Первое, что бросается в глаза, — взгляды аналитиков Вайнахской республиканской партии на ситуацию в предвоенной Чечне заметно (а в некоторых моментах и разительно) отличаются от оценок, звучавших в российской прессе как до, так и после ввода в республику федеральных войск. Во всяком случае для российского обывателя гораздо более привычны рассуждения о "бандитской экономике" и "террористическом режиме" Дудаева, нежели изложение реально происходивших там процессов. Тем более что в России об этих процессах ничего не было известно. И читать про "экономические преобразования" по Дудаеву, согласимся, российскому читателю дико. Но так ли уж дико все это?
Да, отрицать наличие в дудаевской действительности мощной криминальной составляющей никак нельзя: доказательство тому — как милицейские сводки тех лет, так и многочисленные свидетельства мирных жителей, испытавших на себе безнаказанность "человека с ружьем". Однако, строго говоря, вести речь о бандитской экономике можно было бы лишь в том случае, если добытые криминальным путем деньги вкладываются именно в экономику, причем на государственном уровне. А таких фактов — если, конечно, не считать громких, но ничем не подкрепленных заявлений противников Дудаева, — до сих пор так и не появилось.
Зато вполне можно говорить о том, что Чечня, фактически выпавшая на три года из единого правового пространства, но тем не менее пользовавшаяся всеми выгодами пространства экономического, стала как бы уменьшенной копией всей России, в экономике которой бандитизма и террора также хватает. В России, как в Чечне, взросла теневая экономика. В России, как и в Чечне, фактически государственные, но формально АО — ничто иное, как собственность директоров и госуправленцев. В России, как в Чечне, бандит и рэкетир намного сильнее закона. Только что тейпов в России нет. А есть преступные группировки или лобби. И в России в целом все это как бы размазывается по всей ее огромной территории. В Чечне же дудаевской в силу ее малых размеров и огромных возможностей концентрация криминальной составляющей была гораздо более зримой и очевидной.