Дело о всероссийском хулиганстве

24 953 человека, из них 981 женщина, были арестованы на срок от 3 до 15 суток в первые недели действия в союзных республиках СССР указов 1956 года "Об ответственности за мелкое хулиганство". Причем некоторые из наказанных были высокопоставленными, а порой и известными людьми. Милиция не переставала радоваться сокращению хулиганства и активности общественности в борьбе с ним. Однако скоро стало очевидно, что с бедой, которая к тому времени мучила страну уже почти век, настолько простым путем справиться невозможно.

ЕВГЕНИЙ ЖИРНОВ

Последствие великих реформ

Сто лет назад, в январе 1914 года, Совет министров Российской Империи, обсуждая острейшую проблему русской жизни, принял решение, в котором констатировалось:

"За последние годы наблюдается, преимущественно в сельских местностях, неуклонно возрастающее развитие распущенности, безудержного озорства и нравственного одичания, обычно объединяемых под общим наименованием "хулиганства". Не поддаваясь сколько-нибудь точному и твердому определению и выражаясь в разного рода проявлениях, свидетельствующих о полном отрицании каких-либо авторитетов, о пренебрежении к правилам нравственности, о неуважении к личным правам и собственности частных лиц и вообще о печальном падении добрых нравов в некоторой части населения, главным образом молодежи, хулиганские выходки нередко приводят и к крупным преступлениям, оканчиваясь нанесением ран, убийствами, поджогами и т. п. Отличительными особенностями преступных деяний и проступков этого рода являются их повторность, явное пренебрежение к их последствиям, подчас бесцельность наносимого вреда и отсутствие прямой выгоды как побудительного повода, причем обычно хулиганы выступают скопом, если не в составе заранее организованных сообществ, то, во всяком случае, объединенными общей склонностью к разгулу и бесчинству шайками. Усиливаясь из года в год, постепенно подтачивая коренные устои сельского быта, покушаясь на нравственные и материальные блага мирных обывателей, хулиганство уже в настоящее время является серьезной угрозой для общественной безопасности, а в дальнейшем может превратиться в народное бедствие и самым пагубным образом отразиться на общем культурном и хозяйственном уровне населения Империи. Тревожное значение усиления хулиганства единодушно признается как местными правительственными властями, так и всею благомыслящей частью русского общества — в лице органов местного самоуправления, различных организаций, печати и пр. Со своей стороны, и центральная правительственная власть, а равно и законодательные учреждения не могли не усмотреть в указанном явлении тревожных признаков недопустимого в благоустроенном государстве и разлагающего общественные нравы болезненного переживания".

Разного рода озорство наблюдалось на Руси во все времена. Но как и когда проявления молодецкой удали превратились в массовые правонарушения, отравлявшие жизнь огромной стране? Исследователи XIX века считали, что толчком к развитию неведомой ранее деревенской преступности стало освобождение крестьян. После отмены крепостного права "сто тысяч бесплатных полицейских", как называл помещиков Павел I, утратили власть над крестьянами и больше не могли ни наказывать их сами, ни отправлять их в полицию или под суд за проступки. Иная же власть в деревнях долго не появлялась. Последствия, как отмечалось в труде 1887 года "Дворянское землевладение в связи с местной реформой", не замедлили сказаться:

"Полная безнаказанность мелких проступков, сначала чинимых крестьянством, вследствие отдаленности всякой деятельной власти придала им смелость к совершению уже более крупных преступлений, в большинстве случаев остающихся также ненаказанными. Такие факты, как порубка помещичьего леса, потрава лугов и т. п. сельскохозяйственные проступки, превратились в обыденные. Поджоги сделались любимым средством часто ничем не вызванной мести. Местности, где в помещичьих усадьбах в былое время не знали, что такое замки и запоры, ныне настолько изобилуют ворами из крестьян, что приходится принимать крайние предосторожности для охранения помещичьего имущества. Нравственность в деревенском быту также не преминула ухудшиться — пьянство и разврат повсеместны".

Можно было бы счесть, что такие взгляды разделяли главным образом лишенные собственности и власти над крестьянами помещики. Однако выезжавшие в этнографические экспедиции ученые тоже отмечали резкое изменение нравов и появление неоправданной жестокости там, где ее прежде не наблюдалось. Профессор Харьковского университета Н. Ф. Сумцов после поездки в 1901 году по Ахтырскому уезду Харьковской губернии, где уровень преступности считался низким, писал:

"По временам всплывают такие явления, которые указывают на ослабление традиционного нравственного порядка, в частности на огрубение и разнузданность молодежи. Так, в одном большом и бойком селе в начале прошлого августа парубки из шутки и озорства бросили в колодезь 17-летнюю девушку, возвращающуюся в сумерки вместе с несколькими подругами с поденной работы в соседней экономии. Дело было на большой проезжей улице. Девушка была вытащена сбежавшимися крестьянами... Пострадавшая при падении в колодезь получила ушибы, промокла в холодной воде и несколько дней не могла пойти на работу от боли в глазах и в боку. Как мне передавали, провинившиеся парубки все народ великовозрастный, одному 23 года, двум другим лет по 20. Такая разнузданность и грубость резко противоречит с симпатичными чертами украинского парубка старинных народных песен, в которых наряду с несомненной идеализацией много бытовой правды. По-видимому, современные старики крестьяне правы в их жалобах на ослабление семейных нравственных уз и родительского авторитета... Старинные устои нравственной дисциплины под разнообразными влияниями потеряли прочность, а новые еще не выяснились или крайне случайны".

В других местностях хулиганство получило куда большее распространение. Анархист, а затем эсер-боевик И. Шамшурин вспоминал о временах своей молодости на Ижевском оружейном заводе:

"Драки и поножовщина на заводе не считались чем-нибудь необыкновенным и исключительным. Это были самые естественные доказательства своего превосходства, бахвальства, молодечества. Плох и никуда не годен в глазах ижевского общества был тот парень, который не дрался. Его и девки не любили, а парни за человека не считали. Кто не дрался, того все равно били на любом перекрестке. Так что волей-неволей надо было драться и на всякий случай иметь в кармане либо за поясом самодельный кинжальчик или фунтовик. Время было не только на Ижевском заводе, но и вообще везде временем обывательщины и хулиганства. Но на заводе оно носило особенный, ярко выраженный, отчаянный характер".

Однако с началом первой русской революции подобные выходки стали считаться уже невинной шуткой.

Ужас полиции

Пока революционеры в 1905 году поднимали массы на борьбу за свободу, а либералы пытались выторговать больше прав и свобод у правительства, загнанного в угол бунтами и забастовками, хулиганы тихо и незаметно обрели полную свободу действий. Местные чиновники и полицейские в малых городах, уездах и селах если не бежали, то старались не высовываться. Воинские же подразделения, расправлявшиеся с бунтовщиками, искали закоренелых врагов престола и не обращали особого внимания на сельских хулиганов. В результате их становилось все больше, и преступления они совершали все более дерзкие.

Ничего не изменилось и после подавления революции. Правительство, охранка и полиция сосредоточились на борьбе с революционерами и либералами, а хулиганы, особенно сельские, по-прежнему оставались вне поля зрения власти. Санкт-петербургский публицист А. Е. Рябченко писал в 1913 году:

"В настоящее время распущенность хулиганов не имеет границ: в деревне они разрушают ограды, заборы, ломают на кладбищах кресты (в г. Николаеве Херсонской губ. недавно хулиганы разгромили все кладбище), истребляют сады и огороды, жгут господские дома и мужицкие избы, жгут хлеб и сено; особую свирепость проявляют над животными, которых истязают и убивают. Вместе с тем не дают пощады и людям, проявляя против них особую злобность, а нередко и надругательство: людей избивают, а иногда зверски умерщвляют (недавний случай на станции Сиверской). Насилуют женщин (недавний случай в Саратове) и т. п. Пьянство, разврат и дикий разгул — их жизненная сфера. В деревне от них житья не стало. В городах от хулиганов мирному обывателю тоже приходится очень жутко: там они действуют целыми шайками, ватагами, многие из них вооружены ножами, кинжалами, кастетами и другими смертоносными орудиями, которыми они нередко действуют с целью ограбления, а иногда и так: пырнуть ножом прохожего из-за озорства им ничего не стоит. Целыми шайками в столице хулиганы не раз нападали даже на городовых и избивали их. Недавно шайка хулиганов человек в 30 напала — трудно поверить — на пожарную часть на Петровском Острове. Серьезно ранили вахмистра и часового и пытались разбить ворота пожарного двора. А на днях на одной городской работе хулиганы несколько раз портили материалы, разгоняли рабочих и избивали их; пришлось служащим отстреливаться и просить градоначальника о принятии мер против таких безобразий. Чуть не ежедневно в городские больницы привозят по несколько человек с колотыми и резаными ранами, нанесенными хулиганами. Все это происходит в столице Российск. Госуд.".

А борьба полиции с хулиганами, как писал Рябченко, почти не приносила результатов:

"После какого-нибудь необычайно ловкого или загадочного преступления: разгрома квартиры высокопоставленного лица или общественного учреждения, убийства и т. п.— полиция усиленно делает облавы на бродяг, "бывших людей", хулиганов, воров, "котов" и т. п. во всех притонах, ночлежках, на барках, в общественных садах и проч. Наловят их буквально сотни (случалось по 500 за один раз), отберут у них смертоносные орудия, которых, говорят, в настоящее время набралось в С.-Петербурге чуть не на целый музей; потом всех арестованных рассортируют. Среди них оказываются "лишенные столицы", "известные ножовщики и хулиганы", местные хулиганы (есть и такие, хорошо известные полиции), воры-рецидивисты, зарегистрированные в антропометрическом бюро, судившиеся по восемнадцати и более раз, "известные карманники", "известные конокрады", сутенеры, просто бродяги, беспаспортные, пропойцы, мелкие и крупные воришки, нищие, которые при случае не прочь стащить что плохо лежит, и т. п. Многие из арестованных хорошо известны полиции, потому что высылались по сорока и более раз. А один из нищих, который недавно умер, по сообщению газет, будто бы высылался более ста раз... В настоящее время все высылаемые из Петербурга дальше Луги или Шлиссельбурга не идут и снова оперируют в столице. Все эти "известности" своего рода, "профессора" по воровской и хулиганской части, явившись в Петербурге, опять продолжают свое преступное ремесло и буквально издеваются над нашими порядками, над полицией и дворниками (полиция на суде показала, что хулиганы на окраинах Петербурга так всюду сильны и отчаянны, что городовые и дворники их серьезно боятся)".

Неистребимая гниль

С оценкой ситуации с хулиганством были согласны и министр внутренних дел Н. А. Маклаков, и правительство, в решении которого от 9 января 1914 года говорилось:

"Явление это представляется тем более грозным, что, невзирая на принимаемые администрацией меры пресечения, озорство, безнравственные выходки, явное пренебрежение к закону и частным правам, бесчинства и вообще разнузданность усиливаются из года в год, причем ряды так называемых "хулиганов" растут не только в деревне, но и в городских поселениях, пополняясь преимущественно подрастающим поколением. Привыкая к праздности, к разгулу и к беспечному существованию со дня на день, молодежь бесцельно растрачивает свою трудовую силу и здоровье, превращается в праздношатающихся бездельников и привычных тюремных сидельцев, вырождается в тот беспокойный, опасный и не поддающийся нравственному исправлению преступный элемент, который недопустим в благоустроенном государстве. При таких условиях обсуждаемое явление становится, по справедливому замечанию Гофмейстера Маклакова, народным бедствием, могущим вызвать серьезные потрясения в государственном, общественном и хозяйственном быте Империи".

Правительство создало комиссию, которая, изучив предложения губернаторов, губернских и уездных земских собраний, пришла к выводу о необходимости срочно принимать меры:

"1) усиление уголовной репрессии против хулиганства и, в частности, усиление наказуемости хулиганских деяний, а равно ускорение судебного производства по проступкам хулиганского характера; 2) изменение действующего порядка удаления вредных и порочных членов из обществ сельских обывателей; 3) скорейшее преобразование полиции; 4) энергичная борьба с пьянством (сокращение продажи питий, преследование корчемства и передача в ведение общественных учреждений попечительств о народной трезвости); 5) устройство — при условии отнесения части расходов на счет казны — работных домов с принудительным трудом; 6) содействие развитию кустарных промыслов; 7) распространение профессионального образования; 8) усиление религиозно-воспитательной стороны обучения в народных школах; 9) оживление приходской жизни; 10) устройство разумных развлечений в деревне и, в частности, поднятие нравственного уровня печатных произведений, проникающих ныне в изобилии в сельскую среду".

Вот только в Сибири и Забайкалье не хотели принимать ссыльных хулиганов. Забайкальский генерал-губернатор специально писал об этом Николаю II, и император поручил правительству:

"Нужно вопрос о них разрешить ко благу местного населения Сибири. По-моему, следует выбрать одну местность из наиболее глухих и туда водворять ссыльнопоселенцев".

Министр внутренних дел надеялся, что решению проблемы помогут специальные работные дома, где хулиганов будут изолировать и принуждать к труду. Однако на осуществление этого проекта требовались немалые деньги. И хотя Министерство финансов обещало их выделить, вопрос о работных домах оставался делом будущего. А потому правительство решило:

"В числе мероприятий, направленных против хулиганства, Совет Министров счел полезным отметить установление строгого тюремного режима и суровой дисциплины для лиц, подвергаемых тюремному заключению за озорнические посягательства, дабы искоренить отношение к таковой каре как к временному отдыху между двумя проступками и обеспеченному существованию на казенном пайке".

Специалисты-практики, правда, считали полезной только эту меру. Товарищ председателя Гродненского окружного суда М. А. Горановский писал:

"Мы вообще слабо верим в возможность исправления хулигана, но твердо убеждены в том, что хулиганов может удержать от преступных выступлений суровая кара, не исключающая и телесных наказаний, так как строгая, суровая кара сделает для них, как людей без всякого нравственного воспитания, самое преступление страшным в силу чисто животного страха пред грозящим им наказанием — в силу того страха, который побуждает и животное, напакостившее и наказанное, не делать того, за что оно было строго наказано".

Кто бы ни был прав, после начала Первой мировой войны стал реальностью только один из предложенных способов борьбы с хулиганством — ограничение потребления алкоголя. Причем в самой жесткой форме. Однако это не принесло результатов. 9 декабря 1916 года газета "Московские ведомости" сетовала:

"На фронте — подвиги доблести и мужества нашей армии, а в тылу у нас безрадостная картина серого житья, отравляемого преступностью: кражами, иногда разбоями, против которых верных и решительных мер — увы! — не принимается. Почему это? За чем остановка? Странно сказать: на окраинах больших городов, не исключая и столицу, беспечально живут банды хулиганов, с которыми мы почему-то удивительно церемонимся, не отправляя их в работные дома. Все это по большей части зеленая молодежь в возрасте 15-25 лет, нарушающая мирную жизнь не только горожанам, но и своим семьям. Почему эта зеленая молодежь ускользнула от призыва в войска — прямо понять невозможно. Попади они в свое время в ряды армии, из них вышли бы люди, а оставшись на свободе, они пропадают и гибнут в пороке и преступлениях. Разве вы не возмущаетесь, наблюдая такие факты, что целая шайка известных хулиганов вступила на людной улице столицы (как оно было в Петрограде на Большом проспекте Петроградской стороны) в драку с другой враждебной ей шайкой и, вооружившись финскими ножами, устроила кровавую расправу. Какое досадное и обидное положение!"

Считанные недели спустя, в феврале 1917 года, императорская Россия перестала существовать — и деятельное участие в свержении власти принимали именно хулиганы.

Продукт гастарбайтерства

С приходом к власти большевиков проблема не исчезла, а, напротив, обострилась. Время от времени к бандам хулиганов, которые, как и в прежние времена, хозяйничали на окраинах крупных городов, советская власть применяла жесткие меры. В целом же ситуация оставалась неизменной. Правда, несколько по-иному стали смотреть на причины хулиганства. Если в царские времена это явление считалось прямым следствием падения нравов и плохого воспитания, то советские специалисты обнаружили у него совсем другую основу. Начальник управления рабоче-крестьянской милиции Москвы Л. Д. Вуль в обзоре "Хулиганство в Москве и борьба с ним", составленном в мае 1935 года, писал:

"Хулиганство у нас является одной из форм сопротивления мелкобуржуазной стихии, противопоставляемой сознательной пролетарской дисциплине, необходимой для коллективного труда".

Однако какие бы ни выдвигались теории, на практике все выглядело весьма печально.

"До последнего времени,— сообщал Вуль,— хулиганство в Москве было очень распространено. За последний год оно дало даже значительный рост, и поэтому борьба с ним занимает один из важнейших участков работы московской милиции. 1934 г. по сравнению с 1933 г. дал 40% увеличения случаев проявления хулиганства. При этом злостные проявления хулиганства, караемые в уголовном порядке, увеличились на 44,7%, незлостные формы, подпадающие под действие обязательного постановления Моссовета, дали рост на 35%. В 1935 г. наблюдается дальнейший непрерывный рост злостного хулиганства, и среднее ежемесячное число привлеченных в уголовном порядке за хулиганство, составлявшее в 1933 г. 817 чел., в 1934 г. возросло до 1182 чел. и в 1935 г. до 1524 чел.".

Главной причиной широкого распространения хулиганства начальник московской милиции считал приезд в столицу гастарбайтеров:

"На строительстве в Москве в 1935 г. ожидается прибытие около 50 000 временных рабочих, которые размещаются в бараках, общежитиях, рабочих городках и поселках. Культмассовая работа среди этих рабочих проводится крайне недостаточно либо совсем не проводится. B большинстве бараков и общежитий, несмотря на наличие культработника и оборудованного красного уголка, беседы, доклады, разъяснение закона о борьбе с хулиганством не проводятся, досуг занят танцами ("западными"), нередко сопровождаемыми пьянством. Процветают ругань, драки... Такое же положение в большинстве остальных бараков и общежитий рабочих".

Кроме того, указывал Вуль, хулиганство не удается остановить из-за мягкости судебных решений. Вместо реального наказания большинство злостных хулиганов приговаривали к принудительным работам:

"Вот несколько примеров "либерального" отношения судов к хулиганам:

Слюляков Д. П. пристал с гнусными предложениями к проходившей по Тверскому бульвару женщине. Получив отказ, ударил ее ногой и стал тащить за руки. При задержании оказал сопротивление, ударил учинспектора и разбил стекло в раме. Приговорен к 6 мес. принудработ.

Колосов Ф. С. напал на рабочего, рассек ему бровь и нос, задержанный прохожими, стал снова избивать рабочего. Приговорен к 7 мес. принудработ".

Как писал Вуль, часто хулиганы попросту уклонялись от принудительных работ, и милиции приходилось их разыскивать — из-за очередных выходок или чтобы доставить к месту работы. Снизить уровень хулиганства, писал начальник московской милиции, позволяло только усиление репрессий.

Несмотря на все рапорты об успехах, как только наказание для хулиганов смягчалось, они вновь становились хозяевами улиц. Так было во многих местах во время Великой Отечественной войны и повсеместно — после Победы. Один из жителей Москвы в 1945 году жаловался в письме руководству города:

"Вечером стало невозможно ходить по улицам. Хулиганы нагло пристают к прохожим, избивают их и занимаются грабежом. Сейчас я больше опасаюсь за свою жизнь, нежели в дни войны".

С появлением очередной волны хулиганства представители правоохранительных органов заводили обычный разговор — о слабости законов, либеральности судов и т. д. Начальник УНКВД по Москве и Московской области М. И. Журавлев в 1945 году на совещании в Московском городском комитете ВКП(б) докладывал:

"Нужно признать, что органы милиции, прокуратуры и суда все еще плохо, неудовлетворительно ведут борьбу с уголовной преступностью. Некоторые считают, что борьба с кражами и хулиганством осложняется тем, что меры наказания, предусмотренные законом за эти преступления, недостаточны. Однако дело не только в этом, а в том, что народные суды зачастую даже не используют полностью те меры наказания, которые предусмотрены законом. Особенно это относится к делам о кражах, грабежах и хулиганстве. Народные суды г. Москвы по делам хулиганства во II квартале с. г. 11% приговоров вынесли с условным наказанием".

После очередного усиления наказания следовал некоторый спад безмотивных преступлений, а как только милиция, прокуратура и суд переключались на другие проблемы, хулиганство вновь набирало силу.

Часть советского образа жизни

В 1956 году, когда поток жалоб трудящихся на хулиганов превратился в вал, партия и правительство снова ужесточили наказание за мелкое хулиганство. Судам разрешили без особых формальностей приговаривать задержанных за такие правонарушения к аресту от 3 до 15 суток, а МВД СССР вскоре рапортовало в ЦК КПСС об успехах:

"По состоянию на 25 января 1957 года Указы "Об ответственности за мелкое хулиганство" приняты Президиумами Верховных Советов 13 союзных республик (не приняты в Эстонской и Туркменской ССР). По принятым Указам в республиках среди населения проводится разъяснительная работа как советскими и партийными органами, так и работниками милиции... Особое удовлетворение в связи с изданием Указов "Об ответственности за мелкое хулиганство" выражают работники суда, прокуратура и милиция. Председатель Ставропольского краевого суда тов. Лаврентьев в редакцию газеты "Молодой Ленинец" сообщил: "Указ, мне представляется, дает нам возможность наиболее оперативно вести борьбу с самыми разнообразными проявлениями хулиганства". Органы милиции стали более активно вести борьбу с нарушителями общественного порядка".

Цифры, приведенные в докладе МВД, тоже не могли не радовать руководство страны:

"Со дня опубликования Указов "Об ответственности за мелкое хулиганство" по состоянию на 10-13 января 1957 года по материалам, представленным органами милиции, народными судьями, подвергнуто аресту 24 953 человека. Из них по возрастам: до 18 лет — 2008 человек, от 18 до 25 лет — 8377 человек, свыше 25 лет — 14 548 человек. Из общего количества арестованных 931 женщина...

Анализ показывает, что состояние общественного порядка в стране после издания союзными республиками Указов "Об ответственности за мелкое хулиганство" значительно улучшилось, количество хулиганских проявлений ежедневно снижается. Так, например, 24 декабря 1956 года по городу Москве было отмечено 728 случаев хулиганских проявлений, а 10 января — 227".

Граждан СССР должно было вдохновлять то, что перед новыми указами все хулиганы оказывались равны:

"Нередки случаи, когда аресту подвергаются ответственные работники советских, партийных и общественных организаций.

22 января 1957 года народным судьей был арестован на 10 суток член Союза Советских писателей Строганов Георгий Михайлович, членский билет N1158, за то, что в нетрезвом состоянии у гостиницы "Москва" выражался нецензурными словами и оправлялся;

27 января 1957 года на 7 суток был арестован заместитель директора Научно-исследовательского института Министерства местной промышленности за то, что, будучи в нетрезвом состоянии, на улице подставил ногу гражданке Дьяковской. При задержании выражался нецензурными словами. В отделении милиции буйствовал, продолжал сквернословить, пытался ударить милиционера;

23 января 1957 года был арестован на трое суток обозреватель Главной редакции международной жизни Главного управления радиоинформации Министерства культуры Шерстюк Анатолий Федорович, чл. КПСС, за нанесение ударов гражданке Максимовой. Кроме того, Шерстюк выражался нецензурными словами".

Впрочем, результат очередной кампании не отличался от предыдущих. Трудящиеся вновь писали в ЦК КПСС и Совет министров СССР о бесчинствах хулиганов. А то, как благоденствуют арестованные нарушители общественного порядка, показал Леонид Гайдай в "Операции "Ы" и других приключениях Шурика". Наверное, всем советским гражданам хотелось, чтобы нарушителей порядка пороли так, как Шурик — великовозрастного хулигана Федю. Однако самое гуманное законодательство в мире этого не позволяло, а потому принимались новые постановления и указы. Тем временем хулиганство продолжало подтачивать основы советского строя точно так же, как и царского.