Специальный корреспондент ИД "Коммерсантъ" Ольга Алленова поговорила с американскими семьями, которым "закон Димы Яковлева" помешал завершить процесс усыновления российских сирот с инвалидностью. Спустя год эти дети все еще живут в детских домах. Американцы по-прежнему хотят усыновить детей, с которыми уже познакомились, а если это будет все же невозможно, мечтают, чтобы дети нашли семьи в России.
Фото: из личного архива
Фото: из личного архива
Дженнифер Абель, штат Вашингтон
У нас с мужем три биологические дочери, им сейчас 12, 14, и 16 лет. Мой муж Кристофер ремонтирует вертолеты и самолеты, я домохозяйка. Решение усыновить детей из России пришло давно... Когда мы решили усыновить детей, мы хотели помочь тем, кто не просто нуждался в семье, но и имел мало шансов найти ее у себя на родине.
Почему мы решили взять в семью именно Ольгу и Василису — детей с синдромом Дауна? У мужа есть два двоюродных брата с синдромом Дауна. Один уже взрослый и живет сам, как любой взрослый человек. Второму три года, он прекрасно развивается. Для нас они ничем не отличаются от других людей — Бог просто благословил их дополнительной хромосомой, это делает их особенными в хорошем смысле. Своей жизнью они меняют мир вокруг себя. Среди наших друзей у двух семей есть дети с синдромом Дауна. Здесь, в Соединенных Штатах люди с этим синдромом ходят в школу, имеют работу, некоторые становятся актерами и телеведущими. В хорошей семье, где царят забота и любовь, и с грамотной профессиональной поддержкой, дети с синдромом Дауна могут достичь больших успехов в жизни.
В Америке нас учат принимать всех. Принятие человека таким, какой он есть,— это целая философия, которая преподается в школах. Если бы нам позволили завершить удочерение Ольги и Василисы, они бы пошли в школу и церковь с детьми, которые не являются инвалидами. Дети-инвалиды — часть американского общества, которая имеет равные с остальными права. Мы бы поставили Ольгу и Василису на ноги, как своих собственных дочерей. А когда они выросли бы, мы помогли бы им найти работу, и если бы они захотели, то стали бы жить самостоятельно. Они были бы активной частью нашей семьи. Мы прекрасно понимали, что у девочек большие медицинские потребности, но это нормально, и нас это совсем не пугало.
Ольга и Василиса оказались прекрасными детьми... Они живут в Нижегородской области, в одном интернате. Когда нам предложили познакомиться с ними, мы сразу согласились — они были очень красивые на фотографиях. Собрали документы и полетели в Россию. Взяли направления на посещение девочек. Когда мы увидели Василису, ей было три года. В тот миг, когда мне ее передали на руки, у меня появилось чувство, которое я испытывала несколько раз в жизни — когда моих биологических дочерей передавали мне в роддоме... Такая чистая любовь. Василиса все время смеялась и улыбалась, когда мы с ней играли. Мы с мужем тоже не могли перестать улыбаться. Нас спрашивали, почему мы хотим ее взять, а мы отвечали: "А почему нет?" Те четыре дня, которые мы провели с ней, будут всегда в нашей памяти.
Ольге было тогда шесть лет. Она была уже взрослой девочкой и не была в нас уверена. Но, когда мы пришли к ней во второй раз, она уже улыбалась и называла нас мамой и папой. Мы принесли мяч, он ей очень понравился — она смеялась, когда мы кидали друг другу мяч... Еще ей понравились головоломки, которые сделал муж.
Вскоре после нашего знакомства с Ольгой и Василисой, когда мы уже были дома и ждали даты заседания российского суда, нам сообщили, что в России принят закон, который запрещает американцам усыновлять детей в России... Нам сказали, что мы не можем продолжить удочерение Ольги и Василисы. Это нас сломало. Мне до сих пор трудно в это поверить.
Тем не менее мы понимаем господина Путина, понимаем, почему был принят этот закон — чтобы защитить детей. Были дети, которые пострадали от своих американских приемных родителей, это правда. Однако не все американские родители такие, эти случаи были исключением! Большинство американцев любят приемных детей, как своих биологических, и никогда не станет им причинять вред.
Семья Шаны и Рона Пардью с приемным сыном Купером
Фото: из личного архива
Я молюсь, чтобы Ольга и Василиса нашли семью в России. Скажите, что я могу сделать для этого?
Джонана Джоли, штат Миссисипи
Я домохозяйка, мой муж работает с информационными технологиями. У нас двое биологических детей.
Имя нашей дочери — Альбина. Мы очень много работали над тем, чтобы собрать все необходимые документы, познакомиться с ней и забрать домой. На всю процедуру у нас ушло почти полтора года. Для российского усыновления требуется больше документов, чем в других странах, но мы очень старались, чтобы Альбина быстрее оказалась дома.
Наконец в октябре 2012 года нам разрешили приехать в Россию, и мы посетили ее в детском доме в Коломне. Мы привезли Альбине фотоальбом со снимками всех членов ее новой семьи. Там были фотографии ее новых мамы и папы, 13-летнего брата, 7-летней сестры, бабушки и дедушки. Еще там были фотографии ее нового дома и собаки. Альбина сразу стала называть моего мужа папой. Она поняла, что мы ее семья, и мы пообещали скоро за ней вернуться. Мы уехали и ждали приглашения на суд в Россию. Но в это время в России приняли закон, который делал удочерение Альбины нашей семьей невозможным. Мы очень переживали и переживаем до сих пор. Альбине сейчас шесть лет. Во время наших визитов в детский дом мы ей говорили, что она умная и красивая девочка и что ей будет интересно жить в нашей семье.
Почему мы решили усыновить ребенка с особыми потребностями? Мы читали много историй в интернете о других семьях, усыновивших таких детей. Мы видели такие семьи рядом с собой. Мы стали чувствовать, что это наше призвание, что это угодно Богу. Мы много думали о детях с синдромом Дауна. Мы знаем, что в России детей с этим синдромом часто отдают из биологических семей в детские дома, а потом они попадают в учреждения, в которых у них совсем нет надежды на будущее. Мы хотели усыновить российского ребенка с синдромом Дауна, чтобы дать ему семью и будущее. Я хочу, чтобы вы поняли: мы это делаем и для ребенка-сироты, и для себя. Мы знаем, что наша семья станет лучше, и в ней будет больше добра, если мы возьмем к себе эту маленькую девочку.
В Америке у семей с детьми, имеющими синдром Дауна, нет особых проблем. Это не рассматривается как тяжелое бремя... Дети с синдромом Дауна способны к обучению, здесь есть много медицинских и образовательных возможностей для того, чтобы помочь таким детям достичь высокого уровня развития своих способностей. Люди с синдромом Дауна ходят в школу и даже в колледж. Они получают рабочие места, и многие из них могут жить самостоятельно, когда они становятся взрослыми, некоторые женятся. Так что синдром Дауна здесь никого не пугает, и нет ничего особенного в том, чтобы усыновить ребенка с таким синдромом.
Альбина нас ждет. Я очень хочу забрать ее домой. Я молюсь, чтобы добрая и любящая русская семья увидела ее, полюбила и приняла.
Кристен Видерфорд, штат Вирджиния
Я знаю, что многие американцы берут в семьи детей по религиозным мотивам, но я думаю, что столько же американцев делают это просто из желания помочь ребенку-сироте. Мой муж Эндрю и я всегда хотели усыновить ребенка, а также иметь биологических детей. Мы думали, что усыновление станет для нас очень хорошим этапом семейной жизни. Пока у нас нет детей, мы могли бы предложить все наше время и энергию усыновленному ребенку, чтобы он мог обосноваться в нашем доме, принять нас, ни на что не отвлекаясь. Когда мы начали говорить об усыновлении, то решили, что хотим взять именно такого ребенка, которому трудно найти семью. Мы слышали, что некоторые страны имеют много детей с синдромом Дауна, которые нуждаются в семье, и эта проблема там не решена. Учитывая заботливый характер Эндрю и мой опыт работы с детьми с ограниченными возможностями, мы думали, что сможем дать дом и семью ребенку, который нуждается в помощи. Мы никогда не боялись синдрома Дауна...
Важный закон об инвалидах, принятый в 1990 году, делает дискриминацию людей с ограниченными возможностями незаконной. Эти законы работают хорошо. Например, все здания имеют пандусы и доступ для тех, кто в инвалидных колясках; дети-инвалиды проходят тестирование на знания общеобразовательной программы в школе так же, как обычные дети. Для взрослых есть много компаний со специальными программами для трудоустройства. В моей любимой пекарне в городе работают только инвалиды. Они делают самые красивые, вкусные торты. Все это, конечно, не было бы возможно без специальных законов. Тем не менее нам многому еще надо учиться.
Мы с Эндрю начали оформлять документы на удочерение Ирины в мае 2012 года, а поехали встретиться с ней уже в октябре. У некоторых людей это занимает много лет, но мы все делали как можно быстрее, потому что знали, что Ирине необходима медицинская помощь. У Ирины синдром Дауна. В апреле ей будет три года. Она оказалась в Доме ребенка сразу после рождения, и ее никогда никто не навещал. Пока Ирина была в первом приюте, она много болела, и это было заметно по фотографии. Но во втором Доме ребенка, где мы с ней познакомились, она набрала вес и выглядела здоровой.
Тогда же, в октябре, мы подписали документы, что хотим принять Ирину в свою семью. Как только мы вернулись в США, мы начали оформлять документы для суда. Я очень старалась все сделать быстрее, поэтому этот процесс занял всего несколько недель. Собрав документы, мы отправили их "быстрой" почтой в Россию и стали ждать. Но время шло, нам ничего не сообщали, с нами не связывались. А потом — почти через два месяца — мы узнали, что в России подписан закон, запрещающий усыновление. Мы были так близки... Если бы российская сторона оформила наши документы чуть быстрее, мы бы успели пройти суд, и Ирина была бы дома с нами.
Семья Дженнифер и Кристофера Абель
Фото: из личного архива
Ирина такая красивая. Няня в приюте сказала, что она похожа на Эндрю и меня, я тоже так думаю. Она была такая маленькая, но в ней уже чувствовалась личность. Я видела, что у нее огромный потенциал. Она все время улыбалась, была в восторге от игрушек.
Я считаю, что в ее детском доме замечательные няни, они упорно трудятся, стараются изо всех сил. Огромное им спасибо за то, что любят ее. Мы надеемся, они будут обнимать и целовать ее на ночь за нас. И скажут, что мы любим ее и думаем о ней все время.
Мы оставили для нее свое одеяло, которое хранит наш запах, чтобы оно напоминало ей о нас. Мы оставили зеркало на ее кроватке, чтобы она могла смотреть на себя. Мы видели, что она любила играть со своими руками, как это иногда делают сироты, и мы надеялись, что зеркало ее отвлечет.
Я специалист по развитию ребенка. В Америке у нас есть школы для детей с ограниченными возможностями. Когда ребенку исполняется два года, он идет в такую школу и может находиться в ней, пока ему не исполнится 21 год. Если ребенку меньше двух лет, педагог приходит к нему домой. Если у ребенка синдром Дауна, обучение и наблюдение начинаются сразу, как только он приезжает домой из родильного дома.
Я обучаю педагогов из 300 школ работать с детьми с ограниченными возможностями в возрасте от двух до пяти лет. Я люблю свою работу — дети-инвалиды имеют большой потенциал, и, чтобы они жили полной жизнью, им просто надо дать возможность учиться. Я хотела дать Ирине такую возможность. В Америке люди с синдромом Дауна имеют работу, многие живут самостоятельно, а некоторые даже женятся. Они живут нормальной жизнью, получая лишь небольшую помощь социальных работников.
Я думаю, важно сказать, что в 1975 году в Америке был принят закон об образовании, в котором закреплялось право на образование для людей с ограниченными возможностями. Мы провели много исследований в этой области, много работали и все еще пытаемся улучшить жизнь людей с инвалидностью. Это, конечно, занимает много времени, ведь нужно помочь людям понять свой потенциал и показать, в чем они похожи на других, а в чем — нет. Часть моей работы заключается как раз в оказании помощи детям-инвалидам, которые учатся в одном классе с обычными детьми. И тут важно понимать, мы помогаем не только детям с инвалидностью, но и обычным, ведь обе группы учатся друг у друга.
Если бы мне удалось поговорить с российскими законодателями, я бы попросила их заботиться о ваших маленьких, самых беззащитных гражданах. Я понимаю, что в России постепенно будут менять законы и жизнь таких детей, как Ирина, будет улучшаться. Но это может занять десятилетия, ведь то же самое было и у нас... Не позволяйте целому поколению детей провалиться в эти временные трещины тогда, как уже сейчас есть семьи, где их ждут. Пожалуйста, дайте им шанс жить полноценной жизнью! Позвольте нам удочерить Ирину!
Но, если это невозможно, мы просим россиян удочерить ее... Она достойна счастливой жизни в семье. Мы понимаем, что это трудно, это всегда дополнительная работа — заботиться о ребенке с ограниченными возможностями. Но это великое счастье. Я, как специалист, обещаю вам, что Ирина может вырасти и достичь в жизни многого, если у нее будут любящие мама и папа. И она ничем не будет отличаться от других детей, поверьте. Я это точно знаю, я вижу это каждый день на работе.
Россия не позволила Ирине быть нашей дочерью, но для нас она уже наша дочь. Мы любим ее, мы хотим для нее счастливой жизни, даже если эта жизнь будет не с нами. Если российская семья примет Ирину, мы были бы счастливы стать их друзьями, помочь им в обучении Ирины, сделать все для того, чтобы эта маленькая девочка стала счастливой и независимой. Каждый ребенок должен знать, что это такое, когда есть мама и папа и они целуют его на ночь. Я не хочу видеть, как Ирина растет в детском доме без семьи. Это ужасно. Это заставляет меня плакать по ночам.
В России у нас никого нет. Я хотела бы знать о том, что происходит с Ириной... Я просто смотрю на ее фотографию в базе данных каждое утро и надеюсь увидеть, что Ирина нашла семью...
Каждый день я надеюсь, что в России отменят этот закон. Я хожу к психотерапевту каждую неделю, чтобы говорить о моем горе.
Шана Пардью, штат Теннесси
Мы с моим мужем Роном счастливо женаты уже много лет. У нас семеро детей. Нашим биологическим детям 27, 21, 18, 15 лет, а близнецам 12. В июле 2012 года наша семья пополнилась чудесным маленьким мальчиком из России. Сейчас Куперу три года, у него синдром Дауна. Мы решили принять его, потому что хотели развивать нашу семью, хотели, чтобы в ней было больше любви. Мы любим детей и не видим никакой разницы между ребенком с особыми потребностями и обычным ребенком. Я думаю, что все дети заслуживают большой семьи, которая будет любить их и обеспечивать их потребности.
Когда мы привезли Купера домой, он ничего не мог делать, просто лежал. Он не мог ходить, говорить, взаимодействовать с другими людьми, играть с игрушками. Он не мог есть твердую пищу и самостоятельно пить жидкость. Ему было 23 месяца, а он весил только 15 фунтов (около 7 килограмм) и был 27 дюймов (69 сантиметров) в длину. Прошло полтора года, и теперь Купер ходит (и даже бегает!), говорит, поет, играет в прятки, сам пьет из чашки и ест все, что едим мы. Он прекрасно общается с нами и со своими друзьями. Он счастливый и здоровый маленький мальчик.
В июне 2012 года, когда мы приехали в Красный Бор Смоленской области знакомиться с Купером, мы увидели Ивана, милого маленького мальчика, у которого синдром Аперта. Это генетическое заболевание, которое вызывает преждевременное сращивание костей черепа. Без своевременного медицинского вмешательства у ребенка повреждается головной мозг, ему грозит инвалидность и даже смерть. Ребенок с таким заболеванием имеет неотложную потребность в хирургической операции. Но, к сожалению, такие операции редко делают в детских домах, особенно если заболевание не находится в острой форме. Но болезнь может обостриться в любой момент, и для того, чтобы кости не повредили мозг, рядом должны быть опытные специалисты. Пока Иван не страдает от мозговых повреждений, он обладает сохранным интеллектом, но синдром будет прогрессировать. И, когда это начнется, мы бы хотели, чтобы Иван имел рядом профессионального доктора...
Когда мы познакомились с Иваном, мы в него просто влюбились. Он был такой милый и трогательный. Он понимал, что мама и папа не придут за ним, он сам так говорил. В июне 2012 года мы провели с Купером и Иваном четыре дня, каждый день мы приходили в детский дом и играли с детьми. Через месяц мы приехали за Купером и общались с Иваном еще три дня. Вернувшись домой, мы стали искать для Ивана семью. После долгих поисков мы смогли ее найти, и эта семья начала оформлять документы, но потом не смогла завершить процесс усыновления — по какой причине, мне неизвестно. Когда мы узнали, что усыновление Ивана остановилось, то поняли, что именно мы с самого начала должны были стать для него родителями — мы все время о нем думали. И мы начали снова собирать документы.
Почему мы решили, что справимся? Есть много причин для нашего решения. Но главное — то, что мы так чувствуем. Иван жизнерадостный, умный, прекрасный ребенок. Он заслуживает достойного места в этом мире. Мы думаем, что Бог дал нам встречу с Иваном не просто так. Он рожден для любви, и мы могли бы дать ему такую любовь, а он дал бы свою любовь нам. Он стал бы желанным ребенком в нашей семье.
Мы знали, что можем позволить себе лечение Ивана: по нашей медицинской страховке можно делать такие операции членам семьи. С хирургической помощью Иван может жить совершенно нормальной жизнью. Его кости быстро растут, и хирург должен делать операции, чтобы убирать лишние сантиметры. Такие операции делаются регулярно, но они никак не влияют на развитие ребенка...
Но мы не смогли усыновить Ивана. Был принят закон, который не дал нам это сделать. Мы тяжело переживаем этот запрет и то, что не смогли помочь Ивану.
Джоди Джонсон с Оксаной
Фото: из личного архива
Летом 2012-го Ивану было три года, сейчас ему уже четыре с половиной. У меня нет с ним связи. Я не знаю ничего о нем. Последнее, что я слышала: Иван переведен из Красного Бора в другой детский дом для детей старше четырех лет. Я не понимаю, как узнать о нем хоть что-то. Я все время ищу в интернете информацию, но там ничего нет. Мое сердце все время с этим ребенком. Если кто-то захочет дать ему семью, это спасет Ивана. И Бог благословит этих людей.
Джоди Джонсон, штат Пенсильвания
Я мать-одиночка с тремя сыновьями. Мои сыновья — это мои биологические дети, им 19, 13 и 7 лет. Я технический специалист скорой медицинской помощи военно-воздушных сил США. Когда я училась в средней школе, у нас был класс для детей со специальными потребностями. Я знала, что однажды, когда я вырасту, я буду в состоянии любить ребенка с особыми потребностями. И вот спустя время я приняла такое решение — принять в семью малыша, от которого отказались родители и которому трудно найти семью.
Почему я решила искать ребенка в России? С Россией меня кое-что связывает. В детстве я жила на Аляске, и в 1989 году, подростком, с большим удовольствием посетила СССР. Я была восхищена городами, которые я посетила, и людьми, которых встретила.
В Соединенных Штатах, чтобы усыновить любого ребенка, в том числе и ребенка с синдромом Дауна, надо встать в очередь и ждать. А я хотела принять в семью ребенка, у которого мало шансов на усыновление. В России таких детей много, и они ждут, чтобы их усыновили. Это тоже повлияло на мое решение.
Я выбрала такое агентство по усыновлению, которое имело большой опыт работы. Они одобрили мои документы и послали мне информацию об Оксане — маленькой девочке, живущей в российском городе Кольчугино. В пакете документов, которые я получила, были фотография Оксаны, некоторая информация о ее рождении, способностях, а также медицинские диагнозы. Фотография Оксаны меня поразила — она была похожа на меня в детстве. Многие мои знакомые мне тогда сказали, что эта девочка была мне предназначена, мое сердце приняло ее. Я собрала документы, получила приглашение и поехала в Россию. Наша встреча была замечательной. Мы играли и читали, Оксана интересовалась всем, что я делала. Ей понравились детские книги на русском языке с яркими фотографиями, которые я привезла. Когда я произносила русские слова, обозначающие фрукты, овощи, части тела, она безошибочно указывала на картинки, которые перед ней лежали. В последний день нам разрешили поиграть во дворе. Когда мы вернулись, директор ее приюта накрыла стол и пригласила нас — меня, мою помощницу и Оксану — выпить чаю. Это мне напомнило о доме — я всегда со своими детьми пью чай по вечерам. Когда пришло время расставаться, Оксана плакала и кричала. И когда ее увели, директор сказала мне, что я не должна плакать, потому что Оксана это почувствует и будет печальной. Я попросила директора принять от меня Библию для Оксаны. Эта Библия написана на английском и русском языках, и я сказала, что была бы очень рада, если бы няни читали Оксане и другим детям Библию, хотя я понимаю, как они заняты. Директор взяла Библию и улыбнулась — она была рада, что я христианка. Я сказала, что обязательно вернусь за Оксаной. Директор приюта дала мне икону, которую ей привезли дети старшего возраста, посетившие церковь в их городе. Она сказала: "Храните ее, все будет хорошо",— и пообещала, что скажет в суде, что я полюбила Оксану и могу дать ей хороший дом, семью, заботу.
Когда вы напишете свою статью, могу я отправить ее директору приюта? Она хороший человек, и я бы хотела напомнить ей, что Оксане надо читать Библию. К сожалению, на мои письма она больше не отвечает. Я думаю, ей запретили это делать.
Да, я верю в Бога. Я христианка и стараюсь жить, как учил Иисус. В Библии, в послании Иакова говорится, что обязанность человека — помогать вдовам и сиротам в их скорбях. В книге Исхода дается запрет на притеснение вдов и сирот. В книге Исайи Бог говорит нам, что мы должны учиться делать добро, искать правду, спасать угнетенных и защищать сирот и вдов. В Библии есть много указаний на то, как надо людям себя вести. Не только по отношению к вдовам и сиротам, но по отношению ко всему человечеству.
Я всегда хотела усыновить ребенка, потому что нежеланный ребенок — это бессмысленно и печально. Если ребенок рождается, значит, так пожелал Бог, и этот ребенок не может быть отвергнутым. Я думаю, что все дети созданы Богом, а Бог не делает ошибок. Я полагаю, что дети, которые имеют нарушения развития или специальные медицинские потребности, рождаются такими, чтобы мир видел работу Бога в жизни такого человека и тех, кто его окружает.
В моей семье есть все, что нужно для достойной жизни. Мы могли бы тратить деньги, покупать разные вещи и ездить в отпуск в дальние страны. Но Иисус сказал, что мы не должны запасаться сокровищами здесь на земле, накапливая вещи. Я думаю, Бог дал нам все для того, чтобы мы могли помогать другим, удовлетворять их потребности в семье, жизни, еде. Для меня важно, чтобы я использовала ресурсы, которые дал мне Бог, чтобы разделить Его любовь со всеми, кого я встречаю в жизни.
Я надеюсь еще вернуться в Кольчугино. Я купила в Москве красивое ожерелье из серебра и граната. Это двойное ожерелье — одно для меня, а другое для Оксаны. Я купила его как напоминание о том, что Бог выбрал меня для Оксаны.
В январе Оксане исполнилось восемь лет, и она упускает бесценное время для того, чтобы учиться и стать успешным взрослым человеком. Теперь, после запрета, она не может быть моей дочерью. Я понимаю, что не могу это изменить. И я желаю, чтобы Оксана нашла семью, хотя мне тяжело думать о том, что она будет жить не со мной. Но для меня важно, чтобы она не осталась в этой ужасной ловушке, в сиротском приюте, откуда нет выхода. Я не теряю надежды, что когда-нибудь смогу отдать Оксане ее часть ожерелья.