Кто не мечтал о взаимной верности в браке. И лишь немногим, увы, удалось ее сохранить. Что же говорить о французах, известных своим легкомыслием, — однако и французская история располагает примерами постоянства: например, писатели Луи Арагон и Эльза Триоле вошли в историю как очень стабильная и любящая пара. Французское общество, невзирая на особенности национального характера, всегда пыталось замалчивать вопросы секса, сперва во имя религии, затем во имя благополучия. Буржуазную мечту о спокойствии изрядно поколебал 1968 год, шумно провозгласивший конец всем запретам и прославивший свежую и радостную сексуальность. Франции больше не нужна была любовь-тюрьма. Сартр и Симона де Бовуар, пара-символ этого времени, утверждали: в семейной жизни можно позволить себе все что угодно, и всем чем угодно можно поделиться с партнером.
В эту эпоху социальных потрясений неверность стала почетным правом, а откровенность — почетной обязанностью. Но, хотя повсюду воспевали свободу, воспевающие голоса нет-нет да и срывались: мораль изменилась, а человеческая натура осталась прежней, так и не научившись меньше страдать и переживать, и сквозь ликующую песнь свободы то и дело пробивался тоскливый мотив ревности. Таким образом, пара 80-х годов, зажатая между ханжеской всезапрещенностью и лицемерной вседозволенностью, хромает на обе ноги. Однако грозная опасность СПИДа — крыло ангела смерти, осенившее разом все случайные пары и любови на час — перевесила в сторону трагизма трагикомическое похмелье на следующий день после любовного пира. Теории продолжали возникать и таять, как снег, пока повзрослевшая нация не пришла к самому очевидному и самому трудному выводу: каждый имеет право выбирать для себя верность или неверность, свободу или оковы. На следующий день после похорон Франсуа Миттерана 86% опрошенных французов сочли оправданным и необходимым присутствие двух семей президента у разверстой могилы... Имя этой революции — терпимость. Суть в том, что неверность может — но отнюдь не должна — быть союзником супружеской пары в ее потребности сохраниться.
Одна из знаменитых супружеских пар, писатели Филипп Соллерс и Джулия Кристева, согласилась поделиться с сотрудниками французского журнала Nouvel observateur своими соображениями о любви и окружающих ее обстоятельствах. Концепция их такова: во-первых, эти две сильные личности вообще отрицают слово "пара", предпочитая ему слово "союз". Двое должно быть больше, чем один плюс один, а не меньше; гармонию необходимо искать не в сходстве, а в разности. Мужчина и женщина изначально не имеют ничего общего: это две разные вселенные. Именно парадоксальное делает любовь любовью. Соллерс цитирует Гельдерлина (кто уж понимает в любви больше немецких романтиков): "Все конфликты мира подобны любовным конфликтам". В основе любого конфликта — внутренняя тяга сначала к разделению, а потом к воссоединению; так артерии разделяются и встречаются в сердце. "Точно так же в любви присутствуют два парадоксальных, противоположных начала: тяга к константности, стабильности и повышенное сенсорное восприятие — любовь и желание по отношению ко всему миру".
Джулия Кристева считает, что все это соответственно относится и к верности, которая точно так же состоит из двух факторов: постоянства и желания уступить своим чувствам и желаниям. Постоянство заложено в натуре человека. Едва родившийся ребенок уже создает себе два образа, имагос — и в наших любовных опытах мы невольно ищем отображения этих двух имагос. И когда человек имеет подсознательное сильное стремление к верности, ему уже не нужно контролировать чувственное начало: он может дать ему свободный ход, и это ничего не изменит в сексуальном партнерстве. Подавление внутренних желаний опасно и вредно, и не предавать гораздо важней, чем не изменять. Огромное количество предрассудков, основанных на неправильном воспитании или неправильной расстановке сил в семье родителей, вызывают чудовищные перекосы в семейных моделях. Например, известный призыв "люби меня, то есть не подозревай" по сути значит "будь мне мамой (папой)" и приводит к патерналистским отношениям в семье.
Понятия о верности и счастье вообще достаточно туманны и искажены. Полностью реализованная в браке сексуальная и душевная энергия не оставляет человеку возможности сублимации, то есть делает невозможным творчество. Пруст писал: "Счастье оздоравливает тело, а горе развивает духовные силы". От Шекспира с его неверной смуглой леди до Бреля, написавшего песню "Не покидай меня", чтобы удержать неверную Сюзанну, от "Адольфа" Констана и юного Вертера до маркесовской героини с пачкой непрочитанных писем — искусство питается любовным горем, устраивает стриптиз предательства, украшает душевные раны прекрасным орнаментом и живет на лезвии бритвы, отделяющем счастье от несчастья.
ЕЛЕНА Ъ-НЕЛЛИС