На новой сцене Александринского театра в исполнении Московского ансамбля современной музыки (МАСМ) и дирижера Федора Леднева прошла петербургская премьера "Невозможных объектов" композитора Дмитрия Курляндского и видеоартистов группы "ПровМыза" — сочинения на пограничной театру, музыке, кино, хореографии и даже скульптуре территории. Неоднозначным впечатлением от результатов коллективного труда делится ВЛАДИМИР РАННЕВ.
"Невозможные объекты" были написаны Дмитрием Курляндским в 2010 году для парижской премьеры, исполненной ансамблем Intercontemporain. Автор тогда остался не очень доволен интерактивным видеорядом итальянской группы Abstract birds, синхронизованным с музыкой слишком прямолинейно, как две шестеренки друг с другом. И ждал случая развернуть получасовое двухчастное сочинение до пятичастного и найти иное решение для видео. Наконец такой случай представился: в ряду заказов московского проекта "Платформа" к недавнему фестивалю "Будущая музыка" нашлось место и для замысла Курляндского — "Невозможные объекты" дотянули до 75 минут и сдружились с группой "ПровМыза", снявшей монументальную, но тонко прорисованную видеофреску.
Почерк "ПровМызы" — статичные планы неухоженных ландшафтов (песчаный карьер, овраг, пещера, топь, береговая линия) — узнается с первых же секунд действия, разворачивающегося предельно медленно. Узнается и аллегорическая трактовка всего находящегося в кадре, включая немногочисленных, в данном случае двух, героев, один из которых обречен на вечную каторгу таскать за собой бездыханное тело другого то ли как обузу, то ли как сокровище, то ли в наказание, то ли в радость. Перемещение этих фигур по пересеченной местности с крайним напряжением всех сил отчетливо прорисовывает хореографическую пластику, а, подолгу застывая, они "сканируют" в памяти цепочку скульптурных и живописных образов от "Лаокоона и его сыновей" (тут вместо змей — чучела хищников средней полосы: совы, барсука, медведя) до евангельских сюжетов снятия с креста, оплакивания и положения во гроб. Но аллегоричность эта (что также характерно для "ПровМызы") оставляет просторные лакуны для интерпретации, переключая внимание с драматургии действия на его форму, с риторики на поэтику.
Последнее характерно и для музыки Дмитрия Курляндского, стремящейся от повествования к объекту, опознаваемому по формальным признакам — соседству акустических событий противоположных качеств (долго — коротко, низко — высоко, громко — тихо), алгоритмически распределенных по временной матрице. И, казалось бы, содружество с "ПровМызой" обещало приличную "добавочную стоимость" трудам каждого из соавторов этого аудиовизуального целого. Но творцы ограничились в своих взаимоотношениях не браком, а сожительством: работали над одним проектом, но параллельно друг другу, сковывая себя лишь пунктирно обозначенными общими настройкам (продолжительность частей, их характер). При этом, как и следовало ожидать от давно состоявшихся художников, никто себе ни в чем не изменил: музыка и видеоряд проживали отведенный им срок каждый по своим правилам, предлагая черпать смыслы их сожительства именно в рассогласованности.
Результат вызвал противоречивые оценки. Некоторые находили в отсутствии целостности искомое напряжение, "многоканальность" смыслов. Другие, напротив, чувствовали обнуление достоинств каждого из каналов, предпочитая любить соавторов по отдельности. Примиряет же эти позиции отсутствие безусловных критериев в их аргументации, ибо "Невозможные объекты" так элементарно, но и так казуистически скроены, что лишают слушателя или зрителя (кому что ближе) возможности расставить свои оценки по более или менее устойчивым местам. И этот факт выявляет ключи к пониманию совместных усилий Курляндского и "ПровМызы" — отказ от формулирования и достижения цели, избегание предопределенности, отношение к своим трудам и к человеческому опыту вообще как к безостановочному work in progress, где work важнее, чем progress.