Дело о переносе столиц

$20 млрд стоил Южной Корее переезд части правительственных учреждений в новый административный центр — город Сечжон. Перенос столиц всегда был одним из любимых занятий правителей. Политикам это помогает укреплять власть, предприниматели получают крупные строительные контракты, а у чиновников появляется много шансов запустить руку в государственный карман.

КИРИЛЛ НОВИКОВ

Шевеля недвижимостью

Перемещение столицы государства из одного города в другой — дело непростое и крайне затратное, и все же столицы переносили испокон веков и продолжают переносить до сих пор. Древние властители обычно переносили свою резиденцию на недавно завоеванные земли, чтобы тем самым укрепить власть в новых провинциях, или же, наоборот, отодвигали столицу подальше от опасных границ, чтобы сильный враг не мог ее захватить. Случалось, что старая столица сильно разрасталась и становилась малопригодной для жизни двора из-за шума, грязи и постоянной угрозы бунта. Существует анекдотическая версия, согласно которой средневековые монархи переезжали из одного замка или города в другой, как только винные погреба пустели, а крепостной ров заполнялся нечистотами до краев. Это, конечно, преувеличение, и все же Людовик XIV перенес резиденцию из Парижа в Версаль, где не было ни толчеи, ни смрада, ни уличной оппозиции. Старые столичные города, напротив, стремились удержать короля и двор в своих стенах, дабы монарх помнил, чьи интересы должен защищать.

В целом месторасположение верховной власти всегда было одним из главных политических вопросов, ведь, чтобы влиять на правительство, нужно находиться к нему как можно ближе. Многие правители настолько тяготились влиянием старых элит, что готовы были пойти на любые расходы, лишь бы от него освободиться. Там же, где власть безоглядно тратит деньги, всегда находятся те, кто на этом зарабатывает.

Дорогостоящий переезд американской столицы в Вашингтон стал следствием попытки сэкономить на солдатском жалованье. Первоначально Конгресс молодой республики заседал в Филадельфии, которая одновременно была столицей Пенсильвании. 20 июня 1781 года солдаты, расквартированные в городе, потребовали выплатить им жалованье за все годы войны за независимость и захватили здание Конгресса. Конгрессмены потребовали от главы пенсильванского правительства Джона Дикинсона подавить бунт, но тот и не подумал прийти на помощь. Возможно, Дикинсон опасался ссоры с разгневанными солдатами, а может быть, хотел показать всей стране, какой властью над Конгрессом обладает. Так или иначе, конгрессмены решили, что Филадельфии не бывать американской столицей, и принялись искать подходящее место для нового города. Противоречия между торгово-промышленным Севером и рабовладельческим Югом существовали уже тогда, так что при выборе места будущей столицы было сломано немало копий. В конце концов, город под названием Вашингтон решили строить на границе штатов Виргиния и Мэриленд, в которых существовало рабство. Тем временем предприимчивые люди уже строили планы собственного обогащения.

18 сентября 1793 года был заложен первый камень в основание Вашингтона. В церемонии участвовал 28-летний Джеймс Гринлиф, происходивший из богатой бостонской семьи. Гринлиф недавно вернулся из Голландии, где исполнял дипломатическую миссию, женился на местной аристократке и завел ряд полезных знакомств. Теперь он мечтал по дешевке скупить земли в новой столице и перепродать их голландским банкирам. На первом этапе осуществления своего плана он должен был войти в доверие к людям, ответственным за развитие столичных территорий. Земли будущего федерального округа Колумбия распределяли трое уполномоченных, которых назначал сам президент Джордж Вашингтон, поэтому Гринлиф для начала сблизился с главой государства. Стареющий президент мечтал продать кому-нибудь свои обширные владения в малозаселенных частях страны, и Гринлиф обещал их приобрести. Пока шли переговоры, для Гринлифа были открыты все двери, ведь окружающим он казался особой, приближенной к президенту. Гринлиф сблизился с президентским секретарем Тобиасом Лиром и с уполномоченным Томасом Джонсоном, отвечавшим за распродажу столичных земельных участков. Вашингтона он в конечном счете обманул и отказался от сделки. Зато в городе, носившем то же имя, скупал земли с большой скидкой. Если для других участок стоил $200-300, то Гринлиф платил $66,5. Вскоре он стал владельцем 15 тыс. акров (61 кв. км) столичных территорий, уплатив за них $14 тыс.

Гринлиф вступил в партнерские отношения с двумя крупнейшими финансистами страны — Робертом Моррисом и Джоном Николсоном, которые обеспечили его средствами для новых приобретений. Гринлиф спешно скупал все новые участки, и вскоре цены на землю взлетели так высоко, что перепродать все эти тысячи акров стало невозможно. Голландские банкиры, на которых так надеялся молодой предприниматель, не спешили на рынок американской недвижимости, а кредиторы все больше нервничали. Поначалу Гринлиф расплачивался с ними акциями своей компании, но вскоре кредиторы начали понимать, что их водят за нос. В 1797 году Гринлиф обанкротился и провел год в долговой тюрьме. В общем, первые годы существования американской столицы были омрачены крупным финансовым скандалом. В то же время первые общественные здания Вашингтона, включая Белый дом, были построены как раз на деньги Гринлифа и его компаньонов, так что от их спекуляций была некоторая польза.

В XIX веке столицы обычно переносили в старинные города, славная история которых должна была скрепить единство молодых наций. При этом больше всех зарабатывали феодалы, владевшие землей в городской черте. В 1833 году Греция, незадолго до того добившаяся независимости, перенесла столицу в Афины, представлявшие собой нищую и неухоженную деревню у подножья древнего Акрополя. Был разработан генеральный план реконструкции города, но очень скоро он утонул в бесконечных поправках, выторгованных местными землевладельцами. В угоду им были изменены местоположение королевского дворца, направление некоторых дорог, сужены улицы и площади и т. п.

Столицу объединенной Италии перемещали дважды. В 1865 году правительство переехало из Турина во Флоренцию, а в 1871 году — в Рим. Вечный город в то время остро нуждался в реконструкции, которую было бы невозможно провести без скупки многочисленных вилл, принадлежавших аристократическим фамилиям и духовным лицам. Цены на недвижимость мгновенно взлетели, но власти были вынуждены платить столько, сколько от них требовали. Больше всех выиграли те, кто заранее предвидел грядущую реконструкцию. Еще в 1867 году бельгийский кардинал де Мероде скупил земли между городским центром и вокзалом Термини, понимая, что рано или поздно здесь будут строить дороги и дома. В 1871 году он с большой выгодой продал свои владения городской администрации, которая развернула там большое строительство. Сейчас на землях, когда-то принадлежавших предприимчивому кардиналу, пролегает одна из важнейших улиц Рима — виа Национале.

Случалось, что за переносом столицы угадывались коммерческие интересы главы государства. В XIX веке столица Гондураса многократно перемещалась то в Комаягуа, то в Тегусигальпу, пока в 1880 году президент Марко Аурелио Сото не сделал окончательный выбор в пользу последней. Злые языки утверждали, что Комаягуа впала в немилость из-за того, что местная публика на дух не переносила президентскую жену, но в действительности все было гораздо проще. Президент Сото владел долей в американской компании Rosario Mining, которая разрабатывала серебряные рудники близ Тегусигальпы, и хотел быть поближе к своему бизнесу.

Берег утопии

В эпоху колониализма столицы зависимых территорий обычно располагались в портовых городах, связывавших колонию с метрополией. В начале ХХ века появилась новая тенденция: столицы периферийных стран стали смещаться в глубь континента — подальше от моря и поближе к географическому центру страны. Уже в 1911 году колониальные власти объявили о переносе столицы Британской Индии из прибрежной Калькутты в континентальный Дели. Британцы сочли, что из древней столицы Могольской империи будет легче контролировать всю территорию Индии, и выделили крупные средства на строительство современного городского центра, получившего название Нью-Дели. В том же 1911 году власти Австралии определили территорию для строительства федеральной столицы. Канберра расположилась далеко от географического центра Австралии, зато оказалась как раз на полпути между Сиднеем и Мельбурном, которые соперничали за право стать главным городом страны. Если в Нью-Дели деспотичные колонизаторы не скупились на возведение дворцов, парков и проспектов, то в демократической Австралии считали каждый фунт, и строительство затянулось. Австралийская столица еще долго выглядела как большая деревня. В 1940-х годах американский генерал Макартур был поражен, увидев, что в Канберре на лужайке напротив здания парламента пасется скот.

Первая мировая война закончилась крахом старой политической системы, что незамедлительно сказалось на местоположении столиц. Прибрежные Петербург и Стамбул лишились столичного статуса, а правительства революционных России и Турции сместились в глубь страны — в Москву и Анкару. После Второй мировой войны начался распад колониальной системы, и многие молодые государства задумались о переносе столиц в глубь исторических территорий, чтобы начать новую жизнь с чистого листа. Экономическая теория была на стороне переносов. Считалось, что столичный город, возникший в слаборазвитой провинции, станет точкой роста, которая будет стимулировать развитие всего региона. Исходя из этой логики располагать столицу следовало как можно ближе к центру страны, чтобы экономический толчок произвел равный эффект во всем государстве.

Самый смелый столичный эксперимент в середине ХХ века был поставлен в Бразилии. В 1955 году президентом страны был избран Жуселину Кубичек, пообещавший за пять лет правления двинуть нацию на 50 лет вперед. Можно сказать, Кубичек сделал все, чтобы сдержать обещание. Он стимулировал развитие промышленности, строил дороги, активно привлекал иностранный капитал и при этом ухитрился не погрязнуть в коррупции и не превратиться в диктатора. Строительство новой столицы стало одним из инструментов стимулирования экономики и вызвало мощный прилив социального оптимизма.

Впервые план строительства столичного города в глубине страны был выдвинут еще в 1827 году, но у тогдашнего правительства нашлось много других проблем. В 1883 году итальянский католический подвижник отец Боско увидел во сне ангела, который поведал будущему святому, что между 15 и 20 градусами южной широты однажды появится новый город, с которого начнется возрождение Бразилии. В 1891 году задача переноса столицы в указанное ангелом место была внесена в бразильскую конституцию, но правительство страны так и осталось в Рио-де-Жанейро. Лишь в 1956 году президент-демократ сдвинул дело с мертвой точки, и стройка века началась.

Строительство было поручено государственной компании Novocap, которая активно привлекала частные инвестиции. Во главе проекта встали архитекторы Лусиу Коста и Оскар Нимейер. Оба были модернистами и восхищались творчеством Ле Корбюзье, оба придерживались левых взглядов, причем Нимейер был убежденным коммунистом. Коста и Нимейер создали проект города-утопии, в котором не будет неравенства, бедности и преступности. В общем плане столица должна была походить на птицу с распахнутыми крыльями или на самолет. Основные правительственные здания выглядели так, словно сошли с иллюстраций к фантастическому роману того времени: неожиданные сочетания простых геометрических фигур, выполненных из стекла и бетона, смотрелись крайне смело. Зато жилые кварталы стали воплощением типовой застройки. Все это великолепие было возведено всего за 41 месяц, и 21 апреля 1960 года город Бразилиа стал столицей государства Бразилии. Ежегодно на строительство тратилось около 3% ВВП, хотя точные цифры расходов никогда не были названы.

Бразилиа стал одновременно триумфом и неудачей своих создателей. Кубичеку определенно удалось подстегнуть развитие центральных регионов страны, а зодчим — создать уникальный архитектурный ансамбль. Вместе с тем мечта о городе всеобщего равенства приказала долго жить. "Крылья" города заселили госслужащие с высокими зарплатами, но вокруг гигантской птицы разрослись трущобы, населенные беднотой. Уличную преступность в центре действительно удалось искоренить, поскольку в городе не было узких переулков и подворотен. В то же время столица оказалась скучной и непригодной для повседневной жизни. Расстояния были так велики, что добраться из одной точки в другую без автомобиля было невозможно. Вечером и в праздники в городе было нечем заняться, так что многие чиновники на выходные предпочитали улетать в Рио-де-Жанейро. Наконец, мечта Кубичека о Бразилиа как столице демократического государства на том этапе исторического развития потерпела крах. Большие затраты на строительство вызвали инфляцию, которая спровоцировала экономический, а затем и политический кризис, закончившийся военным переворотом. В 1964 году к власти в стране пришла военная хунта, для которой изолированное положение новой столицы оказалось подарком судьбы. В полупустом городе можно было не бояться уличных протестов, а перекрыть широкие проспекты баррикадами и вовсе не представлялось возможным. Во многом благодаря архитектурным особенностям города-утопии диктатура продержалась до 1985 года. Сам Кубичек погиб в 1976-м в автомобильной катастрофе, судя по всему, подстроенной спецслужбами военного режима.

"Поезжайте в Абуджу"

Бразильский опыт был по-своему переосмыслен во многих странах, включая африканские. На Черном континенте остро стояли задачи развития регионов, к тому же во многих странах требовалось устранять межэтнические противоречия, и перенос столицы, как многим казалось, мог бы решить часть задач. Однако далеко не каждый режим был способен избавиться от одних проблем, не создав других.

В Африке слово национального лидера часто значило гораздо больше, чем любые экономические расчеты. Когда в 1964 году Малави получила независимость, многим было очевидно, что столица страны недолго будет оставаться в Зомбе, которая находилась далеко от центра, и в которой проживало слишком много белых. Естественным кандидатом на роль столицы казался Блантайр — самый крупный и экономически развитый город государства. Однако деспотичный президент Гастингс Банда решил перенести свою резиденцию в Лилонгве — и перенес. Лилонгве находился на землях народности чева, к которой принадлежал и сам Банда, так что, переехав на землю предков, президент оградил свою власть от возможных посягательств со стороны представителей других племен. Обустройством Лилонгве занималась государственная Корпорация развития столичного города, которая к 1978 году заняла на внешних рынках около Ј100 млн. Долги повисли на бюджете непосильным грузом, но Банду это мало волновало, ведь благодаря поддержке соплеменников ему удалось продержаться у власти до 1994 года.

В многонациональной Нигерии этнический вопрос стоял еще острее. Столицей республики был город Лагос, находящийся на землях народности йоруба, на юго-западе страны. Йоруба и игбо, жившие на юго-востоке, немало преуспели в торговле, многие из них исповедовали христианство, а элита получила европейское образование. На севере традиционно доминировали хауса-фулани, исповедовавшие ислам. Северяне не слишком разбирались в тонкостях экономики и сильно отставали от южан по части образования, зато многие из них занимали видные армейские посты. Три большие этнические группы постоянно боролись за власть и ресурсы, что привело к кровавой гражданской войне 1967-1970 годов.

Разумеется, вопрос о месторасположении столицы оказался одним из главных. Южан вполне устраивал Лагос, но северяне постоянно указывали, что город перенаселен, в нем процветают коррупция и уличная преступность и невозможно навести элементарный порядок. Все это было правдой, поскольку в 1960-х годах население Лагоса росло на 10-15% в год. Но было правдой и то, что северяне стремились сосредоточить в своих руках политическую власть, а это в нигерийских условиях означало также контроль над всеми денежными потоками страны, включая нефтедоллары, исправно поступавшие от месторождений в дельте Нигера. В 1976 году президент страны генерал Муртала Мухаммед объявил о переносе столицы в город Абуджу, который будет построен в центре страны на пересечении сфер влияний основных нигерийских этносов. Город должен был стать центром примирения враждующих политических кланов и племен, однако с самого начала он стал восприниматься как детище северян. Иначе и быть не могло, ведь генерал Мухаммед сам был северянином и мусульманином.

К работе над проектом были привлечены три крупные американские архитектурные фирмы, а к планированию центральной части города — модный японский архитектор Кэндзо Тангэ. Денег на проект не жалели, но строительство шло ни шатко ни валко, ведь любые начинания правительства тонули в коррупционных схемах. Достаточно сказать, что понятие "контракты Абуджи" стало символом тотального воровства. Писатель Воле Шойинка, впоследствии получивший Нобелевскую премию, воспел строительство в песне собственного сочинения: "Поезжайте в Абуджу: миллионы текут в пропасть этой столицы и навеки исчезают в ней". В 1985 году власть захватил очередной северный генерал Ибрагим Бабангида. Новый правитель обещал бросить курить, победить коррупцию и уступить власть гражданским в 1990 году. Из трех обещаний он выполнил только первое. После того как в 1990 году его едва не свергли мятежники-южане, он ускорил работы в Абудже, желая поскорее избавиться от давления Юга. Деньги тратились без счета. Сам Бабангида заказал немецкой компании Julius Berger оборудовать его виллу в Абудже системой бункеров и бомбоубежищ, причем расплатился пустым чеком, в который немецкие архитекторы сами вписали требуемую сумму. 12 декабря 1991 года Бабангида официально перенес столицу в Абуджу, однако и после этого коррупционные схемы никуда не исчезли.

В 1993 году власть захватил Сани Абача, который тоже был генералом и тоже происходил с Севера. По скромным подсчетам, Абача ежегодно клал в свой карман 2-3% национального ВВП, причем Абуджа сделалась настоящим раем для теневых операций. Большая часть "контрактов Абуджи" теперь доставалась братьям Шагури — владельцам корпорации Chagouri & Chagouri. Выходец из Ливана Жильбер Шагури был давним другом Абачи, а после его прихода к власти сделался тайным банкиром самого генерала и его ближайшего окружения. На абуджийских контрактах пятеро братьев Шагури заработали около $18 млрд, но многочисленные нигерийские коррупционеры похитили гораздо больше. По некоторым данным, с 1960 по 1999 год из Нигерии в иностранные банки было выведено около $400 млрд. Абуджа, выстроенная вдалеке от развитых регионов страны, стала идеальной базой для коррупционеров, а ее бесконечное строительство само превратилось в неиссякаемый источник обогащения. Вероятно, именно поэтому строительные работы в Абудже продолжаются до сих пор.

Град облеченный

С середины до конца ХХ века 13 государств поменяли свои столицы. Иногда переезд столицы выглядел как восстановление исторической справедливости, как это было в случае с возвращением Берлину столичного статуса. Иногда все выглядело как каприз очередного диктатора, как это было с переносом столицы Кот-д'Ивуара из Абиджана в Ямусукро — родной город президента страны. Но, пожалуй, самыми показательными были не успешные переезды, а те случаи, когда они так и не состоялись. В 1960-х годах некоторые французские интеллектуалы всерьез предлагали лишить столичных функций перенаселенный Париж. Появился даже проект строительства нового города под названием Ла-Рош-Гийон, в который предполагалось сослать правительство и депутатов. В Англии одно время муссировалась идея переноса столицы в провинциальный Ньюкасл или еще куда-нибудь. Этим планам не суждено было сбыться, поскольку в развитых странах Европы у правительства нет нужды убегать от гражданского общества, самые активные представители которого традиционно обитают в мегаполисах. В других частях света дела обстоят иначе.

В 1997 году столица Казахстана передвинулась из Алма-Аты в Астану, а в 2000 году столица Малайзии переместилась из Куала-Лумпура в Путраджайю. В первом случае правительство Назарбаева оторвалось от старых номенклатурных корней и начало строить новую политическую культуру на новом месте. Во втором — бессменный малайский премьер Махатхир Мохамад увел свою администрацию из города, где доминировали этнические китайцы, в новый город, построенный в мусульманском стиле, который с самого начала мыслился как чисто малайский город. Таким образом, в обоих случаях власть пыталась порвать со старым окружением, чтобы шагнуть в будущее.

Нечто подобное задумал и южнокорейский президент Но Му Хен, затеявший в начале 2000-х годов строительство новой столицы — Сечжона. Город президентской мечты находился на стыке двух провинций, и голоса их жителей были очень нужны Но Му Хену, чтобы выиграть выборы. Попытка опереться на нестоличный электорат оказалась успешной, но побороть сопротивление Сеула политику так и не удалось. В результате пришли к компромиссу: Сеул остался официальной столицей, а Сечжон все-таки построили и уже перевели туда ряд министерств и ведомств. Строительство обошлось казне в $20 млрд.

Иногда в перемещении столицы есть что-то от бегства в мир фантазий от опостылевшей реальности. Пожалуй, ярче всего мотив такого бегства проявился при переезде правительства Мьянмы из Рангуна в Нейпьидо. Перемещение правительственных чиновников началось 6 ноября 2005 года, ровно в 6 часов 37 минут утра. День, час и минута переезда были названы лучшими астрологами страны. Переезд походил на военную операцию: госслужащие и их архивы перемещались на армейских грузовиках под конвоем солдат. Первым публичным мероприятием в Нейпьидо, разумеется, стал военный парад, который принимало военное правительство страны. Помимо марширующих колонн телезрители увидели лишь три огромные статуи древних бирманских королей. Как выглядели прочие объекты недостроенной столицы, еще долго оставалось военной тайной.

И все же за всем этим военно-астрологическим маскарадом скрывался трезвый расчет. Индийский журналист Сиддхарт Варадараджан, посетивший Нейпьидо в 2007 году, отметил, что новая столица "дает гарантию от любых цветных революций, но не за счет танков и водяных пушек, а за счет геометрии и картографии". Фактически военный режим Мьянмы воспользовался наработками коммуниста Нимейера, построив город, в котором уличные протесты невозможны из-за слишком широких проспектов и слишком больших расстояний. Кроме того, Нейпьидо был возведен в глухом месте, куда недовольные граждане не смогут добраться ни из Рангуна, ни из Мандалая, так что военное правительство может спать спокойно. Ради такого покоя и уверенности в завтрашнем дне многие режимы не пожалеют никаких бюджетных средств.

Сегодня споры о возможном переносе столиц идут сразу в нескольких странах. Во многих случаях речь идет о поиске более безопасного места для размещения государственных учреждений. Токио, Джакарта и Тегеран расположены в сейсмически опасных зонах, и во всех трех случаях сильное землетрясение может привести к национальной катастрофе чудовищных масштабов. Бангкок находится под постоянной угрозой наводнения, а бангладешская Дакка регулярно от них страдает. Планы переноса столицы существуют в Аргентине, где хотят разгрузить перенаселенный Буэнос-Айрес, а также в Венесуэле, поскольку власти давно отчаялись навести в Каракасе элементарный порядок. Вероятно, по этой же причине международное сообщество уже собрало $500 млн на возведение Нового Кабула. Оптимисты надеются, что новая афганская столица будет достроена лет через тридцать, а всего на ее постройку уйдет около $34 млрд. В общем, Афганистан, судя по всему, скоро получит собственную Абуджу.

Периодически разговоры о переносе столицы звучат и в России. Впрочем, пока на улицах Москвы все спокойно, дело ограничилось удвоением территории столицы и строительством спортивной столицы в Сочи.