ли Мефистофель, подвергнув Фауста искушениям, низвергнуть его в бездну. Бог уверен, что Фауст — его верный и наиусерднейший раб — выйдет из тупика. Мефистофель искушает престарелого Фауста, которому жизнь стала не мила, "изведать после долгого поста, что означает жизни полнота", тот соглашается, выпивает ведьминого зелья и становится молодым, красивым и полным сил. Во второй части поэмы Мефистофель искушает Фауста богатством. Он приводит его к императорскому двору в государстве, где по причине оскудения казны царит разлад. Император больше озабочен балами, чем экономикой, он уверен, что "звезды неба благосклонны", сулят стране "преуспеянье", и не хочет "портить скукой и досадой приготовленья к маскараду".

Придворные единогласно убеждают, что ситуация критична. Начальник военных сил напоминает, что "нетерпелив солдат наемный и требует уплаты в срок", а не разбегается армия лишь потому, что у казны перед ней огромный долг. Казначей жалуется, что "пришел конец союзным взносам. И денег никаким насосом Теперь в казну не накачать". Смотритель дворца сетует, что повара не знают меры: "Олени, зайцы, гуси, куры, Поставки свежею натурой Не убывают для двора", тогда как платить нечем: "От недокорму чахнут свиньи. Хозяйство все по швам трещит. Спим на заложенной перине И даже хлеб едим в кредит".

Никто не знает, как поправить дело, кроме выдающего себя за шута Мефистофеля. Искуситель развивает план пополнения денежных запасов путем поиска зарытых в земле кладов: "В горах есть золото в избытке, Под зданьями зарыты слитки". Сначала в эту идею не очень-то верят. Особенно канцлер, указывающий Мефистофелю, что здесь нечестивцев сжигают на костре за "лжеученья и обман". Однако император загорается, для него находка кладов была бы решением проблемы: "Что пользы от вниканья в суть? Нет денег, ты их и добудь".

То ли из-за видимой убежденности Мефистофеля, то ли из-за традиции не перечить императору и другие придворные вдруг проникаются идеей. Мефистофелю подпевает казначей: "Шут разбирается в законе, Земля принадлежит короне". Смотритель дворца надеется пополнить "кладовых запас". Начальника военных сил устраивает, что деньги не пахнут: "Откуда клад не будет спрашивать солдат". И только канцлер предупреждает: "В мечтах о золотой казне Не попадитесь сатане".

В идею не верит пока народ: "Сошлись у трона руки греть И людям расставляют сеть... И слушать лень их дребедень. Врать мастера, и песнь стара. Слыхал сто раз. Вот и весь сказ. Он шарлатан, и все — обман". Но Мефистофель продолжает агитацию: "Когда на месте не сидится И кости ноют и мозжат Или сведет вам поясницу, Ломайте пол, под вами клад".

Вера народа еще больше убеждает императора в правоте Мефистофеля, и он уже сам готов заняться копаньем ям. Тот подзуживает, уверяя, что "забытые по углам" богатства повсюду: "Вдруг вывернет у земледельца Кубышку золотую плуг; Со всей бесхитростностью, вдруг, Селитру роя на задворках, Найдет бедняк червонцы в свертках И в страхе выронит из рук".

Настает время маскарада. Мефистофель в образе мальчика-возницы разбрасывает золотые украшения, но они исчезают, стоит только их коснуться: "Кто думал, что на самом деле Владеет ниткой жемчугов, Сжимает вместо ожерелья Горсть копошащихся жуков". История про карету-тыкву и кучера-мышь. Выручает Плутус — бог богатства, снимающий запоры с сундука, который до краев полон "золотом текучим". Толпа в экстазе: "Смотрите, золота струя Перетечет через края!"

Депутация гномов сообщает Пану, в костюм которого переоделся император, что поблизости открыли "новый чудный ключ средь скал", изливающий золото "в обилье". Не успевает император опомниться, как придворные рапортуют, что проблема с финансами решена. Клады еще не найдены, но уже выпущены бумажные банкноты, обеспеченные будущими находками, пользующиеся огромной популярностью: прямая аллюзия на идею Лоу об обеспеченности банкнот всеми богатствами страны.

Знак благодати

Наутро после маскарада смотритель дворца докладывает императору, что все счета оплачены и ростовщики ему больше не указ, начальник военных сил — что ландскнехтам дан задаток в счет будущих походов и "безмерен радости масштаб солдат, трактирщиков и баб". Император в недоумении. Ситуацию проясняет канцлер, показывая ему купоны с "объявленной" ценою "в тысячу имперских крон". Император собственноручно подписал один билет вчера на балу, а "эту подпись короля размножили несчетно мастера". И уже отпечатаны "Билеты казначейские в дукат, А также в десять, тридцать, пятьдесят".

Канцлер сообщает, что восторг на улицах неописуем, а имя императора "под казначейскою печатью" "стало знаком благодати". Император удивлен, что "вместо золота подобный сор В уплату примут армия и двор". Но смотритель дворца подтверждает, что спрос на банкноты ажиотажный: "Беглянки разлетелись врассыпную. Бумажек не вернуть уж. Первый вал Вкатился с улиц в лавочки менял... Там разменяли каждую кредитку На золото с положенною скидкой".

Выпуск бумажных денег поначалу был успешным. Лоу заявил, что банкир заслуживает смерти, если выпускает необеспеченные банкноты, и гарантировал немедленный обмен бумажных денег на монеты. Сказалась и внушительная поддержка регента: тот разместил в банке миллион ливров золотом и приказал сборщикам налогов на местах собирать их только в банкнотах. Кредиты в банкнотах "реальному сектору" запустили промышленность и торговлю. Вскоре банкноты стали цениться выше, чем монеты: они обменивались на монеты по курсу на момент выпуска, а золотые и серебряные деньги постоянно обесценивались из-за изменения номинала властями. Современник Лоу герцог Сен-Симон пишет, что банкноты "предпочитали металлическим деньгам", они пошли даже на погашение внешнего долга: "четыре миллиона было выплачено Баварии, три миллиона — в счет старых долгов".

В "Фаусте" введение бумажных денег и погашение долгов государством вызвало оживление в экономике: "И деньги потекли из кошелька К виноторговцу, в лавку мясника... Полмира запило, и у портного Другая половина шьет обновы. В трактирах — людно, стук тарелок, чад, Все: "Пьем за императора!" — кричат".

Успех Лоу привел Францию к потребительскому буму. Акции подконтрольной ему компании Compagnie des Indes выросли в цене почти в двадцать раз, инвесторы разбогатели. Продавшие акции переключились на потребление. "Новые французы" покупали лошадей, мебель, книги, произведения искусства, ювелирные изделия. Бывшая беднота тоже наращивала потребление и приобщалась к роскоши. Кухарки и камеристки оделись в шелка и сатин и стали заявляться в оперу в платьях, сравнимых по цене с платьями их бывших господ.

Мефистофель делает экспресс-анализ преимуществ банкнот перед металлом: "С билетами всегда вы налегке, Они удобней денег в кошельке. Они вас избавляют от поклажи При купле ценностей и их продаже. Понадобится золото, металл Имеется в запасе у менял". И продолжает талдычить об их обеспеченности: "А нет у них, мы землю ковыряем И весь бумажный выпуск покрываем, Находку на торгах распродаем И погашаем полностью заем...И с золотым чеканом наравне Бумага укрепляется в стране".

Император, как в сказке, где за спасение царевны давали полцарства, вознаграждает гениальных авторов схемы, назначая Фауста и Мефистофеля заведовать и недрами, и казной: "Даю вам на храненье наши недра, Заведуйте статьею этой щедрой. Разметьте на поверхности земли, Где надо рыть, где клады залегли..." Впрочем, почему как в сказке? После первоначального успеха "системы" 5 января 1720 года Лоу был назначен на самый высокий административный пост в стране — главным контролером финансов, что соответствует сегодняшнему рангу премьера.

На братьев ополчились братья

Мефистофелю удается выпуск ничем не обеспеченных бумажных денег (клады еще не найдены). Бинсвангер считает, что Гете в "Фаусте" показал: современная экономика — "это продолжение алхимии другими средствами". Бинсвангер видит в сцене выпуска бумажных денег и философский смысл — создание смысла за счет бессмысленных знаков. Символизм бумажных денег в том, что они идея, оторванная от источника смысла и стоимости. Империя неминуемо придет к банкротству, если золото не будет извлечено на поверхность: настоящее богатство нельзя создать искусственными имитациями реальных ценностей.

Идея Лоу красива, примерно в таком виде она реализуется сейчас. У денег давно нет твердого обеспечения, центробанки создают доверие к ним другими средствами. Но эксперимент Лоу оказался неудачным. Он не имел представления об угрозе инфляции: когда банкноты стали пользоваться популярностью, начал их выпускать с колоссальной скоростью — по принципу "хорошего должно быть много". В результате в 1719-1720 годах рост цен в 4-6 раз, народные волнения, сожжение лишних денег на костре (народ прочитал этот сигнал Лоу наоборот: "бумажные деньги годны лишь для растопки печи"), возвращение к монете и новая экономическая депрессия на много лет.

Как вспоминает Сен-Симон, "недовольство было тотальным и ужасным. В стране не осталось богатого человека, который не считал бы себя лишившимся средств, и не осталось бедных, которые бы не думали, что их положение стало как у попрошаек". Доверие к банкам и бумажным деньгам было подорвано надолго. Во Франции долгие годы даже не предпринимались попытки выпустить банкноты или ввести банковские депозиты.

Проходит время. Скитавшиеся по миру Мефистофель и Фауст возвращаются ко двору императора. Там начался развал, несостоятельную власть сменило безначалье, "Всех стала разделять вражда. На братьев ополчились братья И города на города. Ремесленники бились с знатью И с мужиками господа... По делу уезжал купец И находил в пути конец. Достигло крайнего размаха Укоренившееся зло".

Ветер в бурдюках

Гете знал предмет не понаслышке: он в течение десяти лет, с 1775 года, служил министром финансов при дворе герцога Веймарского и вложил много усилий, чтобы отговорить герцога от введения в оборот бумажных денег. Он с недоверием относился к банкам и в своем доме в Веймаре хранил мешки с золотом.

Современник Лоу французский философ и писатель Шарль Монтескье выступил с критикой Лоу в "Персидских письмах". В письме СXLII приводится "отрывок из сочинения древнегреческого мифолога", в нем рассказывается, что на некоем острове у бога ветров Эола родился талантливый ребенок, который "в возрасте четырех лет так превосходно различал металлы, что когда мать дала было ему вместо золотого латунное кольцо, он заметил обман и швырнул кольцо наземь". Когда ребенок подрос, "отец обучил его секрету загонять ветры в бурдюки, и он стал продавать их путешественникам". Ветер в бурдюках — бумажные деньги.

Во время своих скитаний он узнал, что в Бетике (Франции) "повсюду блестит золото, и устремился туда". Сатурн (Людовик XIV) оказал ему сухой прием. "Но когда этот бог покинул землю" (король умер), молодой человек призвал народы Бетики поверить ему, покинуть "страну презренных металлов" и переселиться "в царство Воображения". "Развязал он несколько принесенных с собою бурдюков и раздал свой товар желающим". Он предлагает каждое утро представлять, что за ночь богатство удвоилось, платить кредиторам из воображаемой сокровищницы и, наконец, просит позволить его воображению руководить народом. Каждое утро он будет показывать "объявление", которое будет служить источником богатств, умножит приданое жен, наследство детей, содержание слуг, "обеспечит великолепие колесниц, роскошь пиров, многочисленность и благосостояние любовниц". Речь о котировках Compagnie des Indes. Через несколько дней он меняет призывный тон на приказной и велит сдать припрятанное золото в казну, а иначе, клянется он "священными своими бурдюками", народ будет наказан. Приказывает он и расстаться с драгоценными камнями, и вернуть сокровища из-за границы. Взамен обещает "все наилучшее", что есть в его бурдюках.

Ключевым для успеха схемы Лоу было доверие к бумажным деньгам, а оно стало исчезать из-за инфляции. Банкноты все чаще предъявляли к обмену на золото. Принц Конти обменял на него "три повозки денег", подсуетился и герцог Бурбонский. Лоу понимал, что с его ограниченными резервами выпускавший банкноты Banque Royale не выдержит роста спроса на золото, и зимой 1720 года издал ряд драконовских указов, ограничивавших обмен банкнот на золото и покупку драгоценных камней (чтобы ради этого не продавали акции). Указы запрещали публике носить украшения с драгоценными камнями в публичных местах, а золотых дел мастерам — изготавливать изделия из золота, монетами можно быть расплачиваться только за мелкие покупки, золотом и серебром запрещалось погашать долги, даже суверенные, чеканка золотой и серебряной монеты прекращалась.

Чтобы побороть нелегальное хождение золота, в нем и в серебре было запрещено хранить сбережения. Франция стала полицейским государством. Полиция получила право входить в любой дом в любое время и обыскивала дома в поисках денег. Поощрялись доносы — информаторам обещали премии, слуги стали доносить на господ. Обнаруженные монеты конфисковывали и назначали штраф в размере 100%. Можно было угодить и в тюрьму. Обыскали и дома принца Конти и герцога Бурбонского, но ничего не нашли.

У Монтескье история заканчивается тем, что молодой человек сначала отнимает половину богатств народа, но ему этого кажется мало, и вот "тотчас три четверти богатств бесследно исчезло". Скорее всего, речь о падении котировок Compagnie des Indes, последовавшая конфискация заработанного на биржевой игре у лиц низкого происхождения была уже не его рук делом.

Обличительный пафос Монтескье разделяли не все. Сен-Симон в своих мемуарах, написанных в 1740-х годах, характеризует Лоу как вежливого, хорошего, уважаемого человека, которого "не отравили ни слава, ни богатство, и чьи манеры, экипажи, стол и мебель не вызывали скандала". О Лоу благожелательно отозвался даже Чарльз Маккей, автор книги "Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы" 1841 года: "С благородством большим, чем можно было ожидать от человека, который большую часть своей жизни был явным авантюристом, он отказался от собственного обогащения за счет разоренной нации... он ни на секунду не сомневался в конечном успехе своих проектов, призванных превратить Францию в богатейшую и влиятельнейшую страну Европы... Он не запасся столовым серебром или ювелирными изделиями и не перевел... никаких денег за границу. Все его состояние, кроме одного алмаза... было вложено во французские земельные угодья; и когда он покинул эту страну, то сделал это почти нищим. Один этот факт должен был спасти память о нем от обвинений в мошенничестве, столь часто и столь несправедливо выдвигаемых против него".

Заслуги Лоу оценил и Петр I. Как пишет современный российский историк Павел Лизунов, "Петр I хотел пригласить Лоу и повелел приготовить наказ, который сам правил вчерне и согласно которому Лоу предлагались княжеский титул, чин действительного тайного советника, звание обер-гофмаршала, орден Святого Андрея Первозванного, две тысячи крестьянских дворов, право строить укрепленные города, населять их иностранными мануфактуристами. Ему также предлагалось, если пожелает, "рудокопные дела, такожде персидскую торговую компанию в российском государстве сочинить и учредить". За все это была определена сумма в размере "токмо одного мильона рублей или по той цене серебром в его церского величества казну"". К сожалению, история умалчивает, почему эта сделка не состоялась: приглашение не было передано, или Лоу его отклонил.