Визит бундесканцлера Коля в Завидово показал, что квасной патриотизм, присущий доселе лишь природным жителям России, не чужд и немцам. Коль, родившийся в Рейнской области и выросший в окружении драгоценных виноградных лоз, спускающихся шпалерами по крутым берегам Рейна, пресытился иоганнисбергером и отныне, как сообщил пресс-секретарь президента РФ Сергей Ястржембский, всему предпочитает шипучий квас с хреном, которым напоил его российский правитель. Вероятно, вернувшись в фатерланд, бундесканцлер распорядится подавать на официальных боннских приемах так полюбившийся ему Kwass mit Meerrettich и засадить хреном рейнские склоны — немцы, как носители мужественного германского духа, только одобрят культивацию мужественного овоща. Сложнее придется президенту Франции Жаку Шираку, буде он соберется в Россию: легкомысленные французы называют квас limonade de cochon, и правильно подать публике заявление сына Франции о том, что более всего ему полюбился свинячий лимонад, будет нелегко даже искусному дипломату Ястржембскому.
Впрочем, для истинного мастера своего дела нет преград, и Ястржембский сможет как-нибудь увязать название застольного лимонада с теми cochons, которых добывает в лесах тороватый хозяин на предмет потчевания завидовских гостей. Ведь по сообщению телеграфных агентств, президент РФ не только сумел за несколько часов настрелять "более 40 уток", но и "с первого выстрела свалил матерого кабана весом более 200 кг", каковой богатой добычей и накормил державного брата Гельмута.
На первый взгляд человеку, готовящемуся к сложной операции, вряд ли стоило бы так изнурять себя опасной охотой, ибо матерый секач — свирепый и опасный противник. Александр Дюма в "Королеве Марго" изложил подлинную историю того, как раненый кабан чуть-чуть не поднял на клыки Карла IX (отделавшегося лишь распоротым сапогом). Владимир Мономах был менее удачлив — в своем "Поучении" он рассказывал сыновьям, как дикий вепрь разорвал ему левое стегно (т. е. ляжку). Могло бы создаться впечатление, что, ходя на вепря, президент РФ подвергает свои сапоги, стегна, а также спокойствие России чрезмерным опасностям — если не знать некоторых особенностей завидовской охоты. Заключаются они в том, что завидовские кабаны — не совсем той породы, с которой имели дело венценосные особы прошлых веков, а сильно окультуренные. С нежно-поросячьего возраста они приучены в определенное время являться к расположенным у подножья железобетонной башни кормушкам, и по достижении определенной матерости (т. е. привеса) мирно кормящихся свиней сквозь башенные бойницы отстреливают державные охотники. Трудно сказать, в какой степени такую смертельную схватку с мирными домашними животными можно считать молодецкой забавой, но, бесспорно, такая забава совершенно безопасна для ляжек, боков и сердечно-сосудистой системы удалого зверолова.
В несколько ином контексте вспомянул древнерусских князей нынешний приверженец ген. Лебедя (до того — Явлинского и Шахрая) Константин Затулин. Возражая критикам хасавюртских соглашений, Затулин указал, что "люди, которые не понимают вынужденности нынешнего унижения, никогда не закончили бы русско-японскую войну после Цусимы, зачислили бы во враги народа Михаила Кутузова и Ивана Калиту".
Вынужденность нынешнего унижения было бы легче понять, если бы Лебедь являлся на публике хотя бы не в качестве победоносного триумфатора — общенациональное унижение не принято переносить со столь ликующим видом. Михаил Кутузов не был зачислен во враги народа, возможно, и по той причине, что в позе екатерининского орла он явился отнюдь не тогда, когда Великая Армия торжественно вступала в Дорогомиловскую заставу, а лишь зимой 12-го года, когда Великой Армии больше не существовало. Кутузов наших дней полагает, что в позе орла являться можно во всякое время и совершенно безотносительно к положению, в котором находится Россия. Наиболее же загадочным является сравнение Лебедя с Иваном Калитой. Московский князь известен тем, что хан доверил ему централизованный сбор дани, которую Русь выплачивала Золотой Орде. Лебедь также намерен восстановить кредитно-финансовые отношения с Чечней (т. е. выплату дани, поскольку и в самые мирные времена ЧИАССР на 90% жила на дотации), однако Иван Калита мог объяснять свою позицию тем, что крохотному Московскому княжеству приходилось хитрить и юлить перед могущественной Ордой, но не столь просто растолковать смысл нынешней дани грозненской орде. Прочие аспекты деятельности Калиты еще более затрудняют аналогию. Калита славен тем, что в совместной с татарами карательной экспедиции дотла разорил Тверь, отказавшуюся платить дань ханским баскакам, и затулинское сравнение можно понять таким образом, что Лебедь вместе с Басаевым намерен учинить сходный набег на Ставрополь. Но это очевидная неправда, и удивительно, зачем соратник генерала по КРО возводит на него такие ни с чем не сообразные наветы.
Что до строевых генералов ВВ, то они окончательно утратили понимание того, что, собственно, происходит и как следует реагировать на радости долгожданного мира. Любимцы российских правозащитников горячо взялись за протрезвление жителей Грозного, где, по словам чеченского руководителя объединенной комендатуры Хадида Дадаева, "в день приходится обрабатывать (палками по заднице. — Ъ) до 30 человек". Русский коллега Дадаева по объединенной комендатуре ген. Овчинников лишь элегически сетует: "Нас уже засыпали жалобами — и чеченцы, и русские — на несправедливость наказания. Очевидно, необходимо при общей целевой установке на борьбу с пьянством дифференцировать меру наказания".
Герой Сопротивления Дадаев и вправду слаб на дифференциацию, отвешивая всем на полную катушку, т. е. максимально дозволенные ему 40 палок. Возможно, Овчинников хочет внести тут известное разнообразие, варьируя цифру от 1 до 40, но не очень ясно, какое это может иметь отношение к обязанностям русского генерала, если в основополагающих законах того государства, которому он служит, записано, что "наказание не имеет целью причинение физических страданий и унижение человеческого достоинства". Понятно, что дикость происходящего не может взволновать правозащитников и Лебедя, — они хотели мира любой ценой, они его получили, — но уж не столь утонченный полицейский генерал мог хотя бы заглянуть в Общую часть УК РФ и в качестве офицера русской службы сочесть для себя унизительным прислуживать дикарям в их экзекуциях.
Вмешательства правозащитной общественности все же можно ожидать, ибо телесное наказание угрожает не только никому не интересным алкашам и мелким воришкам, но самим Яндарбиеву и Масхадову, которые принимали торжественный парад в честь пятилетия чеченской свободы на "мерседесе", украденном 12 июля в Москве и своим происхождением как бы призванном олицетворять возвышенную суть этой самой свободы. Вероятно, в силу глубокой символичности краденого автомобиля Масхадова и Яндарбиева все же освободят от телесного наказания, а московскую правозащитную общественность — от необходимости отважно возвышать свой голос.
Проблема символического автомобиля явилась и в Москве в связи с муниципализацией ЗИЛа, ибо покупатель довольно безразличен к тому, кто именно является производителем неликвидов. Но мэр Москвы и тут нашел выход, сочинив воззвание: "Я обращаюсь ко всем вам, уважаемые москвичи. Давайте покупать ЗИЛы, самосвалы, дальнобойные грузовики этого предприятия, а правительство столицы со своей стороны окажет всяческую помощь в эксплуатации этих машин на московских дорогах и в автохозяйствах".
Не совсем ясно, посредством какого вида стимулирования — положительного или отрицательного — будет достигнут сбыт неликвидной продукции. Более гуманным было бы положительное стимулирование, приравнивающее продукцию ЗИЛа к спецтранспорту, водителям которого ГАИ не возбраняет нарушать ПДД и в случае нарушения лишь отдает, вытянувшись, честь. Но по людской несознательности — "Газель" стоит в два раза дешевле зиловского аналога — дело вряд ли обойдется и без отрицательного стимулирования, обращенного на лиц, злонамеренно манкирующих местной продукцией. Будущее покажет, кто станет привлекать большее внимание ГАИ — лицо кавказской национальности на иномарке с белорусскими номерами или чистопородный русак с московскими номерами на "Газели". Бывший гендиректор ЗИЛа Александр Ефанов любил напыщенно рассуждать о современном менеджменте, а о самом эффективном, хотя и старинном приеме менеджмента — когда несколько людей крепкого сложения предлагают прохожему купить кирпич за пять рублей, после чего совершенно добровольная сделка немедленно заключается, — даже и понятия не имел.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ