Бельгийский фильм "Разомкнутый круг" стал коммерческим хитом на родине, успешно прошел по фестивалям и попал в шорт-лист "Оскара". Героическим попыткам авторов соединить попсовую мелодраму с трактатом о смысле жизни внимал АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
Разъезжая по родной Бельгии, герои не перестают грезить об американских просторах
Фото: Filmz.ru
На фоне фламандских ландшафтов и натюрмортов, туристических красот Гента и его окрестностей является пара харизматичных персонажей: хиппующий бородатый Дидье, играющий на банджо в самодеятельном ансамбле кантри-музыки, и Элиза, работающая в тату-салоне. Она интригует его тем, что на своем теле покрывает имена предыдущих возлюбленных новыми татуировками — своего рода замкнутый круг. Он поражает ее своей влюбленностью в Америку и тем, что знает не только Элвиса Пресли, но также Билла Монро, отца стиля блюграсс.
Между героями вспыхивает искра высоковольтного напряжения. Они образуют чудесную романтическую пару: живут в трейлере, занимаются любовью в грузовике, нагишом катаются на лошадях. Элиза присоединяется к кантри-группе, и фильм заполняется дивными мелодиями из Аппалачей: эти мелодии родились когда-то от слияния мотивов британских иммигрантов с негритянским блюзом и вот теперь вернулись в Старую Европу. Весть о том, что Элиза беременна, застает Дидье врасплох, но он быстро преодолевает свое принципиальное нежелание продолжать непутевый род людской. Волшебная девочка Мейбелл, появившись на свет, становится принцессой этого утопического рая, в котором ни разу не упоминают о деньгах и каких бы то ни было бытовых проблемах. Поэтому появление на телеэкране Джорджа Буша, комментирующего теракт 11 сентября, выглядит инородным элементом, и Дидье с Элизой, поглощенные своим счастьем, на него никак не реагируют. Жизнь кажется прекрасной и бесконечной до тех пор, пока на голову героям не сваливается камень: их дочь неизлечимо больна, у нее рак, врачи борются за ее жизнь, но исход предрешен.
Увлечение мифологической Америкой — ключевая тема картины, и она сообщает ей то лирическое обаяние, которое редко бывает присуще европейскому кино, да и новому американскому тоже. В "Разомкнутом круге" альтернативность персонажей никак не связана с эстетикой маргинального реализма, с показом изнанки и мерзостей жизни: даже смерть выглядит здесь если не красиво, то вполне пристойно, и фильм не теряет присущей ему милоты. Атмосфера определяется точным соответствием фактуры и персонажей, великолепной операторской работой и монтажом, позволяющим строить драматургию вопреки хронологии по принципу джазовых синкоп, и, разумеется, завораживающим саундтреком. В первой своей половине фильм движется по гипнотической траектории, как старая заезженная пластинка, возвращаясь к одной и той же теме потерянного рая. Под стать и исполнители: Йохан Хелденберг, которому принадлежит также идея сценария и который сначала разыграл этот же сюжет в театральной пьесе, и Верле Батенс, сыгравшая свою мелодраматическую роль с редким для этого жанра достоинством.
Вторая половина фильма — спуск в ад. Каждый из героев по-своему переживает трагедию. Элиза впадает в мистицизм: ей кажется, что дочь вернется в их дом в образе птицы, и теперь самое главное, чтобы эта птица не разбилась о стекло веранды, как та, чью гибель так тяжко переживала Мейбелл. Дидье же, напротив, утверждается в своей позиции воинствующего атеиста: в аффекте он произносит протестную речь во время концерта, обращенную к президенту Бушу, а фактически — к самому Господу Богу. В этот момент мы понимаем, что романтическая утопия, как та самая птица, разбилась при столкновении с жизнью, которая задумана и построена по гораздо более жестким законам.
Однако тема борьбы с религиозным фундаментализмом (тем, который препятствует опытам со стволовыми клетками и поискам путей борьбы с онкологической бедой) оказывается чужда глянцевому миру фильма. Чем ближе к финалу, тем больше он превращается во что-то другое, не слишком внятное и убедительное. И только наезд камеры на тело Алабамы (такое новое имя приняла убитая горем Элиза), украшенное татуировкой Alabama & Monroe, вновь возвращает нас в тот мифологический рай, откуда фильму удалось вырваться только в сюжетном смысле. Но не в художественном.