Восставшие из лата

Латвия вступила в зону евро. Еще недавно это казалось невозможным. Но после бума нулевых и краха 2008-2009 годов эта страна нашла в себе силы для нового витка роста. На сей раз, похоже, более устойчивого. Что-то вроде сказки про Золушку.

АЛЕКСАНДР ЗОТИН

"Таксист-риэлтор" или "таксист — пять квартир" — символ экономики Латвии до кризиса 2008-го. Работала эта модель так: заложил свою, стоившую €50 тыс., квартиру за €35 тыс., купил, добавив кредит, еще одну. Через три месяца обе квартиры подорожали в сумме до €120-130 тыс., кредит при этом — всего €50 тыс. Потом опять берется кредит (стоимость залога ведь выросла!) и процедура повторяется — покупается третья квартира, тоже в долг. Доступность банковского кредита была безграничной, ставка — низкой. Богатеешь с каждым месяцем и уже не возишь других, а сам на такси разъезжаешь. Таким "таксистом-риэлтором" был в Латвии середины 2000-х чуть ли не каждый второй.

Увы, пирамида обвалилась в конце 2008-го. В 2009-м Латвия пережила тяжелейший экономический кризис: падение ВВП составило 17,7%. Мало кто из экономистов верил, что власти удастся удержать страну от девальвации и дефолта. Но зарубежные кредиторы в лице МВФ, ЕС, Всемирного банка и скандинавских банков убедили Латвию провести либеральные реформы: снизить госрасходы и сократить дефицит бюджета. Траты госсектора были порезаны на 40%. Безработица взлетела с 6% в благополучном 2007-м до 18,7% в 2010-м. Все стали беднее.

Да, было больно. Зато сейчас хорошо. 1 января 2014 года Латвия вступила в еврозону. Шаг в большей степени символический, но от этого не менее важный. Страна доказала, что она преодолела последствия кризиса. ВВП рос на 5,5% в 2011-м и 2012-м, чуть меньше в 2013-м — 4%. Латвийская экономика снова стала самой быстрорастущей в ЕС. Безработица упала с пика 18,6% в 2010-м до 11,9% в 2013 году.

Путь был тяжелым. В начале 2000-х страна тоже демонстрировала блестящие темпы роста, но тот рост был несбалансированным и опасным. Бум, который в начале 2000-х пережили "балтийские тигры" и их лидер Латвия, сопровождался огромным притоком зарубежного капитала. Эйфория в секторе жилой и коммерческой недвижимости и ипотечном кредитовании была куда круче, чем ипотечный пузырь в США. Все за счет кредитной накачки: переоценке недвижимости способствовал поток денег скандинавских банков (Swedbank, SEB и Nordea). Обязательства перед иностранными банками выросли с 30% ВВП в 2000 году до 90% ВВП в 2007-м.

Но осенью 2008-го после коллапса Lehman Brothers шведские банки перестали кредитовать прибалтов. Без постоянного притока капитала латвийские активы (прежде всего недвижимость) обесценились: падение цен только в 2009-м составило 60-70% (и продолжилось потом: на пике пузыря средняя цена квадратного метра в спальных районах Риги была €1700, сейчас — €700).

Шведские кредиторы и латвийские должники столкнулись с еще одной проблемой — курсовыми рисками. В отличие от тех же США, долги, накопленные прибалтами, были номинированы в основном не в национальной валюте — лате, а в евро. Дело в том, что в 2000-х бурный экономический рост сопровождался высокой инфляцией (10,1% в 2007-м и 15,8% в 2008-м), а ЦБ Латвии вынужден был держать учетную ставку достаточно высокой. Это сделало кредиты в евро более привлекательными из-за низких процентных ставок. По данным World Bank, около 90% всех кредитов частному сектору в Латвии к 2009-му были номинированы в евро. Население не опасалось брать кредиты в евро из-за вступления Латвии в ЕС и привязки лата к евро с перспективой вступления в еврозону.

Девальвация без девальвации

В 2008-2009 годах все поняли, что латвийские активы и экономика уже не стоят столько, сколько думали раньше. То же прозрение постигло тогда и другие экономики, но именно латвийская оказалась одной из наиболее переоцененных.

Кредитный пузырь затронул почти все секторы. Экономика росла китайскими темпами (среднегодовой темп роста — 8,8% ВВП с 2000-го по 2007-й). Наблюдался "эффект богатства": чем дороже мои активы (квартира в Риге), тем богаче я себя чувствую, тем спокойнее трачу и залезаю в долги, раздувая потребление. "Таксист-риэлтор" становился за пару лет миллионером. Зачем работать, если и так богатеешь? Надулась вся небольшая латвийская экономика, переоцененными оказались чашка кофе в рижском кафе, труд официанта кафе, труд директора кафе, само кафе, вид из окна кафе — почти все, что нельзя импортировать.

2008-й показал латвийской Золушке, что карета может превратиться в тыкву. Кризис вернул всему фундаментально оправданную стоимость: латвийская экономика должна стоить меньше, а государство — жить по средствам. Откорректировать цену экономики (реальный курс лата) можно было либо девальвацией, либо снижением цен (дефляцией) и зарплат в номинальном выражении. Последний вариант, так называемую внутреннюю девальвацию, то есть обесценение экономики при стабильном курсе национальной валюты, и выбрала Латвия.

Постфактум видно, что это решение кабинета премьер-министра Валдиса Домбровскиса было правильным. Урезание бюджетных расходов (например, пенсии неработающим пенсионерам были снижены на 10%, работающим — на 70%, зарплаты бюджетникам — на 15-20%, уволено более четверти всех чиновников) дало эффект. Если до кризиса основным драйвером роста было потребление, то теперь экспорт. Удешевив стоимость труда, Латвия смогла найти свою нишу на мировом рынке.

Разобрались и с банковским сектором. Тут отчасти помогла Швеция. В разгар кризиса шведский ЦБ просчитал возможные убытки своих банков и потребовал от них увеличения капитала (у латвийской "дочки" SEB, к примеру, кредитный портфель составлял €3 млрд, а капитал — всего €300 млн). В итоге латвийские "дочки" Swedbank, SEB и Nordea (их доля составляла 60% всех активов банковской системы Латвии) были рекапитализированы и принципиально воздержались от того, чтобы распродавать латвийские активы. Не обошлось, правда, без жертв. Parex (до кризиса был крупнейшим банком Латвии, не имеющим материнских компаний в Скандинавии) не выдержал набега вкладчиков. После начала кризиса летом-осенью 2008-го его клиенты менее чем за полгода вынесли из банка 34% депозитов. Пришлось его спасать и национализировать.

Быть посредине всех дорог

Кризис, впрочем, помог эффективным компаниям. "Начиная с 2005-го мы внимательно смотрели на то, что происходит с макроэкономикой: какой торговый дефицит, какая закредитованность населения,— рассказывает "Деньгам" председатель правления крупнейшего частного банка Латвии Rietumu Александр Панков.— Кризиса в том конкретном проявлении, как это случилось в 2008-м, мы не ждали. Но было очевидно и то, что хеппи-энда не будет. Понимая ситуацию и рассчитывая только на свои силы, мы приняли решение приостановить активность в Латвии. Стали присматриваться к другим рынкам, в том числе и к российскому. В результате латвийская доля кредитного портфеля банка составляла к началу кризиса 50% (или 25% от активов). По латвийским активам наши потери оказались близкими к средним по рынку, но это была всего лишь четверть активов. Что и позволило даже в разгар кризиса каждый месяц, квартал и год заканчивать с прибылью".

Но кризис не только заставил повысить эффективность риск-менеджмента, но и трансформировал экономику на структурном уровне. Если до 2008 года основным драйвером роста было кредитование и потребление, то теперь наиболее перспективные отрасли экономики — транзит и логистика с ориентацией на экспорт (44% ВВП — в 2009-м, 62% ВВП — сейчас). Чтобы выжить в условиях современной экономики, Латвии надо использовать конкурентные преимущества, а они в основе географические (ворота в Европу) и культурные (знание и европейской, и российской специфики).

Быть на пересечении всех дорог — новый девиз латвийской экономики. Тот же Rietumu делает сейчас явный акцент на освоение не только отечественного, но и иностранных (в том числе России и стран СНГ) рынков. Торговое финансирование в таких условиях — одно из очевидных направлений деятельности. В самой Латвии успешно работают компании из России (крупнейший торговый партнер после Литвы и Эстонии). В трех основных портах — Риге, Вентспилсе и Лиепае — они построили терминалы и поставляют продукцию на мировой рынок. Если в Санкт-Петербург нельзя зайти без ледокола в течение четырех месяцев, то Вентспилс — порт незамерзающий.

Все эти преимущества активно используются. Крупнейшая компания Латвии сегодня — Uralchem Trading, "дочка" российского производителя удобрений "Уралхима". В декабре 2013-го она завершила строительство в Риге терминала по перевалке и хранению удобрений, объем инвестиций в который превысил €60 млн — солидный масштаб для Латвии. Выбор Риги в качестве своего основного терминала для поставок продукции в Европу и далее понятен: глубоководный и почти незамерзающий Рижский порт.

Транспорт и логистика уже вносят значительный вклад в ВВП страны — около 15%. 89% оборота в латвийских портах, более 80% оборота на железных дорогах и все перевозки нефти и нефтепродуктов через систему магистральных трубопроводов — это транзит. Более 8% работающего населения обеспечивают транспорт и транзит. Грузооборот портов — более 75 млн т, и именно он драйвер роста: в последние годы рост был по 10% в год, правда, в 2013-м ожидается небольшой спад из-за общей негативной сырьевой конъюнктуры в мире. Тем не менее транзит — источник нового роста, и бизнес это понимает. Так, совсем недавно был реконструирован Рижский порт, что позволит ему в перспективе увеличить грузоперевозки на треть.

Известный американский финансист Нассим Талеб как-то заметил, что устойчивое в бизнесе — это не противоположность неустойчивому, а нечто, что извлекает пользу из неустойчивости и рискованности вокруг. Здесь Латвия тоже пример. В стране развивается высокотехнологичный сектор, интересное направление — IT-аутсорсинг. Латвийская компания Deac оперирует крупнейшими дата-центрами в Прибалтике. Среди клиентов много компаний из России. "Российских клиентов привлекает качество европейского сервиса и похожий менталитет, а также возможность общаться на русском языке,— объясняет глава отдела продаж Deac Гундарс Кулупс.— Кроме того, компании полагаются на высокие гарантии сохранности и безопасности своих данных, хранящихся в европейских дата-центрах". Деловой климат в нашей стране таков, что многие бизнесмены предпочитают хранить информацию на серверах за пределами России. А Латвия благодаря этому выигрывает. Кстати, дата-центр Гризинькалнс располагается в бункере — бывшем командном пункте Советской армии. Пригодился для чего-то созидательного наконец.

Тот же фактор "близкой и понятной" Европы позволил Латвии выиграть и от банковского кризиса на Кипре: многие нерезиденты, в том числе и россияне, ищут новую тихую гавань. По данным ЕЦБ, нерезидентам принадлежит около половины всех латвийских депозитов, и в немалой мере это русские деньги. Можно выбрать Люксембург или Голландию, но по-русски там с клиентами, как в Латвии, говорить вряд ли будут. Культурная близость помогает и рынку недвижимости (в цене модная Юрмала, в отличие от не оправившейся от кризиса Риги). Многие россияне в последние годы покупают недвижимость в Латвии или вкладываются в латвийские компании, получая вид на жительство в ЕС. По оценкам Deloitte, за три с половиной года благодаря этому в экономику было привлечено €780 млн (почти 4% ВВП).

Проблемой остается миграция в другие страны ЕС рабочей силы, особенно молодежи. Население Латвии сократилось с 2,2 млн в 2007-м до 2 млн в 2013-м. Впрочем, есть в этом и положительные моменты: гастарбайтеры не забывают оставшихся дома родственников и ежегодно переводят им по €500 млн — около 2,5% ВВП. Правительство, впрочем, не радуется сложившейся ситуации — недавно была принята и обнародована Программа реэмиграции. Но особых надежд на возврат неплохо устроившихся в более развитых странах ЕС латвийцев пока нет.

Да, эйфории начала 2000-х больше нет, зато есть более сбалансированный и устойчивый рост. Карету нужно заработать, а не получить по волшебству скандинавских кредиторов. Зато потом она не превратится в тыкву.